Ч о * 4 ■«* / \ -Щ&^ ** *« %ѵѵѵ Л * < е?«|\» ^^ЧЧ * НЕВИННЫЕ РАЗСКАЗЫ. СЛ*ч_ .;' НЕВИННЫЕ РАЗСКАЗЬ Н. ЩЕДРИНА. ЕзДАНІЕ КНИЗВНАГО МАГАЗИНА С Е Р Н О" СОЛО В Ь ЕВ И Ч А . С. ПЕТЕРБУРГЪ. БЪ ТИПОГРАФІИ О. И. БАКСТА. 1863. Дозволено цензурою. С. Петербург!,, Іюля 23 дня 1863 г. ГЕГЕМОНІЕВЪ, Молодой коллежскій регистраторъ Нотанчиковъ получилъ мѣсто становаго пристава. Произошло это радостное въ лѣтописяхъ русской администрация событіе слѣдующимъ необычайным!) образомъ. Однажды, одѣвшись чистенько, явился онъ на дежурство къ его превосходительству, генералу Зубатову. Генералъ, кромѣ другихъ добродѣтелей имѣвшій даръ съ перваго взгляда угадывать лю- дей, угадалъ и Пртанчикрва. Проходя мимо юнаго коллежскаго регистратора, онъ окинулъ его быст- рымъ и проницательным ь взоромъ, и тутъ же вполголоса сказалъ сопровождавшему его вице- губернатору: — А какъ вы думате . . . этот ъ молодой чело- — 2 — вѣкъ вѣдь изъ него можетъ выдти молодецъ становой? — Мо — мо — , промычалъ было вице -губерна- торъ, желая, вѣроятно, высказать, что Потанчи- ковъ молодъ, но на первомъ же слогѣ запнулся, вспомнивъ, что ему отъ начальства строго на стро- го было наказано всего болѣе о томъ пещись, что- бы съ губернаторомъ жить въ ладу. — А стань-ко, любезный, ближе къ свѣту! про- должалъ его превосходительство, обращаясь къ Потанчикову. Потанчиковъ повиновался. Генералъ, заложивъ руки за спину, снова окинулъ его исиытующимъ взглядомъ, и произведя довольно подробный наруж- ный осмотръ, видимо остался доволенъ своею спо- собностью угадывать людей. — Гм да, въ этомъ прокъ будетъ! прогово- рилъ онъ: — я, знаете, все эту реформу въ испол- неніе привесть хочу чтобъ этихъ законопро- тпвныхъ физіономій у меня не было А ты же- лаешь въ становые, мой милый? Потанчиковъ сначала помертвѣлъ, потомъ за- стыдился, потомъ опять помертвѣлъ. Горло у не- го пополамъ перехватило, и одна нога, неизвѣст- но отчего, начала присѣдать. — Ну, хорошо, хорошо вижу! сказать ге- нералъ, любуясь смущеніемъ молодаго человѣка, и обращаясь въ вице-губернатору прибавить: — такті потрудитесь сдѣлать распоряженіе. Вь этотъ же достопамятный день, вечеромъ, новоиспеченный становой соорудилъ въ трактирѣ такую попойку, иослѣ которой выборные люди отъ всѣхъ отдѣленііі губернскаго правлены сло- нялись цѣлую недѣлю, словно влюбленные. Тутъ были всѣ, отъ которыхъ болѣе или ме- нѣе зависѣли будущія судьбы Потанчикова. Быль и несокрушимый въ пунштахъ Псалмопѣвцевъ, и целомудренный Матоій Скорбященскій, были Под- гон яйчиковъ и Трясу чкинъ, были двое Воскресен- скихъі, трое Богоявленских]^ и проч. — Просто, брать, волшебная панорама! ора- торствовал!) Потанчиковъ, повѣствуя объ утрен- немь происшествіи: — показываетъ-это, показыва- етъ . . . какъ только пережилъ! — Да, брать, изъ простыхь рыбарей! благо- душно замѣтилъ Матѳій Скорбященскій. — Ужь и не говори! думалъ жизнь, по обычаю предковъ, въ званіи писца скончать . . . — А теперь вотъ будешь вселенную перомъ уловлять! прервалъ вздохнувъ одинъ изъ Богояв- ленскихъ. — Нѣтъ, это что! это все пустое! скороговор- кой вступился Трясу чкинъ: — а ты возьми: стани- ще-то, станище-то какой! сплавы, брать, коно- крады, раскольники — вотъ ты что вообрази! — Да, при умѣ статьи хорошія! отозвался Псал- мопѣвцевъ. — Ты больше натискомъ натискомъ больше действуй! — Да въ губернію чаще навѣдывайся... — Да ребятишекъ нашихъ не забывай... — Ты, брать, не оскорбись, коли иной разъ но моему столу тебѣ замѣчаніе будеп Я, брать, тебѣ другъ — ты это знай! изъяснялся Скорбя- ще иск ій. Безъ замѣчанія иной разъ нельзя... — Безъ замѣчаній какъ же можно! — Мной разъ, брать, самь губернатор!» тово... да что тутъ говорить! отстоимъ! — Такі» ты больше натпекомъ . . . натпскомь больше дѣйствуй! повторись Трясучкинъ. — А по моему, такъ прежде всего кь Зино- вею Захарычу сходить слѣдуетъ. отозвался ІІсал- мопѣвцег. ъ. — Сходи, братъ! не человѣкъ. а душа! — Сходны, отчего не сходить! сходить можно! отвѣчалъ Потанчиковъ, улыбаясь всѣмъ лицомъ отъ полноты внутреннего счастья. — Нѣтъ, ты не говори: «сходить можно!» на- ставительно замѣтилъ Псалмопѣвцевъ: — потому ты еще не понимаешь! Ты думаешь, въ чемъ су- щество веществъ состоитъ? Напримѣръ, назовемь хоть часы, или вотъ стаканъ.... ты развѣ по- нимаешь? — Да. братъ, именно надо у Зиновея Захарыча поучиться; надо! — Или возьмемъ примѣромъ хоть то: развѣ ты можешь угадать, какое тебя впереди ионошеніе ожидаетъ? Спрашиваю тебя, можешь ли угадать? — Да я, Разумникъ Семенычъ, схожу-съ я , Разумникъ Семенычъ , еще пунштику при- кажу- съ — Можно. А Зиновей Захарычъ всему тебя научитъ и весь тебѣ игрутъ дѣйетвія совершить. Такъ ты къ нему сходи, да не легковѣрно, а со страхомъ и треиетомъ приступи! Вснозши ты это мое слово: въ отчаянности утѣшеиіе найдешь, преткновенія разсѣешь и побѣдйщь, въ дѣлахъ откровеніе получишь, коли заповѣдь его твердо хранить будешь! Вѣрный данному слову, Потанчпковъ действи- тельно отправился на другой день къ Зиновею Захары чу. Вйяовей Захарычъ былъ выгнанный изъ с.іуѵкбы подъячій, видомъ худенькій, мнленькій, весь изъ- ѣденный желчью. Встарину величали его весель- чакомъ, и дѣйствительно онъ былъ всегда весе.гь. но веселъ но своему , съ какимъ-то мрачнымъ оттѣнкомъ, какъ будто радовался и увеселялся собственно тѣмъ, что удачно лишилъ жизни сво- его блпжняго. Вся Фигура его была каверзна и безобразна, и до такой степени представляла со- бой обра зецъ ломанной линіи, что, при распростра- нившихся въ последнее время нонятіяхъ о линіи кривой, онъ не могъ быть тернимъ на службѣ даже въ земекомъ судѣ, гдѣ, какъ извѣстно. на- ходится самое мѣсторожденіе ломанной линіи. По этому Зиновей іінхарычъ должепъ былъ кончить земное свое странетвіе. подобно ФІалкѣ. въ іЪнп того широковѣтвистаго древа, которое въ просто- рѣчіи именуется кляузой п ябедой. — Отъ тебя, любезныРі. и на подчиненных!» уныніе! сказаль ему генернлъ Зубатовъ, первый — 6 — изъ русскихъ администраторов!», который серьез- но потребовалъ, чтобы чиновники имѣли манеру благородную и видь, при исполненіи обязанностей, безстрастный: — нѣтъ, ты подай, непремѣнно по- дай въ отставку! Но общественное мнѣніе рѣшительно приняло сторону Гегемоніева. Разсказывали истинныя проис- шествія о томъ, какъ гнуснаго вида офицеры ока- зывались впослѣдствіи прекрасными полковыми ко- мандирами и даже геніальными военачальниками. Говорили о премудрости Провидѣнія, которое од- ному даетъ въ удѣлъ красоту, другому богатство, третьему острый умъ, а четвертому ничего. Про- рицали, что никакое несправедливое дѣйетвіе не остается безъ возмездія въ будущемъ, и вообще на генерала негодовали, а Гегемоніева восхвали- ли. А все-таки Зиновей Захарычъ должен ь быль повиноваться персту указующему — Но въ особенности неслись къ Гегемоніеву серд- ца канцеляристовъ всѣхъ возможныхъ родовъ и видовъ. Они любили, въ часы досуга, внимать разскауаѵгь этого новаго Улисса и выслушивали ихъ въ веселіи сердца своего. II слава, которою поль- зовался «Зиновей Захарычъ въ этомъ отношеніи, была виолнѣ имъ заслужена. Никто, конечно, не могъ подать столь благаго совѣта, никто не могъ такъ утѣшить, обнадежить и умудрить, какъ дь- лалъ это Гегемоніевъ. Гонимые судьбой возвра- щались отъ него бодрыми, недугующіе— исцеленны- ми, печальные — радостными , слѣиые — прозрѣвши- ми. безнадежные — утѣшенными и просветленными. — 7 — На бѣду Потанчикова, хозяйка квартиры, въ которой жилъ Гегемоніевъ, объявила ему, что Зиновей Захарычъ со вчерашняго дня слегъ въ постель, и въ настоящую минуту находится чуть ли не при смерти. — Въ иодпитіи конечно-еъ? робко замѣтилъ По- танчиковъ. Но хозяйка положительно завѣрила, что баринъ цѣлыя сутки маковой росинки въ ротъ не бралъ и умираетъ безъ всякой аллегоріи. Потанчиковъ уже хотѣлъ удалиться, какъ изъ сосѣдней комнаты послышался дребежащій голосі» самого Гегемон іе- ва, призывавшій хозяйку. — Пожалуйте, сказала она, возвращаясь чрезъ минуту къ Потанчикову. — Больны, Зиновей Захарычъ? спросилъ По- танчиковъ, садясь у изголовья Гегемоніева. — Да... перепустилъ, видно... на именинахъ третьлго дня у Разумника Семеныча былъ... ну, и поплясалъ тоже... — Это пройдетъ, Зиновей Захарычъ; отъ ра- дости худо не бываетъ-съ. — Да, въ наше время, это точно, что люди отъ веселья не хварывали, а нынче, братъ, и радость- то словно не на пользу: вездѣ ровно тем- неть какая обстоитъ... Ты зачѣмъ? — А вотъ-съ, становымъ на всю жизнь осчастли- вили... желательно было бы позаимствоваться-съ... — Спасибо. Спасибо тебѣ, что меня, старика, вспомнилъ. Это точно, что я напутствовать могу, потому я произошел!»... я много, братъ, въ жизни — '8 — произошелъ! Плохо вотъ только мяѣ; даже словно душить въ груди... однако ничего, попробую... — «Вертоградъ этотъ», началъ Гегемоніевъ, по временамъ прерывая разсказъ свой удушливымъ кашлемъ: «вертоградъ, о которомъ мы будемъ бееѣдовать, весьма необыкновенный. Въ самое ко- роткое время, съ иеболыпимъ въ кнкііхъ-нибудь сто лѣтъ, разросся, пріумноѵкился и изукрасился онъ преестественно. «Говоришь ты мнѣ: «становымъ, на всю жизнь осчастливленъ,» а знаешь ли, что есть «становой»? Думаешь ты, можетъ быть, что становой сстьііотан- чиковъ, есть Овчинниковъ, есть П^еображенекіЙ? А я тебѣ скажу, что все это одна только види- мость, что и Потанчиковъ, и Овчинниковъ тутъ только на прикладъ даны, въ существѣ же вещёствъ становой есть, нимало ни много, невещественных!» отношеній вещественное изображеніе... шутка] «Скажу я тебѣ поэтому самому случаю аллегорию. «Въ младыхъ моихъ лѣтахъ, хаживалъ я, сударь, въ школу, и не мало-таки розгачей и мучениче- скихъ вѣнцовъ, просвѣщенія ради, принялъ. И ска- зывали намъ тогда, какъ въ старые годы отцы наши Варяговъ изъ-за моря призывали, и к"акъ Варяги порядокъ у насъ производили, и не обош- лось тутъ безъ того, чтобъ гости хозяевъ легонь- ко не постегали. «И всему этому я, по невинности своей, въ ту пору вѣрилъ и все это вышла, однакожь, одна новѣйшаго произведенія аллегорія. Разберемъ это дѣло по пунктамъ. «Ну. скажи ты лшѣ на милость, зачѣмъ было отцамъ нашимъ изъ-за ійоря Варяговъ- призывать. когда у наеъ и свой завсегда на лицо? И скажи ты мнѣ еще, какимъ бы родѳмъ эти Варяги, если бы это не была ал.іегорія. могли и доеслѣ нес въ томъ же впдѣ остаться, безъ веякихъ въ нравахъ и обычаяхъ перемѣнъ? Это пунктъ первый. «Второй пунктъ: «земли наша велика и обиль- на»... Если бы это не былъ вымыселъ, развѣ могъ бы лѣтописецъ такимъ образомъ выразиться? Развѣ не было ему извѣстно, что, за тысячу-то лѣтъ, всю матушку Русь на одну ладонку поса- дить, а другою прикрыть было можно? Чтожь это значить? не то ли, что нѣкто, взирая на нынѣшнее пространство Роесіи, увлекся восторженностью спо- ем"! до того, что даже забылъ, что шипеть о вре- менахъ давно прошедшихъ? Ясно? «Третій пунктъ: «а порядку въ ней нѣтъ»... Что сей еонъ значить? А значить это, что вооб- ще порядку нѣтъ и не моѵкстъ быть, пока три брата, въ надлежащую ясность дѣла ни прпнедуть. Стало быть: «приходите княжить и иолодѣть па- ми»... Ну, и пришли. Пришли, сударь, три брата: первый-то брать капитанъ исправникъ, второй-то брать стряпчій, а третій братецъ, маленькій да востренькій. — самъ мусь€ окружной! «Они же бояхусь звѣрииаго ихъ обычая и нра- ва»... Это значить, что точно сперноначалу было имъ будто робостно, а нослѣ. однако, ничего: сжи- лись да начали володѣть и взаправду! «Ну-съ, сударь мой, пришли, значит*!), три бра- — 10 — та, а какъ земля наша велика и обильна, то и выходить, что имъ втроемъ управиться въ этомъ изобиліи стало совсѣмъ не способно. И пошли у нихъ братцы меньшіе, примѣрно хоть ты или я: чѣмъ больше порядку, тѣмъ больше братцевъ, и до того, сударь, дошло, что, кромѣ порядка, ничего у хозяевъ-то и не осталось. Гдѣ было жито — тамъ порядокъ- гдѣ худоба всякая была — тамъ поря- докъ; гдѣ даже рощицы расли — и тамъ завелся по- рядокъ. II стало, сударь мой, хозяевамъ куда какъ радостно: земля, говорить, наша хоть и не изо- бильна, да порядокъ въ ней есть... резонъ! «Вотъ и выходитъ, что вся эта иеторія одно ино- словіе изображаешь, и если примѣрно тебя опредѣ- ляютъ теперь въ становые, то ты такъ и знай, что ты тотъ самый Труворъ и есть, о которомъ сказано, что для порядку призванъ. «А порядокъ что такое? А порядокъ ест г» та- кое всѣхъ частей вертограда сего соотііѣтствіе, въ силу котораго всякому дѣйству человѣческому свой небуйственный ходъ зараньше определяется. А небуйственность что? А небуйственность есть та- кое качество, въ силу котораго ты, человѣкъ простой, шагу безъ того сдѣлать не можешь, чтобъ перметте не сказать. Въ этомъ-то перметте и заключается вся сущность и сила, какъ оно прос- тираешь свое домогательство ко всѣмъ дѣйствіямъ человѣческимъ безъ изъятія; а такъ какъ облада- тели его мы, три брата: Рюрикъ, Синеусъ и Тру- воръ, то и выходитъ, что жизнь человѣческая вся въ нашихъ рукахъ совершается. — 11 — «Въ былыя времена, когда я къ елужебнымъ сладостямъ еще пріобщенъ быль, дѣйствовали мы на этомъ полѣ очень удачно. Главное тутъ со- ображеніе имѣть, чтобъ оно тебѣ на всякій часъ пищу для дѣйствія доставляло. Воображаю я, на- примѣръ, что ты Фальшивую монету дѣлаешь; воображаю я это не потому, чтобъ ты въ самомъ дѣлѣ монету дѣлалъ, а просто потому, что вооб- раженіе у меня есть, и никто для него предѣла не заказать. Хорошо. Вотъ беру я бѣлый листъ бумаги и изображаю на немъ тако: «по дошед- шнмъ слухамъ, имѣется подозрѣніе, что такой-то Потанчиковь занимается якобы дѣланіемъ Фаль- шивой монеты. Подтверждаются эти слухи частью необыкновенным!» образомъ жизни, который ве- дет ъ Потанчиковь (ибо ві> домѣ его но ночамъ весьма часто усматривается выходящій какъ бы изъ подполья тусклый свѣтъ), частью чрезвычап- нымъ появленіехмъ въ сей мѣстности Фалышівыхъ денегъ, преимущественно же тѣм ъ, что жена Ио- танчикова, будучи такого-то числа на базарѣ, ку- пила бѣличій салопъ, при чемъ похвалялась, го- воря: скоро и не такой еще куплю! А потом у и т. д.» Все это, сударь мой, это я себѣ вообра- зилъ и никакого огня, ни Фальшивыхъ денегъ не бывало. Однако тебѣ, Потанчикову, отъ этого не легче. Призываю я меньшаго своего братца, ко- торый хоть и весь въ меня, а считается будто твоимъ деиутатомъ, и идемъ мы вмѣстѣ къ тебв сь обыскомъ. Супруга у тебя стонетъ, ребятушки зѣнаютъ, собаки на дворѣ воютъ... ну, и ода- — 12 — ряешь ты, сударь, насъ но еидѣ возможности: только-молъ отвяжитесь, ради Христа! «Ты, дружище, пойми это, что въ тебѣ и на- чало, и средина, и конецъ человѣческаго суще> ствованія заключается. Ты, сударь, истинную вѣ- ру охраняешь, ты уваженіе къ властямъ поеѣва- ешь, ты здравіе, благоденствіе и продовольствіе всюду распространяешь, ты отъ глада и града, отъ труса и наводненія, отъ мора и повѣтрія ей* рыхъ и безпомощныхъ освобождаешь! И все ты одинъ, становой приставь Никаноръ йерегрмяовъ Иотанчиковъ, у котораго подъ началомъ едины® писецъ состоит ь , да десятка два-три сотскихъ! Мало того: потребуется начальству птицу Фи- ник ъ сыскать — ты и птицу сыіцешь; потребуется статистику сочинить— ты и статистику сочинишь! Ты всѣми добродѣтелями и науками отъ Бога на- гражденъ долженъ быть; ты и хозлинъ добрый, и (ч»іщикъ злохитрый, и химпкь изрядный, и ста- тпстикъ урожденный! А такъ какъ ты всего это- го, по органиченности природы человѣческой, ис- полнить не въ силахъ, и такъ какъ про эту твою ограниченность и начальству, яко изъ человѣковъ же состоящему, не безъизвѣстно, то какое ивъ се- го прямое слѣдствіе истекать должно? А то слѣд- ствіе, что ты, если не дѣло дѣлатъ, такъ, по край- ности, выгоды свои долженъ соблюсти! «Это тебѣ философія, а вотъ и практика. Преж- де всего помнить ты долженъ, что всякая статья должна, по силѣ-возхможности, сокъ дать, чтобъ жажду твою утолить, и гладнаго тебя накормить. — І8 — По началу оно будто робостью, а но времени въ такой вкусъ н азарт ь войдешь, что словно вотъ соловей: поешь и самъ себя даже не чувствуешь... Иробовалъ я тоже и зарокъ на себя класть: буду- молъ сидѣть смирно, — такъ нѣтъ, никогда больше двухъ сутокъ воздержаться не могъ! Потому, во первыхъ, что я своему тѣлу развѣ врагъ? А во- вторыхъ, и потому, что есть, сударь, въ нашемъ ремеслѣ притягательная сила, противъ которой, хоть будь ты семи пядей во лбу,— не устоишь! Ы томить тебя, и душить, и подымаетъ всего... покуда свой натуральный кругъ дѣйствія не со- вершишь! «Одно нашего брата губитъ — это питіе безмѣр- ное. Залезешь-это въ трущобу, театровъ нѣтъ, баловъ не имѣется, — и пошелъ курить! Слоняешь- ся иной разъ по дорогамъ и въ слякоть и въ стыть; и въ глаза-то тебѣ хлещетъ. и сквозь-то тебя пронимаетъ, — ну и воскликнешь: жажду! Иной разъ сутки цѣлыя слова путемъ не вымолвишь: все или молчишь, или ругаешься — ничего для ду- ши нѣтъ!.. Другіе, женившись, думают ъ себя соблюсти, такъ слушай ты меня: не вѣрь тѣмъ, кто тебя этимъ предметомъ соблазнять будетъ! Нашъ брать, оиричникъ. на все долженъ быть готовъ: и въ болотѣ увязнуть, и отъ меча по- гибнуть, и отъ пламени огненнаго сгорѣть. Стало быть, за чѣмъ тутъ жена? За тѣмъ развѣ, чтобъ руки тебѣ связать; да трусостью сердце твое обу- ять? Ты пойми это, что въ нашем ъ ремеглі» ты осторожностью да выжиданьемъ ничего не возьмешь; 14 а ты коли хочешь пользу имѣть, — такъ жесть у тебя долженъ быть вольный, широк ій, чтобъ и вдоль забиралъ, и поперекъ захватывала, да и въ глубь и въ высь и рвалъ, и металъ — гГакъ за чѣмъ чуть жена? «А все-таки надо правду сказать: хоть ты бой- ся, хоть не бойся, а какъ придется концы съ кон- цами сводить, въ результате все ничего и очень мало выходить... Вотъ и я, напрнмѣр ь... я лік ка- жется, не поревновать, а все подъ старость голо- ву приклонить негдѣ! Хоть и сказать въ ту пору его превосходительство, хлопнувши меня по жи- воту, что тутъ молъ все курочки да гусочки ха- нанныя сидятъ, а вѣдь коли по еовѣсти-то сказать, какія же это курочки? Наши, братъ, курочки рус- скія: худенькія, маленькія да жиденькія — въ силу ими насытиться. Вотъ тѣхъ бы индюшечекъ по- пробовать, которыя къ его превосходительству на столь оть откупщика подаются, ну тогда точно: вышли бы мы и тѣломъ иобѣлѣе и ростомъ иоаван- тажнѣе... Такъ вотъ и смѣкаіі ты, какъ въ свѣ- тѣ жить, безпечальну быть! «Однако сытымъ быть можно. Главное, мнѣніе надо въ себѣ побѣдить, кичливость плотскую сми- рен ному дрію духовному покорить, а пуще всего подъ судъ не попадать, потому что въ уголовную хоть и однажды попадешь, однако послѣ того всю жизнь будешь счастливъ, все равно какъ бы на затылкѣ тебѣ кожу взрѣзали, или на лбу клеймо напечатали. А нашъ брать какъ дорвется до теп- лаго мѣетечка, такъ не то чтобъ смѣлостью, а — 15 — больше озорствомъ дѣйствуетъ: н-ета , да мы- ста, — ну и разбросаетъ все зря: того ему не надо, то для .него презрительно... А ты, коли хочешь невредимымъ быть, все бери, ничѣмъ не брезгуй, да не плюй въ бороду-то, а пуще ее погладь, потому что и жизнь -то твоя вся вь бородѣ за- ключается. «И еще: его сивушество іерусалимекаго князя ІІолугарова паче звѣздъ уважай. Помни: онъ по всей землѣ, всѣхъ кабаковъ, выставокъ всерадост- ный обладатель и повелитель... кто жь ему ра- венъ? «И такъ, сударь, ты отъ меня напутствованъ. Идиже ты съ миромъ, и не сомнѣвайся... А меня оставь... потому что я умирать хочу!» ЗУБДТОВЪ, Генералъ Зубатовъ, Вогъ ему судьи, не очень хаки долюбливалъ меня, «У васъ, говоритъ, бы- вало: — слишком], голова горяча, милостивый го- сударь!— вы діалектикѣ, милостивый государь, пре- даетесь!... служба требуетъ дѣла, а не соображе- ній. милостивый государь!... она требуетъ Фак- товъ. Фактовъ и Фактовъ!» II все этакъ строгимъ манеромъ. И держалъ онъ меня, по случаю діалектики, въ велпкомъ загонѣ; пройти, бывало, по улицѣ со- вѣстно; словно и заборы-то улыбаются и шепчутъ тебѣ вслѣдъ : діалектикъ, діалектикъ. діалектикъ! А подъ діалектикомъ разумѣлъ Семенъ Семе- нычъ, отчасти такого человѣка, который перомъ — 17 — побаловать .іюбитъ, отчасти такого, который на какой нибудь ОФФиціальныы вопросъ осмѣливаетсн отлнкнуться: «не могу знать», а отчасти и тако- го, который не бѣжитъ сломя голову на всякій рожонъ, на который ему указываютъ. Къ балующимъ перомъ Семенъ Семенычъ адре- совался обыкновенно слѣдующимъ образомъ: — Что вы мнѣ . милостивый государь, тамъ разсказываете? Какія вы тамъ нашли еще пре- пятствія? Развѣ вамъ велѣно вникать въ препят- ствія? Развѣ васъ объ этомъ спрашиваютъ? Я, милостивый государь, тридцать пять лѣтъ служу, и, благодареніе Богу , никогда никакихъ препят- ствие не видалъ! — Помилуйте, ваше превосходительство, вѣдь это все равно, что на камнѣ рожь сѣять — — Ну, чтожь-съ!... и посѣемъ-съ!... ' — Да вѣдь рожь-то не выростетъ! — Выростетъ-съ! а не выростетъ. такъ будемъ камень сѣчь-съ! — А она и отъ этого не выростетъ! — И опять будемъ сѣчь-съ! намъ до этого дѣ- ла нѣтъ, что можно и что нельзя... а мы будемъ сѣчь-съ! Къ а немогу знайкамъ» Семенъ Семенычъ обра- щался такъ: — Что вы мнѣ тамъ доносите и два и три? вы должны сказать мнѣ прямо пли два м.пі три... служба не терпитъ этой неопредѣленности... — Осмѣлюеъ доложить вашему превосходитель- ству, ЧТО... — 18 — — Знаю я это, милостивый государь, очень знаю... но вѣдь мнѣ нужны не «или» ваши, а на- стоящая циФра, потому что я эту цифру долженъ въ вѣдомости показать, и итогъ... да, и итогъ, сударь, подвесть!.. въ какую же силу я ваше «или» тутъ сосчитаю?.. Но всего болѣе антипатиченъ быль для него третій сортъ діалектиковъ. — Я вамъ приказалъ. сударъ... почему вы не исполнили? ѵоворилі» онъ пмъ, принимая самые суровые гоны. — Такъ и такъ, наше превосходительство, я былъ на мѣстѣ и убѣдился, что указываемый ва- ми рожонъ совсѣмъ не рожонъ... — А развѣ объ этомъ васъ спрашивали,? а знаете ли вы. милостивый государь, что за по- добный разсужденія въ военное время разстрѣли- ваютъ? И такъ далѣе . въ томъ же тонѣ и духѣ. Од- нимъ словолгь. генералъ любилъ, чтобъ чиновникъ смотрѣлъ у него весело, не разеуждалъ и тѣмъ менѣе прбтиворѣчилъ. не сомнѣвался, не прови- дѣлъ и на ногу быль легокъ. И вдругъ, въ одно прекрасное утро, онъ заду- мался. Долго онъ думалъ и сначала, повидимому, скорбѣлъ и вздыхалъ, но на,конецъ пріятная улыб- ка озарила уста его. — А чтожь , сказа л ъ онъ: — въ самомъ дѣлѣ! надо же и имъ дать вздохнуть... трудненько оно будетъ... правда... а впрочемъ . что за вздоръ — не боги же горшки обжигали! — 19 — Въ этотъ же день, я былъ приглашенъ къ его превосходительству и удивленъ слѣдующею рѣчью: — Вот'ь. любезный другъ , сказалъ онъ мнѣ ласково: — оказывается теперь, что мы съ вами до сихъ поръ спали, то есть не то чтобъ совсѣмъ спали, и такъ, знаете, скользили по поверхно- сти... составляли тамъ вѣдомости... наблюдали, чтобъ входящія и исходящія не были закапаны... Выходить, что все это было не нужно... д-да! — Д-да! повторилъ я въ нзумленіи. — Выходить, что отъ этого у насъ и торгов- ля не развивается... и Фабрикъ нѣтъ... и богат- ство народное... тово... Я видѣлъ по его лицу, какъ всѣ эти непри- вычный выраженія мучительно зараждались въ его головѣ н еще мучительнѣе сходили съ языка. — Выходить, намъ надо теперича заняться на- стоящимъ дѣломъ! сказалъ онъ рѣшителыю. — Слушаю-съ, ваше превосходительство! Да: теперь это нужно... теперь вотъ и Ев- ропа на насъ посматриваетъ... ну, да и время совсѣмъ не то! вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, какъ по- ду маешь, что зиачитъ время-то! Генералъ улыбнулся, и началъ загонять ногою въ уголь валявшуюся на долу бумажку. — Вотъ хоть бы вчера, продолжалъ онъ: — вѣдь какъ казалось пес гладко, все прекрасно... плыли мы, можно сказать, по океану, и воды даже подъ собой не слышали... а нынче... — Отчего же. однако, вашему превосходитель- ству кажется, что нынче все изменилось? — 20 — — Да нѣтъ! неужтожь вы этого не чувствуе- те? вѣдь пора же, пора намъ, наконецъ, сбро- сить съ себя это скиѳство!.. надо же и намъ когда нибудь стать въ уровень съ Европой... вѣдь этакъ мы того дождемся, что насъ помѣстятъ въ число пастушескихъ народовъ!... И дождались бы! Глаза Семена Семеныча сверкнули гнѣвомъ. — Развѣ ваше превосходительство получили какія нибудь извѣстія изъ Петербурга? спросилъ я робко. — Нѣтъ. вы меня не понимаете! «Я просто убѣдился. что не можетъ это такъ оставаться, и потому на первый разъ призывалъ ужь нынче частнаго пристава Рогулю, и сказалъ ему, чтобъ онъ отнюдь не смѣлъ волю рукамъ давать... по- тому что вѣдь это, наконецъ, нельзя же: все въ рыло да рыло! При этихъ словахъ я вспомнилъ, что действи- тельно Рогуля еще утромъ пріѣзжалъ ко мнѣ весь встревоженный и объявилъ, что его превосходи- тельство находится въ восторѵкенномъ состонніи. — А что? спросилъ я. — Да помилуйте, отвѣчалъ онъ: — чуть свѣтъ меня поднялъ... я думалъ, что какое нибудь упу- щеніе или пожаръ... скачу, и что же-съ? «я, го- ворить, за тѣмъ тебя призвалъ, чтобы напомнить, чтобъ ты не дрался, а дѣйствовалъ кротостью и собственнымъ примѣромъ; еслижь ты будешь драть- ся, такъ я тебя, подлеца, самого такимъ обра- зомъ откатаю, что ты три дня садиться не бу- дешь...» посудите сами, ваше высокоблагородіе! — 21 — Въ ту минуту я нс разобралъ хорошенько это- го обстоятельства и даже утѣшалъ Рогулю, что, должно быть, его превосходительству во снѣ что нибудь нехорошее пріівпдѣлось* но теперь... те- перь я самъ начиналъ догадываться, что тутъ действительно есть какой-то пунктикъ, который не далѣе, какъ въ прошедшую ночь зародился въ ] оловѣ его превосходительства, но къ утру вы- росъ и распространился въ ширь съ погибельною быстротой. — Я и прежде всегда утверждать, ораторство- вать между тѣмъ его превосходительство: — что не нужно слишкомъ натягивать струны... потому что, вы понимаете, мы, наконецъ, отупѣли съ этимъ натягиваніемъ. Семенъ Семенычъ взглянулъ на меня, какъ бы вызывая на размышленія* но я стоялъ, сконфу- женный и подавленный; мой носъ инстинктивно нюхалъ въ воздухѣ, глаза сами собой устремля- лись на барометръ, какъ бы ища въ нихъ опоры для объясненія этой внезапной перемѣны. — Такъ вы , пожалуйста , займитесь, продол- жалъ генералы — надо намъ... тово... идти рядомъ съ вѣкомъ... — Что же прикажете, ваше превосходитель- ство? — Ну, да вы меня понимаете... я бы хотѣлъ. чтобы этакъ тово новенькое что нибудь Знаете ли что? прибавить онъ весело, какъ бы озаренный внезапной мыслью: — устроимте-ка здѣсь биржу! — 22 — — То есть, какъ же биржу? — Ну да, биржу... какъ въ Петербурге, или вотъ въ Москвѣ... Теперь у насъ все это въ мда- денчествѣ... они всѣ сдѣлки свои въ трактирѣ за парой чая дѣлаютъ... Ну, а если мы заведемъ биржу, торговля-то , знаете ли , какъ двинется впередъ!.. — А если купцы на биржу на станут ь ходить? — Надобно, топ снег, на первое время сдѣлагь для нихъ обязательным!., чтобъ ходили... потому что иначе какія же могутъ быть у насъ усовер- шенствованія? — Это точно, ваше превосходительство! — Ну, такъ вы. стало быть, займетесь этимъ?.. Кстати! Анна Ивановна жалуется мнѣ, что васъ давно не видать у насъ... такъ приходите сего- дня обѣдать... запросто! Само собою разумѣется. что я не позабылъ о приглашеніи и ровно въ три часа быль въ гости- ной Зубатовыхъ. Но къ величайшему моему удивленно, я нашелъ Анну Ивановну въ столь же восторженному, иа- строеніи духа, какъ и Семена Семеныча. Въ то время, какъ я вошелъ въ гостиную, она вела оживленную бесѣду съ товарищем^» председателя уголовной палаты Семіоновичемъ. — Согласитесь, однакожь, со мной, что тутъ еще многое остается сдѣлать, говорила она: — мосье Щедринъ! вы, я надѣюсь, поддержите меня... — Но позвольте, Анна Ивановна, вступился Семіоновичъ: — вы напрасно думаете, что я при- — 23 — надлежу къ числу отсталыхъ. Я полагаю, что намъ слѣдуетъ только объясниться, и всѣ недо- разумѣнія устранятся сами собою... — С'е§і іпоиі се дие поив аѵош *оигіегт! про- должала Анна Ивановна , обращаясь ко мнѣ: — изумительно даже, какъ могли мы дышать! — Кроткая АппеМе! что съ тобой сдѣлалось! что съ тобой сдѣлалось! подумалъ я, переходя отъ изумленія къ совершенному остолбенѣнію: — ты, которая до сихъ поръ позволяла себѣ думать только о наслажденіяхъ предстоящей минуты, ты, которая смотрѣла на жизнь, какъ на рядъ милыхъ и граціозныхъ сценъ, въ родѣ пословицъ АльФре- да Мюссе, ты ожесточена, ты говоришь о какой- то духотѣ, о какихъ-то прошедшихъ страдані- яхъ... Ноже! — Вотъ это-то именно и есть единственный пуиктъ, на счетъ котораго я несколько расхо- жусь еъ вами, Анна Ивановна, возразить между тѣмъ Семіоновичъ: — я нахожу, что страдаше са- мая лучшая школа жизни... Не даромъ неликій поэтъ сказа лъ: Но не хочу, о другй, умирать, Я жить хочу, чтобъ мыслить и страдать.... стало быть, страданіе не совсѣмъ-то дурная вещь... стаю быть, въ страданіи возможно даже своего рода наслажденіе, которое высоко цѣвится знато- ками!.. — Не знаю; быть можетъ , я не принадлежу — 24 — къ числу знатоковъ, но. признаюсь вамъ, я не охот- ница до страданія... Миѣ кажется такъ пріятно, такъ легко, когда меня никто не безпокоитъ, 8І Гоп те 1аІ88е ^оиіг ей раіх (1е топ ехівіепсе... п'е8І се ра8, мсье Щедринъ? — Нѣтъ сомнѣнія, что жить спокойно гораздо пріятнѣе. нежели пользоваться тревогами, отве- чал ъ я. — Но я и не утверждаю, что страданіе долж- но быть нормальнымъ состояніемъ человѣка, воз- разить Семіоновичъ: — я говорю только, что стра- даніе — школа, и надѣюеь, что самое это слово доказываешь, что здѣсь идетъ о немъ рѣчь, какъ о мѣрѣ временной, преходящей, о той мѣрѣ, про которую говорить поэты Вѣдь въ наши дни спасительно страданье... — Я надѣюсь. что мы еъ честью выйдемъ изъ этой школы, сказала Анна Ивановна: — хотя, при- знаюсь вамъ, на первый разъ это будетъ ужасно трудно.... ПОИ8 8опшіе8 епсоге 8І реп паЪітнёз о!е ^ошг (1е8 Ъіеніаіі.8 сіе 1а сіѵііізаііоп... я сегодня ут- ромъ говорила съ мужемъ: это ужасъ сколько на- добно сдѣлать... іі Гаит. Ыѵе сесі еі; сеіа... вездѣ, куда вы ни обернитесь, вездѣ надобно снова начинать... — Да, это такъ, отвѣчалъ Семіоновичъ задум- чиво:— не знаю... я какъ-то опасаюсь... мнѣ все кажется... дие пои8 п'аѵоп8 ра8 а88ея (іе іогсея... ^ие поп8 8иссотЪгоп8 а 1а іасде, ей ип тот,! — О, это опасеніе совершенно напрасное!... -Ю риіздие аи іопсі 1е реиріе ги88е е8І аѵапі Іоиі ші ^гапй реиріе... Сеяі шіе.іизіісе дие ГКигоре ептіёге яе ріаіі а Іиі геікіге... — А! здравствуйте! объ чемъ это вы такъ го- рячо тутъ спорите? прервалъ Семенъ Семенычъ, входя въ это время въ гостиную и подавая по- очередно всѣмъ намъ руку, чего прежде никогда съ нимъ не стучалось. — Продолженіе давишняго разговора, ваше пре- восходительство, отвѣчалъ я. — А! это любопытно! — Вотъ мсье Семіоновичъ находитъ , что мы недостаточно созрѣли, отозвалась Анна Ивановна. — То есть, для чего? сиросилъ генералъ. Анна Ивановна затруднилась- она была виол- нѣ увѣрена діѵіі $'а#іі, (Типе ітё8 Ьоппе с1і08е, но какъ называется эта спозе не знала. А впро- чемъ, что мудренаго: можетъ быть, такъ она и называется... с1і08е! Семіоновичъ, однакожь. вы- велъ ее изъ затрудненія. — Мы не поняли другъ друга, Анна Иванов- на! сказалъ онъ нѣсколько обнженнымъ тономъ: — мое воспитаніе... мое прошедшее, наконецъ... все это достаточно говоритъ въ мою пользу... По- вѣрьте, я не принадлежу къ числу отсталыхъ! — Ну да, ну да! сказалъ Семенъ Семенычъ: — ныньче ужь оно и не ко времени] — Я говорю только, что наше перерожденіе достанется намъ не безъ труда! — О, на счетъ этого я совершенно съ вами соглаеенъ... я, напримѣръ, придумалъ теперь одну — 26 — штучку. Конечно, это о у деть очень полезно... однако, и за всѣмъ тѣмъ не могу поручиться, чтобъ она принялась такъ, какъ было бы жела- тельно! — Позволено ли оудетъ узнать, ваше прево- сходительство, въ чемъ заключается ваше намѣ- реніе? спросилъ Семіоновичъ. — Такъ... я хочу.... биржу здѣсь устроить! отвѣчалъ генерал ъ, съ тою поспѣшностью и вмѣ- стѣ усиліемъ, которыми всегда сопровождается желаніе высказаться какъ нибудь понебрежнѣс. При этомъ. онъ, неизвестно отъ какихъ ирйчинъ, застыдился и покраснѣлъ. — Ѵоия п'ауег рая Гісіёе сотте ІІ8 поив тгот- репт, сез шагспапсЫ вступилась Анна Ивановна: — а тогда мы будемъ все на биржѣ покупать! — Ты мгнѣ, мамаша, па биржѣ новую курточ- ку купишь! иролепеталъ маленькій сынокъ Анны Ивановны, прислушавшись къ разговору. — Извините меня, Анна Ивановна, замѣтилъ Семіоновичъ. пользуясь случаемъ, чтобы отмстить генералыпѣ за гіредположепіс объ его отстало- сти:— но мпѣ кажется, что вы не совсѣмъ вьрно смотрите на значеніе биржи... — Ну да, ну да, сказалъ генералъ. снисходи- тельно улыбаясь: — эти дамы только и думаютъ, что о наряда хъ — Онѣ даже на переворотъ го- товы смотрѣть сь точки зрѣнія трянокъ... ха-ха! — А впрочемъ. мысль Анны Ивановны объ устроеніи такого магазина, который нредставлялъ бы всѣ ручательства относительно добросовѣстно- 27 ети и дешевизны, тоже весьма счастливая мысль, возразилъ Семіоновичъ. спѣша на помощь подло- мившейся на льду либерализма генералынѣ, и та- кимъ образомъ умѣряя язвительность великоду- шіемъ. — Маія іѵеві-се рав? сказала Анна Ивановна, отдыхая. Швѣстіе , что готово кушать, прекратило на время рнзговорь, но за обѣдомъ онъ возобновил- ся съ новою силою. И генералъ и генеральша такъ увлекательно доказывали необходимость ос- тавить рутину и идти новыми, неизвѣданными доселѣ путями, что даже суровый Семіоновичъ со- гласился диаи Ыі іі у а ^ие1^ие сіюве а гаіге. Я п еамь чувствовалъ, что въ воздухѣ была разли- та какая-то непривычна и теплота, что по време- намъ моего обонянія касались живительные аро- маты, что кровь съ усиленною быстротой при- ливала къ головѣ и сердцу... Но не могу не сознаться, что все это происхо- дило какъ будто но си В, и что самые звуки го- ворившихъ кругомъ .меня голосовъ ложились въ мой слухъ какъ-то смутно, неопределенно. — Прежде всего надо позаботиться о торговдѣ, говорилъ генералъ: — потому что торговля — это нервь... — Да... и желѣзныя дороги, сказалъ Семіоно- вичъ: — вотъ гдѣ для насъ предметъ первой важ- ности! пространство насъ одолѣваеть, ваше пре- восходительство, наша собственная карта насъ давить! — 28 — — Ну. съ этимъ какъ нибудь справимся, съ Божьей помощью! разеудилъ генералъ. — Однакожь... это ужасно... сколько прихо- дится едѣлать! задумчиво продол жал ъ Семіоно- вичъ, внезапно всѣмъ тѣломъ вздрогнувъ. — Еідс Г>л,і ! замѣтила генеральша. — Вы забыли еще о грамотности, отозвался генералъ, и обращаясь ко мнѣ ирнсовокупилъ: — Кстати, чтобгі> не забыть! не худо бы намъ съ вами и на счетъ этого что нибудь... знаете, въ такомъ же родѣ... — Позвольте, однакожь, наше превосходитель- ство, возразил!» Семіоновичъ: — мнѣ кажется, что грамотность... я думаю, что для этого у насъ еще почва недостаточно, такъ сказать, взрых- лена? — - Да, признаюсь вамъ, я и самъ такъ думалъ прежде... но теперь... Я скорѣе склоняюсь въ пользу того мнѣнія. что гуть совсѣмъ никакой почвы не надобно. — Однакожь. ваше превосходительство, специа- листы на основа ніи доетовѣрныхъ Фактовъ ут- верждаютъ, что на пятьсотъ грамотѣевъ двѣсти непремѣнно оказываются негодяями... какъ хоти- те, а эта пронорція... — Мамаша! я не хочу учиться... я не хочу сдѣлаться негодяйкой! неожиданно закричать сы- нокъ Семена Семены ча. — Полно, душечка, это о мужичкахъ гово- рятъ! утѣшала его Анна Ивановна. — Коли хотите, и я въ душѣ съ вами еогла- — 29 — сень, продолжал ь между тѣмь Семенъ Семенычъ: — но — Генерал ь развелъ руками, какъ будто хотѣлъ сказать: дие ѵоиіея ѵоиз ^ие сіе Іавве! Много н еще было говорено разныхъ умныхъ рѣчей, и всякій разъ, когда кому либо изъ ео- бесѣдниковъ приходила счастливая мысль, гене- ралъ обращался ко мйѣ, и говорилъ: «Кстати, чтобъ не забыть! не мѣшаетъ и на это обратить серьезное вниманіе! » Читателю, быть можеть. страннымъ и невѣро- подобнымъ покажется, что большая часть моихъ героевъ словно во снѣ или въ туманѣ дѣйству- ютъ. Въ справедливости этого замѣчанія долженъ сознаться я и еамъ, но что же мнѣ дѣлать, если таково вообще свойство веѣхъ умирающих!» лю- дей? Отъ умирающаго нельзя требовать ни по- слѣдовательности въ еужденіяхъ. ни даже совер- шенно округленныхъ періодовъ для выраженія послѣднихъ; веѣ ихъ мысли, всѣ ихъ чувства представляются въ видѣ какихъ-то клочковъ, въ видѣ ничѣмъ не евязанныхъ отрывковъ, въ ко- торыхъ мысль и чувство являются въ состояніи почти эмбріоническомъ. Къ сожалѣнікк я долженъ сказать здѣсь, что міръ нолонъ такого рода уми- рающихъ; между ними очень мало злыхъ и очень много недальновидных!.. Вообще я убѣжденъ, что на свѣтѣ злые люди встрѣчаются лишь случай- но; въ еуществѣ. они тѣже добряки, только ко- жу у нихъ судьба индѣйка стянула, рыло пере- косила и губы помазала желчью. Да и то, по 30 — большей части, отъ своей собственной глупости люди дѣлаются алыми, потому что умный чело- вѣкъ сразу пойметъ, что злиться не изъ чего да и не расчетъ. Что же касается до недальновидно- сти людей, то это точно, что ходятъ въ народѣ слухи, будто ихъ не мало по бѣлу свѣту шатает- ся; однако не могу скрыть, что я очень рѣдко встрѣчалъ такихъ, которые бы откровенно при- знавали себя дураками. Напротивъ того, обык- новенно случае і си гакъ. что, напримѣръ, ІІетръ Иваны чъ, встретивши друга своего, Ивана Пе- тровича, и поговоривъ съ нимъ немного, уже восклицаетъ мысленно: «Господи! дакакъже глупъ Иванъ ГІетровичъ... неужто онъ этого не знаетъК Л Иванъ Петровичъ въ это самое время въ свою очередь тоже мысленно восклицаетъ: «Господи! да какъ же глупъ Иетрі» Иванычъ... неужто онъ этого не знаетъ!» 11 выходитъ тутъ въ нѣкото- ромъ смыслѣ таинственно-духовный маскарадъ. Но прося у читателя извиненіе за такое отступленіе, спѣшу продолжать разсказъ мой. На другой день я нолучилъ отъ Семена Семе- ныча записку. Очевидно, мысль о новомъ харак- тера, который должна была принять его деятель- ность, до такой степени жгла его, что онъ не могъ выносить даже малѣйшую медленность въ этомъ отношеніи. Казалось, онъ въ одну минуту хотѣлъ облагодѣтельствовать веѣхъ и каждаго и преисполнить край плодами цивилизаціи. Въ за- лискѣ было изображено: «Виды и іфедпо.і (жжетн: — 31 — «1) Биржа. Правильность торговли. Огромные запросы и такъ далѣе. Развить. «2) Грамотность. Смягченіе нравовъ. Уменъ- шеніе преступленій. Облегченіе обязанностей по- лиціи и т. д. Развить. «3) Пути сообщенія, а буде можно, то и желѣз- ныя дороги. Сколько среднимъ числомъ провозится ежегодно товаровъ до Н. пристани? Развить. «4) Фабрики и заводы. Польза отъ нихъ. Сред- ства къ достижению сего : поощренія и награды (Извѣстно, что русскіе купцы и т. д.). Развить. « Весьма обяжете , ежели все сіе исполните въ возіѵюжно непродолжительыомъ времени». Прочитавъ эту записку, я ст}Уусилъ. Съ одной стороны, меня, конечно, соблазняла красивая сто- рона предпріятія; съ другой, я не могъ не испу- гаться его огромности. Но напрасны были мои опа- сенія. Генералъ былъ такъ добросовѣстенъ, что счелъ необходимымъ, предварительно принятія рѣ- шительыыхъ мѣръ относительно развитія торговли и промышленности, посовѣтоваться объ этомъ съ почетнѣйіпими лицами торгующаго сословія. Эта добросовѣстность испортила, однакожь, все дѣло. При первомъ намекѣ на возможность учрежденія биржи, купцы попадали въ обморокъ, не смотря на то, что всѣ они были тѣлосложенія необыкно- венно крѣпкаго и съ честью выдерживали самые побои. — Что-о? сказалъ Семенъ Семенычгі> грозно: — стало быть вы сопротивляться задумали? — Помилуйте, ваша милость., ужь очень это — 82 — будетъ для насъ обидно, отвѣчалъ одинъ изъ куп- цовъ, прежде всѣхъ очнувшійся: — нельзя ли за- мѣсто биржи-то просто чѣмъ ни на есть обложить насъ на общеполезное устройство? — Что-о? ты что за выскочка? и какъ ты смѣ- ешь за всѣхъ говорить?... Николай Иванычъ, за- пишите его Фамилію. Между торговцами воцарилось молчаніе; перед- няя шеренга держала руки по швамь. — Так ь вотъ, друзья мои, продолжалъ Оеменъ Семен ыч'ь : — вы слышали мои слова, знаете мои желанія... остается, слѣдовательно, изыскать сред- ства къ приведенію нхъ въ исполненіе... Конечно, нѣкоторые изъ васъ, какъ видно, еще не понимаютъ намѣреній, которыя клонятся единственно къ ва- шей же пользѣ, но само собой разумѣется, что это не должно останавливать ни меня въ моихъ пред- положении^, ни васъ въ содѣйствіи къ выпол- ненію ихъ. Сказавъ это, Оеменъ Семеиычъ удалился, и долгъ справедливости заставляетъ меня сказать, что онъ не только не дрался въ этомъ случаѣ, но даже и за бороду никого не вытрясъ. Но дѣло не удалось. Купцы, оставленные на про- изволъ судебъ, безъ кормила и весла, объявили, что для нихъ затѣя Семена Семеныча слишкомъ обидна, чтобы они рѣшились сами на себя руку наложить. — Ну, что, какъ наше дѣло? спросилъ меня ге- нералъ , когда я , послѣ продолжительнаго совѣ- щанія съ обществомъ, явился къ нему съ отчетомъ. — 33 — — Не соглашаются, ваше превосходительство ! — Гм... Глубоко опечаленный генералъ сталъ лицомъ къ окну и долго безмолвсгвовалъ. По времеиамъ, до слуха моего долетали звуки, несомнѣнно дока- зывавшіе, что его превосходительство барабанилъ въ это время пальцами по стеклу. — Напрасно, ваше превосходительство, совеща- лись съ ними, сказалъ я, старая Ніеланіемъ ута- щить Семена Семеныча: — эти вещи надо дѣлать секретно отъ нихъ, такъ чтобъ они не опомни- лись... Семенъ Семенычъ повернулся ко мнѣ и съ чув- ствомъ пожалъ мнѣ руку. — Вы правы, сказалъ онъ взволнованнымъ го- лосомъ. — Они, ваше превосходительство, своей поль- зы понимать не могутъ, продолжалъ я, увлекаясь преданностью къ особѣ моего начальника. — Вы правы, повторил ъ генералъ. — Такого рода предположенія всего удобнѣе приводить въ исполненіе посредствомь полиціи, снова началъ я. — Вы правы... да, къ несчастію, вы совершенно правы! — Если они не понимаютъ своихъ выгодъ, ю весьма естественно, что нужно дѣ.тать имъ добро противъ ихъ желанія... — Это совершенно справедливо... но... Къ со- жа.іѣнію, я долженъ сказать вамъ, тон сііег, что время нынче такое... велѣно все кротостью да бда- — 34 — горазумными мѣрами распорядительности... Ахъ , другъ мои, ремесло администратора становится слишкомъ тяжело, и если-бъ я не любплъ мое отечество (Семенъ Семенычъ махнулъ рукой) давно бы пора на покой старыя кости сложить!.. — Прикажете продолжать настаивать? спросилъ я. — Нѣтъ, ужь зачѣмъ... оставимте ихъ въ по- коѣ... пусть дѣлаюгь какъ знаютъ!.. Горько, Ни- колай Иванычъ ! Разговоръ на этотъ разь прекратился, но не прекратилась благонамѣренная дѣятельность Се- мена Семеныча. Проекты слѣдовали за проекта- ми, и въ нашей маленькой канцеляріи закипѣла непривычная и небывалая дотолѣ жизнь. Но увы! ни проектъ о распространен^ грамот- ности, ни проектъ о путяхъ сообщенія — ничто не удавалось, не смотря на таинственность и ти- шину, среди которыхъ они вырабатывались. Проек- ты эти похожи были на тѣ объявленія о новоизо- брѣтенныхъ средствахъ противъ молей и клоповъ, которыя (т. е. средства) такъ удачно дѣйствуютъ на бумагѣ, въ дѣйствительности же безсильны убить самаго тощаго и изможденнаго клопа. Семенъ Семенычъ сдѣлался скученъ. Уныло хо- дилъ онъ цѣлые дни по кабинету, заложивъ руки за спину и грустно покачивая головой. Съ ужа- сомъ сознавалъ онъ, что мѣсяцъ тому назадъ онъ былъ совершенно бодръ и дѣятеленъ, былъ рас- пор ядителенъ и исполнителенъ въ одно и тоже время, однимъ словомъ способенъ и достоинъ, а теперь... теперь, когда наступило, повидимому, «благораствореніе воздуховъ и изобиліе плодов ъ земныхъ», онъ вдругъ, безъ всякой видимой при- чины, оказывается чуть чуть не злостнымъ бан- кротомъ... ужасно! Все, что онъ ни придумаетъ, звучитъ пусто, словно лукошко, у котораго вы- шибли дно; все, за что онъ ни возьмется, отзы- вается мертвечиной. И ему внезапно стало такъ тошно и несносно жить на свѣтѣ, что не мила казалась Анна Ивановна, не радовалъ милый сы- нокъ Сережа, а меня не могъ онъ даже видѣть безъ нѣкотораго озлобленія, потому что я являл- ся хотя и неумышленнымъ, но тѣмъ не менѣе горькимъ и постояннымъ свидѣтелемъ его неудачъ. Однажды утромъ я получилъ отъ Анны Ива- новны приглашеніе пожаловать къ ней какъ мож- но скорѣе. Я засталъ ее заплаканною и раз- строенною. — Вы не знаете, какое насъ постигло несчастіе, сказала она: — 8ітоп! бѣдный 8ітоп! — Что такое, Анна Ивановна? спросилъ я встревоженный . — АЪ, таІ8 ѵоуег ртШ ѵоив-тёте, сЬег Нико- лай Иванычъ! Съ этимъ еловомъ, она отворила дверь въ ка- бинетъ Семена Семеныча и странное зрѣлище представилось глазамъ нашимъ. Семенъ Семенычъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ и чертилъ на бу- магѣ чудовищный пароходъ ; волосы его были разстрепаны, въ глазахъ блуждалъ дикій огонь. Я тотчасъ же понялъ ужасную истину: нѣтъ сомнѣнія... генералъ лишился разсудка ! — 86 — — Л! воскликнулъ онъ, увидѣвъ меня: — ну, теперь, кажется, они не отвертятся отъ меня я все обдумалъ ! — 8ІП10П ! успокойся, другъ мой ! убѣждала Анна Ивановна. Семенъ Семены чъ едѣлал ъ рукой движеніе, какъ будто хотѣлъ отогнать ею докучную муху. — Я надѣюсь, что начальство оцѣнитъ труды мои. сказалъ онъ съ какой-то блаѵкенной улыб- кой: — скоро будетъ Святая, и тогда... ( )нъ ноказалъ на лѣвую сторону груди. Это несомнѣнно. ваше превосходительство, но въ настоящее время вамъ больше всего ну- женъ отдыхъ, замѣтилъ я. — Убѣдите, убѣдите его, Николай Иванычъ! умоляла Анна РІвановна: — 8ітоп ! тебѣ слѣдуетъ почивать ! Генералъ снова сдѣлалъ движеніе рукой. — А не правда ли, что я много на свою долю потрудился? сказалъ онъ: — вы, Николай Ива- нычъ, видѣли, вы можете засвидѣтельствовать пе- редъ всѣми, что я именно былъ неусыпенъ! Анна Ивановна всхлипывала; Семенъ Семенычъ, глядя на нее, тоже не выдержалъ и залился цѣ- лымъ потокомъ слезъ. Положеніе мое было весьма тяжко. — Друзья мои! сказалъ генералъ, рыдая: — я умираю! я умираю, потому что много трудился ! Еслибъ я меньше заботился, а больше гулялъ, мень- ше вникалъ и больше кушалъ, я остался бы живъ! ПРІЬЗДЪ РЕВИЗОРА. I. Въ 18** году декабря 9 числа, статекій совѣт- никъ Фурначевъ получилъ изъ С. -Петербурга, отъ благопріятеля своего, столоначальника N N де- партамента, письмо слѣдующаго содержанія: Милостивый Государь! Семенъ Семенычъ! Поспѣшаю почте ннѣйше извѣстить васъ, что въ непродолжительномъ времени имѣетъ быть къ вамъ на губернію статскій совѣтникъ Максимъ Ѳе- доровичъ Голынцевъ. Будетъонъ у васъ подъ пред- логомъ освидѣтельствованія богоугодныхъ заведе- ній, въ дѣйствительности же для доскональныхъ разузнаній о нравственномъ состояніи служащихъ въ вашей губерніи чиновниковъ. Качества Максима — 38 — Ѳедоровнчн таковы : словоохотливъ и добросер- деченъ; любить женски ноль и тонкое вино; вы- пивши, откровененъ и шутливъ безъ мѣры; въ особенности уважаетъ людей , которые говорятъ по-Французски, хотя бы то были даже молокососы; въ карты играетъ, но на счетъ рукъ и такъ да- лѣе — ни ни! За симъ, ввѣряя себя и свое семейство вашему неоставленію, прошу васъ принять увѣ- реніе въ совершенномъ почтеніи уважающаго васъ, Филиппа Вертявкина. Р. 8. Милостивой государынь Настаеьѣ Ива- новнѣ отъ меня, отъ жены и отъ всіхъ дѣтей ни- жайшее почтеніе. МВ. Еще любитъ Г., чтобъ его называли «ва- шимъ превосходительствомъ». Чуть не забылъ. — Однако, это скверно! говорить статскій совѣт- никъ Фурначевъ, прочитавши письмо: — что бы та- кое значило: «на счетъ рукъ ни-ни!» Вѣдь это выходитъ. что онъ... ни-ни! Семенъ Семенычъ въ волненіи ходитъ по ком- натѣ и наконецъ кричнтъ въ дверь: Настасья Ива- новна! Настасья Ивановна! Входитъ Настасья Ивановна, облаченная въ глу- боки! неглиже. Глаза ея нѣсколько опухли, и во- обще выраженіе лица сердито, потому что она только-что часокъ-другой соснула. Семенъ Семе- нычъ посмотрѣлъ на ея измятое лицо и съ доса- дою плюнулъ. — Опять ты спала! сказалъ онъ, глядя на нее съ глубокимъ омерзеніемъ: — хоть бы ты въ зер- кало, сударыня, посмотрѣла, на что ты сдѣлалась похожа! И откуда только сонъ у тебя берется! — Если вы только за тѣмъ меня позвали, чтобъ ругаться, такъ напрасно трудились! Настасья Ивановна хочетъ удалиться. — Да постой, постой же, сударыня! получидъ я сегодня письмо... ѣдетъ къ намъ ревизоръ... и какъ видно неблагонамѣренный... потому что тово... ни-ни... Семенъ Семенычъ топчется на мѣстѣ и не знаетъ какъ выразиться. Онъ убѣжденъ, что ревизоръ че- ловѣкъ неблагонамѣренный, но почему-то не умѣ- етъ сформулировать основаній, на которыхъ зиж- дется это убѣжденіе. — Такъ вы тово... попріодѣньтесь немного! про- должаетъ онъ, совсѣмъ спутавшись. — Вотъ какъ вы испугались, что ужь и Богъ знаетъ, что говорите! замѣчаетъ Настасья Ивановна, читая письмо Вертявкина: — точно ужь и пріѣхал ь вашъ ревизоръ! Однако, я по всему вижу, что онъ долженъ быть очень милый человѣкъ, этотъ ревизоръ, потому что любить дамское общество!.. — Да, только не наше съ вами... эй человѣкъ! лошадь! Семенъ Семенычъ отправляется къ генералу Голубовицкому, и застаетъ его въ большомъ без- покойствѣ. До свѣдѣнія его превосходительства до- шло, что одинъ изъ важнѣйшихъ въ городѣ чи- новниковъ, будучи на собственномъ своемъ сго- ворѣ, происходившемъ по случаю предстоящаго бракосочетанія его съ дочерью потомственнаго — 40 — почетнаго гражданина Хрептюгина, внезапно веко- чилъ изъ-за стола и началъ бить стекла въ ок- нахъ бѣломраморнаго зала нарѣченнаго тестя. ' — Ты это что, наше высокородіе, дѣлаешь? спросплъ его изумленный хозяинъ. «А вотъ я та- кимъ манеромъ всѣхъ противляющихся мнѣ сокру- шаю!» отвѣчалъ женихъ, и съ этими словами вы- шел і. изъ Дома. Встревоженный генералъ большими шагами хо- дитъ по комнатѣ. Онъ справедливо разеуждаетъ, что есш высшіе сановники, эти такъ сказать административные дупелъшнепы, въ порывахъ го- рячности допускаютъ себя до подобнаго малоду- шества, то какимъ же образомъ должны поступать зуйки, поручейники, кулички и прочая мелкая болотная дичь? А мы еще какъ радовались за Павла Тимо- феича, что они такую прекрасную партію дѣла- ютъ! замѣчаетъ стояний въ углу маленькій чи- новничекъ, занимающей должность довѣрсннаго лица при особѣ его превосходительства. — Чтожь, пьянь что ли онъ былт>? — Должно быть, не безъ того-съ, ваше пре- восходительство; они, смѣю вамъ доложить, до- вольно-таки этому привержены... только все боль- ше въ одиночествѣ занимаются-съ, и велятъ себя въ этихъ случаяхъ запирать... Ну, а тутъ и при народѣ случилось . . . Генералъ продолжаетъ ходить и волноваться. — И еще случай есть, ваше превосходительство, робко говоритъ чиновникъ. — 41 — — Ну, что тамъ еще? — Въ Песчанолѣсьи стряпчій съ городничимъ-съ.. тоже на имяшшахъ дѣло было-еъ... — Нельзя ли докладывать екорѣе, безъ мазанья! — И етряпчій городничему жнвотъ укусилъ-еъ! оканчиваетъ скороговоркою чиновникъ. — Господинъ Фурначевъ пріѣхали, докладыва- етъ лакеи. — Ну, этого зачѣмъ еще чортъ принесъ! вос- клицаетъ взволнованный генералъ: — просить! Семенъ Семенычъ входитъ и улыбается. Съ одной стороны онъ очень радъ видѣть его пре- восходительство въ добромъ здоровья , съ другой стороны ему весьма прискорбно, что имѣетъ со- общить извѣстіе, котораго послѣдствій никто, да- же самый проницательный человѣкъ, предугадать не въ силахъ. — Да что же такое? неужто еще кто-нибудь подрался? спрашиваетъ генералъ. — Никакъ нѣтъ-съ, ваше превосходительство, но наша губернія... впрочемъ, можетъ-быть, это и къ лучшему-съ... — Да говорите же! что вы душу-то мнѣ тя- нете! — Ревизоръ, ваше превосходительство, реви- зоръ къ намъ въ скоромь времени прибыть дол- женъ! При словѣ «ревизоръ» съ генераломъ едва не дѣлается дурно. — Кто сказалъ «ревизорт>»? какой ревизоръ? откуда ревизоръ? спрашиваетъ онъ, вдругъ весь 42 вспыхнувъ и уже застегивая машинально пальто на всѣ пуговицы. — Успокойтесь, ваше превосходительство! про- должаетъ Семенъ Семенычъ: — ревизоръ , ска- зываютъ , охотникъ больше до дамскато обще- ства... — Гм... отъ кого же вы получили это извѣстіе? — Есть въ Петербургѣ одинъ облагодѣтель- ствованный мною столоначалъникъ-съ... — Это непріятно! это тѣмъ болѣе непріятио, что тутъ же разомъ случились двѣ пасквильныя исторіи... Скажите, пожалуйста, вы были у Хреп- тюгина въ то время, какь Павелъ Тимоѳеичъ стекла билъ? — Какъ же-еъ; я быль въ числѣ приглашен- ныхъ... — Что же такое съ нимъ сдѣлалось? Вотъ чего я понять не могу! — Съ Павломъ Тимоѳеичемъ это не рѣдко бы- ваетъ, ваше превосходительство! только онъ до сихъ поръ умѣлъ это скрыть- съ. Сидѣли мы цѣ- лый вечеръ и все какъ будто ничего; и онъ тоже туть быль — ну, и тоже ничего-съ... Только за ужиномъ — должно-быть не присмотрѣли за нимъ, — вотъ онъ сначала хереску-съ, потомъ мадерцы-съ, да вдругъ и всталъ изъ-за стола: «музыканты! комаринскую!» говоритъ. Я, видѣвши, что онъ ужь внѣ себя, подозвалъ Хрептюгина, и говорю ему: «вѣдь Павла-то Тимоѳеича надобно убрать!» Не успѣлъ я это сказать, какъ ужь и пошелъ по залѣ набатъ-съ... Впрочемь , это еще, ваше пре- — 43 — восходительство , уладится: Па ведь ТимоФеичъ ужв объяснился съ нареченнымъ тестемъ... — Ну, а слышали вы другую исторію — это еще почище будетъ: въ Песчанолѣсьи стряпчій город- ничему животъ прокусить! — Ахъ, страмъ какой! — Разскажи-ка, братецъ, разскажи! обращается генералъ къ довѣренному чиновнику: — нечего ска- зать, хорошъ сюрпризъ для ревизора будетъ! — Были они, начинаетъ чиновникъ: — на имя- нинномъ вечерѣ; только и началъ стряпчій хва- статься: «я. говорить, здѣсь все могу сдѣлать!» Ну, городничему это будто обидно показалось; онъ возьми да и ударь стряпчаго по лицу: <Гчто- то молъ ты противъ этого сдѣлаешь!» А стряп- чій, какъ ростомъ противъ городничаго не вы- шелъ, вцѣпился ему зубами въ животъ-съ... — Ахъ, страмъ какой! повторяетъ господинъ Фурначевъ. — II вотъ, послѣ этого милости прОсимъ тутъ пользу какую-нибудь для края принести! говорить генералъ, разводя руками. II. Вѣсть объ ожидаемомъ пріѣздѣ ревизора мгно- венно разнеслась по городу. У тѣхъ изъ чинов- никовъ, у которыхъ всякое душевное волненіе выражается трясеніемъ поджидокъ, таковое совер- шилось благополучно. Городъ оживился, но это оживленіе было какое-то бездушное, похожее на ту суету, которая начинается во всякомъ губерн- — 44 — скомъ городѣ съ утра каждаго высокоторжеетвен- наго праздника и продолжается ни болѣе. ни ме- нѣе, какъ до пзвѣстнаго, судьбою опредѣленнаго срока. Петръ Ворисычъ Лепехинъ, охотникъ по- играть въ двухкопѣечный преФерансъ. внезапно вспомнилъ, что высшее начальство непоощритель- но смотритъ па такое невинное препровожденіе времени и призадумается. Онъ почелъ долгомъ не- медленно справиться объ этомъ въ Сводѣ Зако- новъ, и хотя ничего похожаго на угрозу тамъ не нашел ъ. но па всякій случай, пришедши вечеромъ въ клубъ, не только самъ не торопился составить партію, по даже отказался па отрѣзъ отъ карточ- ки, которую предлагал ь ему ПорФиріЙ Петровичъ. Ѳедоръ Герасимычъ Крестовоздвиженскій, при- шедши въ присутствіе, потребовалъ немедленно къ себѣ какія-то четыре дѣла (знаете: тѣ дѣла, по которымъ...), и, обнюхавши ихъ, вдругъ при- шел ь въ восторженность, замахалъ руками и за- кричалъ! «завтра же! сегодня же! катать ихъ! подь судъ ихъ!» Иванъ Иавлычъ Вологжанинъ неутомимо началъ разъѣзжать по всѣмъ знакомымъ и собирать всѣ нолезныя свѣдѣнія о житьѣ-бытьѣ крутогорскихъ обывателей, дабы, въ случав надобности, пре- поднесть этотъ букетъ господину ревизору и чрезъ то заявить свою дѣятельность и преданность. Въ будку, которая, съ самой постройки своей, никогда не видала будочника и оставлена была безъ стеколъ, поставили перваго и вставили по- сади ія. — 45 — Пожарны.ѵь лошадей выкормили какі. индѣекъ Ивана Ивановича *). Словомъ, всякій готовился кь нринятію реви- зора по своему. Только частный приставь Рогуля оказадъ при этомъ твердость духа , достойную лучшей участи. Когда ему сказали, что будетъ, дескать, ревизоръ и не мѣшало бы, по этому слу- чаю, поболѣе бодрствовать и поменьше спать, то онъ только поковырять въ носу, испилъ квасу, до котораго быль большой охотникъ, и молвилъ: — Знаемъ хмы этихъ ревизородъ! не первый годъ на свѣтѣ живемъ! Но самая хлопотливая и трудная часть деятель- ности выпала на долю генеральши Голубовицкой. Она кстати вспомнила, что бѣдные города Кру- тогорска что-то давно не получали никакого по- собія, и что такое благодѣтельное дѣло всего при- личнѣе могло быть устроено въ глазахъ ревизора. Поэтому, на совѣтѣ, составленномъ изъ лицъ при- ближенных!» и извѣстныхъ своею преданностью, было рѣшено: немедленно устроить благородный спектакль, а если окажется возможным ь, то и жи- выя картины. — Помилуйте, Дарья Михайловна! какія же мо- гутъ быть у насъ живыя картины! вы посмотри- те на нашихъ дамъ! возражаетъ старинный наиіъ знакомый. Леонидъ Сергѣичъ Разбитной **)■. *) См <Вечера на хуторѣ> Гоголя: «Иванъ Ѳедоровичъ Шіюнъ- ка> и т. д. **) О Разбитномъ можно справиться въ еГубернскихъ Очеркахък ч. 3-я Просители. — 46 — Но Дарья Михайловна, которая имѣетъ весьма развитый станъ, и вообще удачно сложена, на- стаиваетъ на необходимости живыхъ картинъ. Вы- боръ останавливается на четырехъ картпнахъ: «Рахиль, утоляющая жажду Іакова», «Любимая одалиска», «Молодой Грекъ съ ружьемъ», «Донъ- Жуанъ и Гаидё». — Я могу взять на себя Фигуру Іакова ! гово- рить молодой товарйщъ предсѣдателя уголовной палаты, Семіоновнчъ, и поопѣшно прибавляетъ: — а сели угодно, то и Донъ-Жуана... Дарья Михайловна въ недоумѣніи. Семіѳновичъ, безъ сомнѣнія, очень достойный молодой человѣкъ, и отлично знаетъ уголовные законы, ново первыхъ онъ имѣетъ привычку постоянно издавать носомъ какой-то непріятный свистъ, а вовторыхъ, и Фи- гура у него какая-то странная, угловатая... очень будетъ не хорошо! Дарьѣ Михайловнѣ хотѣлось бы отдать эти двѣ Фигуры учителю гимназіи Лин- кину, который имѣетъ и всѣ нужныя для того качества, и къ которому она чувствуетъ родъ ти- хой дружбы. — Вы, мсьё Семіоновичъ , будете слишкомъ утомлены спектаклемъ, говоритъ она. — Это ничего, отвѣчаетъ Семіоновичъ; — я ра- ботаю скоро и легко... — Ну, Гаидё, Одалиска и Рахиль — объ этихъ Фигурахъ нечего и говорить! вступается круглень- кій помѣщикъ Загржембовичъ: — эти Фигуры по праву принадлежатъ Дарьѣ Михайловнѣ* но кому отдать Ламбро? — 47 — — Лрхиваріусу губернекаго правденія! предла- гаетъ Разбитной. — Вы всегда съ вашими шутками, мсьё Раз- битной! говоритъ Дарья Михайловна: — иіеяяіеигя, кто желаетъ взять на себя Ламбро? — Я бы охотно ее взялъ, вступается Семіоно- вичъ: — но у меня Донъ-Жуанъ! — Такъ вы Донъ-Жуана уступите... хоть мсьё Линкину! — Признаюсь вамъ, для меня иоложеніе Донъ- Жуана больше симпатично... тутъ есть страсть, тутъ есть жизнь... — За то Ламбро можетъ одѣться въ красный плащъ, замѣчаетъ весьма основательно Разбит- ной:— и тутъ можетъ быть великолѣпный еііеі сіе Іитіёге! — Итакъ Донъ-Жуанъ — мсьё Линкинъ, Ламбро — мсьё Оеміоновичъ, говоритъ Загржембовичъ: — но здѣсь возникаетъ вопросъ, на счетъ какихъ суммъ сдѣлать костюмъ для Донъ-Жуана, потому что мсьё Линкинъ не имѣетъ даже достаточно бѣлья, чтобы ежедневно пользоваться чистою рубашкой? — Можно какъ-нибудь изъ благотворительныхъ суммъ, отвѣчаетъ Дарья Михайловна. — Да кстати бы ужь и рубашку ему чистую сшить, прибавляетъ Разбитной, которому досадно, что Донъ-Жуаномъ будетъ не онъ, а Линкинъ. — Вы опять съ вашими шутками, сухо замѣ- чаетъ Дарья Михайловна. — Ну-съ, хорошо-съ; эта статья устроена; те- перь кто же будетъ «Молодой Грекъ съ ружьемъ»? — 48 — Молоди ю Грека должна взять на себя особа женскаго пола — это несомнѣнно; ружье можно достать изъ гарнизоннаго батальона — съ этой стороны тоже нѣть препятствія. Но кто же изъ крутогорекихъ дамъ согласится изобразить Фигуру, которая, въ нѣкоторомъ емыслѣ, дѣлаетъ ущербъ общественной нравственности? Первое благо, ко- торымъ долженъ обладать молодой Грекъ, заклю- чается въ болыпомъ и остромъ носѣ — кто изъ дамъ таковымъ обладаетъ? Судили-судили, и на- конец], гласъ народный указала» на коллежскую ассессоршу Катерину Осиповну Неміолковскую, ко- торая, имѣя точь-вь-точь требуемый носъ, охотно согласится облачиться и въ противоестественный мужской костюмъ. Постановлено: отправить зав- тра шній день къ Катеринѣ Осииовнѣ депутацію и усерднѣйше проспи, ее пожертвовать собой на пользу общую. Стало-быть, живыя картины улажены... Что же касается до спектакля, піе88Іеит8, говорить Дарья Михайловна: — то онъ будет ь составленъ изъ слѣдующихъ піесъ; ВЪ .ІЮДЯХЪ АНГЕЛЪ НЕ ЖЕНА, ДОМА СЪ МУЖЕМЪ САТАНА. Комедія въ о-хъ дѣйствіяхъ. дѣйствующія лица: Г. Славскій Мечиелавъ Владиславовичъ Семіоновичъ. — 49 — Г-жа Славская . . . Аглаида. Алексѣевна Разма- новская . Г-жа ТреФкина . . . АнФиса Петровна Лукови- цына. Г-жа Небосклонова . Анна Семеновна Симіаеъ. Размазня Ѳедоръ Ѳедоровичъ Шомпо- ловъ (самородный комнкъ, процвѣтающій въ палатѣ го- сударственны хъ имуществъ въ должности помощника чего-то или кого-то). Нрындикъ Леонидъ Сергѣичъ Разбит- ной. Лакей 1-й ) экзекуторъ губернскаго пра- Лакей 2-й ( вленія Стуколкинъ. чиновникъ. Комедія въ 1-мъ дѣжтвіи. Княгиня . . . Дарьи Михайловна Голубовицкая. Полковникъ . Деонидъ Сергѣичъ Разбитной. Мисхоринъ. . Семенъ Семеновичъ Линкинъ. Надимовъ . . Мечиславъ Владиславовичъ Семіо- новичъ. Дробинкинъ . Ѳедоръ Ѳедоровичъ Шомполовъ. — Кажется, тезвіеигй, такимъ образомъ будетъ хорошо! прибавляетъ Дарья Михайловна, прочи- тавъ сшісокъ ролей. Всѣ находятъ, что отлично. — Теперь, господа, вступается Семіоновичъ: — необходимо выбрать намъ режиссера... Я предла- — 50 — гаю возложить эту обязанность на Алоизія Целе- стиновича Загржембовича. — Аксіосъ! возглашаютъ проданные. Алоизій Целестинычъ кланяется и благодарите» за довѣріе. Онъ даетъ слово, что употребитъ всѣ усилія, чтобъ оправдать столь лестное порученіе. — Алоизій Целестинычъ! говорите, Разбитной: — вы не забудьте, что для Шомполова необходимо, чтобъ на репетиціяхе, былъ ерооеичъ и колбаса. Всѣ берутся за шляпы и намѣреваются разой- тись. — Господа! господа! возглашаетъ Загржембо- вичъ: — какъ режиссеръ, я долженъ васъ остано- вить, потому что не рѣшенъ еще одинъ важный пуиктъ: кто будетъ суфлеромъ? — Мамаса! говорите, старшій сынокъ Дарьи Михайловны: — я хочу быть суФьёемъ. — Нѣтъ, душечка, ты будешь казачкомъ. — Я узе, бый казачкомъ, я хочу быть суФьёемъ! — Ну, ~ полно, душечка, ты будешь шеколадъ подавать! — Я, господа, предлагаю выбрать суФлера изъ учениковъ гимназіи: имъ часто приходится еуФли- роватъ друге, другу! — Великолѣпная мысль, вы золотой человѣкъ, Алоизій Целестинычъ . — ХЛпеМевгё е$і ѵісіё! восклицаете, Разбитной. Всѣ уходятъ, и Семіоновичъ, заранѣе предвку- шая доставшуюся ему роль и искрививши судо- рожно ротъ, декламируетъ на лѣстницѣ: «и къ горю моего званія, я долженъ сказать, что я и — 51 — обижаться не въ правѣ, пока у насъ будутъ взя- точники». Въ швейцарской онъ уже полонъ него- дованія: «надо крикнуть на всю Росеію, провоз- глашаем онъ: — что пришла пора, и она дѣйстви- тельно пришла — искоренить зло съ корнями», и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлаетъ рукою жестъ, какт» буд- то дѣйствительно копается ею землѣ. По всему видно, что Семіоновичу пришлась очень кстати роль Надимова. Онъ человѣкъ молодой и горячій, и потому надѣется помѣстить въ этой ро- ли, какъ въ ломбардѣ, весь внутренній жаръ, без- предметно накинѣвшій въ его груди. Что касается до Разбитнаго, то онъ хотя тоже не совсѣмъ равнодушенъ къ ожидающимъ его впе- реди сценическимь тревогамъ, но выражаеп^ свои чувства нѣсколько иначе, а именно, на каждой площадкѣ лѣстницы производись по одному, въ высшей степени козлообразному антраша, и от- правляется откушать рюмку водки къ доброй зна- комой своей, Бѣрѣ Готлибовнѣ Пройминой. III. Наетупилъ, наконецъ, и день, первой репетиціи. Въ провинціи, благородные спектакли всегда со- ставляют^» эпоху, и на долгое время оставляюсь за собой отрадныя воспоминанія. Особливо любятъ ихъ дамы, для которыхъ эпоха спектакля какъ-то Фаталистически совпадаетъ съ порою возрожденія и любви. Статиетичеекія изслѣдованія съ послѣд- нею очевидностью доказываюсь, что потребность въ блаі ородныхъ спектакляхъ обнаруживается пре- — 52 — имущественно послѣ десятаго декабря, то-ееть, въто время, когда солнце, какъизвѣетно, новорачи- ваетъ на лѣто. Хотя на дворѣ и гвоздятъ еіце крещенскіе морозы, но въ теплыхъ гостиныхъ уже чувствуются запахи весны; появляются цвѣточки на окнам., и вмѣстѣ съ тѣмъ начинаютъ разцвѣ- тать и сердца. II вотъ, мало-по-малу, въ четырехъ закопченыхъ стѣнахъ провинціяльнаго театра по- лагается первоначальная закваска той интимной, крохотной драмы, которая нотомъ исчерпываетъ собою весь провинціяльный карнавалъ. Сцениче- ское искусство служитъ здѣсь только предлогомъ, или лучше сказать кулисами, за которыми разви- ваются домашнія интриги, устраиваются свиданія, разыгрываются сцены ревности, и т. д. Съ одной стороны, мечутся въ глаза лица совершенно счаст- ливый и довольный; съ другой, печально выетуна- ютъ виередъ ипохондрики, снѣдаемые завистью и злобой при взглядѣ на чужое счастье; съ одной стороны слышится тоть мягкій, какъ будто дьт- скій смѣхъ,. который самое счастье озаряетъ еще новымъ и болѣе яркимъ евѣтомъ, и рядомъ съ нимъ раздаются болѣзненные вздохи, сосредоточенно- вылетающіе изъ груди какого-нибудь отвергну- тая трезора. Здѣсь же, какъ будто бы для того, чтобы лучше оттѣнить картину, явится передъ вами какой-нибудь Шомполовъ, который смотритъ на предстоящій спектакль, какъ на нодвигъ всей своей жизни, и добродушная физіономія режиссера, который обыкновенно избирается изъ такь-назы- ваемыхъ «мышиныхъ жеребчиковъ», обладающихъ — 53 — любовнымъ жаромъ въ самой умѣренной степени, и потому способныхъ сохранить постоянный нейтра- литетъ. Иногда картина разнообразится наѣздомъ слишкомъ ревнивыхъ мужей, желающихъ собствен- ными глазами удостовѣриться, въ какомъ положе- ніи находится супружеская вѣрностъ* но и это какъ-то не огорчаетъ, а напротивъ того, умиляетъ, потому что, если ужь признавать силу еолнечна- го поворота на лѣто, то это признаніе должно быть равносильно и для мужей и для женъ. Впро- чемъ, наѣзды подобнаго рода весьма рѣдки, пото- му что провинціяльные мужья народъ вообще добродушный и, при объявленіи имъ о нарядѣ ихъ женъ для предстоящаго спектакля, высказываютъ досаду свою отрывисто и невинно головою. «Ну, пошла пильня въ ходъ! говорятъ они: — семь безъ козырей! ІІорФирій Петровичъ — вы что?» Часы бьютъ семь, и Шомполовъ достаточно ужь увяажилъ свои внутренности изъ граФіінчпка, со- держащего въ себѣ настойку, извѣстную подъ име- немъ ероФеича. Онъ ходитъ по сценѣ и груститъ, что случается съ нимъ всегда, когда ерошка-маляръ намалюетъ баканомъ на лицѣ его итальянскій пей- зажъ* съ надписью: «изверженіе Везувія». Отъ не- чего дѣлать онъ обращается къ сторожу. — Меня, братъ Михеичъ* здѣсь понтгл[ать не могутъ! говорип^ онъ уныло. — Здѣсь и люди-то, братъ, не люди, а такъ, какіи-то сирены, только навыворотъ: хвостъ человѣчій, а стань рыбій... Ну, скажи ты самъ: какой же я комикъ! и сло- женье и голосъ — все во мнѣ трагическое!., тутъ — 54 — пахнетъ убійствомъ, брать, злодѣяніями — вотъ что! Михеичъ слушаетъ и искоса поематриваетъ на водку. — Что, видно водочки захотѣлось? ну выпьемъ, брать, выпьемъ... я добрый!... Намеднись вотъ заставили хченя Падчерицына играть... теперь Дро- бинкина! А Надимова небось не дали, а дали его Семіоновичу — - онъ, дескать, товарищъ предсѣдате- ля! гдѣ жь тутъ справедливость, Михеичъ? ну, какой я Падчерицынъ? — Мое, сударь, дѣло занавѣсъ опустить, или вотъ садъ на мѣсто поставить, отвѣчаетъ Михеичъ. — Что жь это, маконецъ, будетъ? вѣдь я, на- конецъ, къ пубяикѣ прибѣгну!.. я актеръ, я на- стоящій актеръ!... Такъ вотъ нѣтъ же, Михеичъ! не могу, орать, л къ публикѣ ирибѣгнуть, ру- ки у меня связаны!... жена, братъ, шестеро дѣ- теГі! Откажись я играть, такъ завтра и отъ долж- ности, пожалуй, отрѣшатъ... вотъ что горько-то! Входятъ Загржембовичъ и Разбитной. Послѣдній въ весьма -пріятномъ расположеніи духа, скачетъ вдругь обѣими ногами на лѣстницу и мурлыкаетъ кунлетцы пзъ роли Прындика. — Алоизій Целестинычъ! обращается Шомпо- ловъ къ Загржембовичу! — вы справедливый чело- вѣкъ! за что они меня обидѣли? За что мнѣ Раз- мазню дали, а Надимова отдали Семіоновичу? — Вы пьяны, Шомполовъ, замѣчаетъ Разбит- ной, живописно раскидываясь на диванѣ. — Нѣтъ, я не пьянъ, Леонидъ Сергѣичъ! я вы- — 55 — пилъ, потому что обиженъ, а я не пьянь! нѣтъ, я далеко не пьянъ!... Я хочу сказать, что я актеръ, настоящих актеръ, а не затычка! — Ха-ха! «затычка»! Нѣтъ, это безподобно: таіз ѵои8 ёіев ітрауаЫе, топ сііег СЬотроІоЯ! — Кто меня затычкой зоветъ? кричитъ Шомпо- ловъ, уже забывъ, что онъ самъ наградилъ себя этимъ прозвищемъ. — Кто надо мной смѣяться смѣетъ? — Ха-ха! ітрауаЫе! ітрауаЫе! — Кто меня затычкой зоветъ? продолжаетъ Шом- половъ: — не хочу я играть Размазню... я Гам- летъ, я Чацкій, я Надимовъ, а не Размазня! Пріѣздъ Дарьи Михайловны и Аглаиды Алексѣ- евны Размановской полагаетъ конецъ спору. — Аіі, ѵои8 ѵоііа, те88Іеиг8! говорить Дарья Михайловна, и вмѣстѣ съ тѣмъ шдетъ чего-то глазами. — Мсьё Линкина еще нѣтъ! въ упоръ отвѣ- чаетъ Разбитной, и отвѣчаетъ съ /ехидствомъ, по- тому что между имъ и Линкиньшъ есть яблоко раздора, и это яблоко — сама Дарья Михайловна. Разбитной вообще считается «Гепіапі сЬёгі аѴв сіатез», и потому очень оскорбляется, если кто- нибудь осмѣливается предпочитать ему друга го. — Мсьё Разбитной! вы должны сегодшішній вечерь занимать меня — это такъ слѣдуетъ по піе- сѣ! говорить Аглаида Алексѣевна, садясь возлѣ Разбитнаго. — Вотъ Шомполовъ говорить, что ему водки не даютъ! начинаетъ «занимать» Разбитной. — 56 — — Фи, мсьё Шомполовъ, вы опять съ вашею противною водкой! какъ это вы ее пьете! — Помилуйте, Леонидъ Сергѣичъ, когда же я жаловался? — Все равно; по вашему лицу видно, что вы грустите. — А знаете что, мсьё Разбитной, преры- ваетъ Агланда Алексѣевна : — я одинъ разъ, разумеется, украдкой отъ шатан, попробовала» вы- пить этой гадкой водки... и еслибы вы знали, что со мной было?... вы, впрочемъ, не проболтайтесь... это секреть! Входятъ: Катерина Осиповна Неміолковская (она же и Грекъ съ ружьемъ), сопровождаемая Линки- нымъ. — Вы всегда опаздываете, мсьё Линкинъ! сухо за- мѣчаетъ Дарьи Михайловна. Но Линкинъ въ ту же минуту пристраивается къ Дарьѣ Михайловнѣ, и лицо ея проясняется. — Начинать , госиода , начинать ! кричитъ ЗагржемГювичъ, хлопая въ ладоши. — Господа! у насъ въ налатѣ сегодня вечернее засѣданіе было! извините, что опоздалъ! кричитъ Семіоновичъ, влетая сломя голову. Пріѣзжаетъ и АнФиса Петровна Луковицина съ дочерью своей, по мужѣ Симіасъ, дамой, обладаю- щей лицомъ аква-мариноваго цвѣта. Прибытіе ихъ проходить, однакожь, незамѣченнымъ. На сцену выступаетъ Аглаида Алексѣевна , и ужасно махаетъ руками, желая показать этимъ, что она обрываетъ звонки. — 57 — Разбитной, пользуясь этимъ елучаямъ, въ одно мгновенье ока направляется въ тотъ темный уго- локъ. въ которомъ расположилась Дарья Михайлов- на съ Линкинымъ. — Сердце женщины — это цѣлая бездна! вы странный человѣкъ, Линкинъ, вы хотите постиг- нуть то, что само себя иногда постигнуть не въ состояніи! томно говоритъ Дарья Михайловна. Линкинъ слушает ъ молча; онъ знаетъ, что Дарья Михайловна любитъ не только поговорить, но да- же насладиться звуками своего • собственнаго голо- са, и потому не смѣетъ прерывать очаровательницу. — Читали ли вы Гётевы ^аЫѵепѵапсІІяспаЛеп? продолжаетъ Дарья Михайловна. — Читалъ-съ. — Помните ли вы ту минуту, когда Шарлот- тѣ... дѣлается вдругъ такъ совѣстно?... ну, я ру- чаюсь, что вы не поняли этого! — Я, признаюсь, не замѣтилъ этого мѣста. — И неудивительно, что вы не замѣтили. Та- кую тонкую , почти неуловимую черту можетъ понять только женщина... Сегодня, кажется, вечеръ у Балтазаровыхъ? продолжаетъ Дарья Михайло- вна, замѣтивъ приближеніе Разбитнаго. — Кажется, отвѣчаетъ Линкинъ. — Вы съ ними знакомы9. — Нѣтъ. Разбитной, хотя и достигъ своей цѣли, ире- рвавъ интимный разговоръ, но чувствуетъ себя са- мого внезапно поглупѣвшимъ и не находитъ въ головѣ ни одного путнаго слова. Онъ топчется на — 58 — одномъ мѣстѣ, то краенѣетъ, то блѣднѣетъ, не- сколько разъ сряду разѣваетъ ротъ, чтобы сказать что-нибудь острое, и не можстъ. — Вамъ, кажется, начинать скоро, Дарья Ми- хаиловна, говоритъ онъ, наконецъ, не безъ усилій. І)і» вту минуту па сценѣ раздается іютрясающій вопль. Оказывается, что Шомполовъ ущипнулъ очень больно мадамъ Сишасъ. — Господа! кь еожалѣнію, репетиція не можетъ продолжаться! возглашаетъ Загржембовичъ: — мсьё Шомполовъ не совсѣмъ здоровъ. — Кто яѳздоровъ? Какъ нездоров*»? вступается Шолшоловъ: — она меня оскорбила, она сказала мнѣ, что и пьянъ! — Господа! репетиція кончилась! IV. Между гЬмъ. статскіп совѣтникъ Голынцевъ уже приближался къ Крутогорску. Ъхалъ онъ доволь- но медленно, потому что на всякой станціи соби- ралъ подь рукою отъ станціонныхъ писарей и ямщнковъ свѣдѣнія о генералѣ Голубовицкомъ. Свѣдѣнія оказывались, впрочемъ, весьма удовле- творительный. — Извѣстно, генералъ-съ! отвѣчали писаря въ одно слово, будто сговорившись: — на то они и начальники, чтобъ взыскивать! — Гм... стало-быть строгъ и распорядителенъ — это хорошо, подумалъ Голынцевъ. — 59 — — Шибко ужь оченно ѣздятъ! отвѣчали въ свою очередь ямщики. — Гм... стало-быть, дѣятеленъ — это похваль- но! зарубилъ себѣ на носъ Голынцевъ. Наконецъ, декабря 20 числа 18** года, въ во- семь часовъ пополудни, возокъ Максима Ѳедоры- ча въѣхалъ въ Крутогорскъ. На заставь встрѣ- тилъ его полиціймейстеръ. — Ва... вашему пре-е-восходительству... — Вы, должно быть, озябли? прервалъ Максимъ Ѳедорычъ, видя, что полиціймейстеръ, вмѣсто то- го, чтобы рапортовать, только щелкаетъ зуба- ми: — вы можете простудиться, мой любезный ! Возокъ помчался на отводную квартиру, а но- лиціймейстеръ съ своей стороны поспѣшилъ до- ложить генералу, что Максимъ Ѳедорычъ не че- ловѣкъ, а ангелъ. Максимъ Ѳедорычъ, пріѣхавъ въ квартиру, сиросилъ самоваръ и позвалъ къ себѣ хозяина, потому что и тутъ, не смотря на утомленіе, пер- вою его мыслію было не спать лечь, а наиротивъ того, узнать что нибудь подъ рукою. Вообще онъ понималъ свою обязанность весьма серьозно и зналъ, что осторожность въ полицейскомъ чииов- никѣ есть мать всѣхъ добродѣтелей. Хозяинъ явился въ кругломъ Фракѣ и оказался вееьма ми- лымъ негоціянтомъ, чему Голынцевъ очень нріят- но изумился и выразшгь при этомгь надежду, что и въ прочихъ город ахъ Россіи современемъ куп- цы послѣдуютъ примѣру этихъ аітпаЫея Кгоито- ^огіепя. — 60 — — Ну. скажите, что вашъ добрый генералъ? началъ испытывать Максимъ Ѳедорычъ стороною. — Слава Богу-еъ, ваше превосходительство ! «Ваше превосходительство» подѣйствовало на Максима Ѳедорыча успокоительно. — Маів ІІ8 80ііі 1хё8 Ьіеп ё1еѵё8 ісі! подумалъ онъ. и вслухъ прибавилъ : — да. да ! онъ у васъ такой дѣятельный ! — Попеченіе большое имѣютъ, ваше превосхо- дительство ! — Ну. и генеральша тоже... она вѣдь милая? — Дарья Михайловна-съ?.. смѣю доложить ва- шему превосходительству, что такихъ дамъ по нашему мѣсту-съ... наше мѣсто сами изволите значь какое, ваше превосходительство ! — Гм... это хорошо! Ну, и веселятся у васъ, бываютъ собранія, театры, балы? — Какъ же-гь, ваше превосходительство! бла- городным ъ манеромъ тоже собираются-съ... въ карты поиграть-съ. пли въ клубѣ-съ... все боль- ше Дарья Михайловна попеченіе имѣютъ... — Это хорошо! я такъ скажу, что это одииъ изъ главныхъ рычаговъ администрации , чтобъ всѣмъ было весело ! Если всѣмъ весело, значить всѣ довольны — это ясно, какъ дважды два ! Къ сожалѣнію, не всѣ администраторы обраіцаютъ на этотъ предметъ должное вниманіе ! — Ужь что же хорошаго будетъ, ваше пре- восходительство, какъ всѣ насупившись по угламъ сидѣть будутъ. — Ну да, ну да! очень радъ ! очень радъ — 61 — познакомиться еъ такимъ милым ъ и образованнымъ негоціянтомъ. Максимъ Ѳедоровичъ замѣтилъ однако, что ужь довольно поздно и потому рѣшился отдохнуть. Но прежде чѣмь отойдти ко сну. — до такой сте- пени серьозенъ быль его взглядъ на служебныя обязанности. — онъ вынулъ свою записную книж- ку . въ которой уже были начертаны слова : «строгъ, но справедлив!)»., «дѣятеленъ, расиоря- дителенъ» , и собственноручно сдѣлалъ въ ней с тѣдующую отмѣтку: «общежителенъ и заботится о соединеніи общества, въ чемъ не мало ему по- могаешь любезная его супруга, о которой су- ществуютъ въ губерніи самые лестные отзывы». Г. На другой день у генерала Голубовицкаго былъ обѣдъ. За обѣдомъ присутствовали: Змѣищевъ, Фурначевъ, ПорФирьевъ, Крестовоздвиженскій и прочіе сильные міра; кушали также и нѣкото- рые молодые люди, но исключительно изъ числа тѣхъ, отъ которыхъ ничѣмъ не пахнетъ, н имен- но : Разбитной, Оеміоновичъ и Загржембовичъ. Изъ дамъ присутствовала одна хозяйка дома. Еще наканунѣ, Отепанъ Степанычъ призвалъ къ себѣ повара и нмѣлъ съ ним ъ серьозное обънсне- ніе. — Завтра у меня гость обѣдать будетъ, ты пойми это? сказал ъ онь повару. — Это понять можно, ваше превосходительство, не въ первый разъ столы готовим ъ ! — 62 — — Ну, что же ты едѣлаешь? — Горячее, супъ съ кнелью изготовить можно. — Господи! просто, братецъ, воображенія у тебя никакого нѣтъ!.. — А то можно и уху сварить. — Супъ еъ кнелью да уха, только и еловъ ! ну. чортъ с*ъ тобой, дѣлан что хочешь! Тѣмъ и кончилось еѳвѣіцаніе, но обѣдъ все-та- ки вышелъ хорошій. Подавали супъ съ кнелью (поваръ поставилъ-таки на своемъ), на холодное котлеты и ветчину еъ горошкомъ, на соусъ Фри- касе инь шозговъ и мелкой дичи, въ которую во- ткнуты были оловянный стрѣлы, иотомъ нуншъ глясе, на жаркое индѣйку и вгь заключение мали- новое желе, въ видѣ развалинъ Колизея, внутри которыхъ горѣла стеариновая свѣчка, производя весьма пріятный ЭФФектъ для глазъ. Максимъ Ѳедорычъ, какъ дамскій поклонникъ, садится поближе къ Дарьѣ Михайловнѣ, и между ними завязывается очень живой разговоръ. — И вы не скучаете ? спрашиваетъ Максимъ Ѳедорычъ. — Иногда... а впрочемъ, нѣтъ ! я такъ всегда занята, что некогда и подумать о скукѣ ! — Ахъ да, яизабылъ, что у васъ естьдѣти... сЪегз реіііз аи^ез! ііз 80п1 Ъіеп пеигеих сГаѵоіг ипе теге сотте ѵои$? тасіате ! — Маія... оиі! ]е 1е§ аіте... Дарья Михайловна треплетъ ста.ршаго сына по іцечкѣ. — 63 — — Ей. Максимъ Ѳедорычъ, скучать некогда: она даже и теперь устраиваетъ благородный спек- такль , отзывается съ другаго конца генералъ, внимательно слѣдящій за всѣми движеніями Голын- цева. — Угаітеиі? таів ваѵег ѵоиз, мнѣ ужасно ио- кровительствуетъ счастіе... я безъ ума отъ спек- таклей, особенно отъ благородныхъ... и я васъ заранѣе предупреждаю, что вы найдете во мнѣ самого строгаго кррітика. — Мы таки частенько здѣсь веселимся, снова вступается генералъ. — Это хорошо ! удовольствія, а особливо не- винныя... это, я вамъ скажу, даже полезно: это нравы очищаетъ, не даетъ, знаете, имъ зачер- ствѣть... — Это несомнѣнно ! — А позволено ли будетъ узнать, 8І се и'е8І ра« шіе іпсіізсгёііоп іоиіе гоіз, какія піесы будутъ играть ? — «Чиновника», отвѣчаетъ Дарья Михайловна. — А1і! с'ез! 8ёгіеих! с'е8і ігё§ 8ёгіеих! только я вамъ скажу, тутъ надо актеру... раг се ^ие с'ез! ігёз зёгіеих! Дарья Михайловна рекомендуетъ Семіоновича. — Вы, конечно, поняли эту роль? спрашиваетъ его Максимъ Ѳедорычъ: — вы извините меня, что я дѣлаю такой вопросъ: дѣло въ томъ, что это вѣдь очень серьозно ! Семіоновичъ вертитъ головою въ знакъ согласія. — Я видѣль въ этой роли первоклассны хь — 64 — наших і» актеровъ, и признаюсь, не совсѣмъ удовле- творенъ ими. Нѣтъ, знаете, этого жару, этого негодованія... ну, и манеры нетѣ... Вы вѣдь во- образите , что Наднмовъ старинный дворянин ъ, ^ие с'ез! ип потпіе гіе Ьоппе гатШе, п вдругъ этотъ человькь рѣшился не только принести себя въ жертву отечеству, но и разорвать всякую свянь съ «старинным!» русским ь развратомъ...» Маіз іі е$1 рге^ие гёѵоіиііоппаіге, се! потте ! - Я именно гакъ и нонялъ это, ваше пре- восходительство ! отвѣчалъ Семіоновичъ. Да. тутъ надо много, очень много жару, чтобь передать эту роль... О княгинѣ я не спрашиваю: эта роль по всѣмъ нравамъ должна принадлежать вамъ, обращается Голынцевъ кь Дарьѣ Михайловнѣ. — А еще будутъ играть комедію, гдѣ Аглииька звонки рветъ! перебиваетъ старшій сынъ Голу- бовицкихъ. — А я буду сакалядъ подавать, продолжалъ младшій сынъ. — «Сакалядъ», душечка? оі), 1е спагшап* еп- іапт!... Я понимаю, что вы не должны, не може- те скучать, Дарья Михайловна! Дарья Михайловна треплет ь по іцекѣ и млад- шаго сына. — Мамаша ! Сеничка хочетъ въ Аглинкинъ шоколадъ песку насыпать, докладываетъ старшій сынъ. — Фи, душечка! — 65 — — ОЬ, 1е еііагтап* епГаііі... ^ие1 а#е а-і-іі, та- (іате? — 8ер1 апв. — МаІ8 заѵег-ѵоиз, тайате, ди'П е8* ігёв сіёѵе- Іоррё роиг 80п а§е? Тебѣ, душечка, куда хочется, въ военную или штатскую? — Я хочу въ кьясномъ мундийѣ ходить ! Всѣ смѣются и съ нѣжностію смотрятъ на ма- ленькаго пичугу, который уже желаетъ краснаго мундира. — Нынѣшнее молодое поколѣніе удивительно какъ быстро развивается! замѣчаетъ Голынцевъ: — я увѣренъ, что Надимову всего какихъ нибудь шестнадцать лѣтъ, въ то время, когда онъ всту- паетъ на сцену... Коіег Ъіеп сеіа, прибавляетъ Голынцевъ, обращаясь къ Семіоновичу. — Извините меня, ваше превосходительство, возражаетъ Семіоновичъ: — но Надимовъ передъ этимъ нутешествовалъ, былъ на Нилѣ... — Это такъ, но развѣ онъ не могъ путеше- ствовать съ своими родителями ? или съ гувер- неромъ? — Путешествовать —такъ! но быть на Нилѣ — согласитесь сами, что это довольно трудно ! — Можетъ быть, можетъ быть... Аи іоіш, ѵои8 ёіе8, реиі-ёгге, с1аіі8 1е ѵгаі... но, все-таки, вопросъ заключается въ томъ, что молодые люди нынче чрезвычайно какъ быстро развиваются... ди'еп репзег ѵоіі8, тасіате? — МаІ8... ^е рен&е дие оиі... — Я, впрочемъ, отнюдь не противъ этого... 5 — 66 — Конечно, опытность... Гехрёгіепсе п'е8( рав а шз- йаідпег, еі, иоіі8 аи<хе8, ѵіеих ^аіоріпз (іе ЬоиІ8 XV, поив еп 8аѵоіі8 диеідііе с1ю8е... — Опытность великая вещь, ваше превосходи- тельство, замѣчаетъ генералъ, который по време- нам!» тоже не прочь преждевременно произвести Максима Ѳедорыча въ слѣдующій чинъ. ПорФіірій Петрович і. покрякиваетъ въ знакъ еочувствія. — Я противъ этого не спорю, ваше превосхо- дительство; есть вещи, противъ которыхъ нельзя спорить, потому что онѣ освящены исторіей... Но все-таки жаръ, энергія... все это такія вещи, которыхъ намъ съ вамп не достаетъ... піаІ8 и'е8І> се раз, шааате? Дарья Михайловна очень мило улыбается; при- сутствующіе также смѣются и даже довольно шум- но, но тѣмъ не менѣе благовоспитанно и добродуш- но, какъ будто хотятъ сказать генералу: «а что, попались, наше превосходительство!» Генералъ самъ признаетъ себя побѣжденнымъ и ставитъ себя въ уровень съ общимъ веселымъ настроеніемъ общества. — Зачѣмъ же вы, однакожь, себя включаете въ число стариковъ? очень любезно замѣчаетъ Дарья Михайловна Голынцеву. — У он8 ёѣе8 Ъіен аітаЫе, тасіате, отвѣчаетъ Максимъ Ѳедорычъ: — но увы! я долженъ сознать- ся, что время мое прошло! — Должно быть тоже изволили развиваться быстро? шутливо замѣчаетъ генералъ. — 67 — — А что вы думаете ? вѣдь это правда ! въ бывалые годы, я тоже недурно проводилъ время... таі§ дие ѵоиіея ѵоия! 1а ^еипеязе — сезі сотте Іез ѵо^иев (1е Госёап: сеіа я'еп ѵа еі пе 8е геігоиѵе ріив ! Въ это время желе съ стеариновою свѣчкой от- влекаетъ общее вниманіе. Максимъ Ѳедорычъ съ любопытствомъ слѣдитъ за блюдомъ, пока обно- сятъ имъ всѣхъ гостей, и въ заключеніе находитъ дие с'ев* ^ оіі . Встаютъ изъ-за стола и отправ- ляются въ гостиную, гдѣ опять возобновляется живой и интересный разговоръ. — Я никакъ не ожидалъ, чтобъ въ такомъ отда- ленном^» городкѣ можно было такъ пріятно про- водить время... Ѵгаішепѣ! замѣчаетъ Максимь Ѳедорычъ. — Еслибы вашему превосходительству угодно было удостоить меня посѣщеніемъ сегодня вече- рохмъ на чашку чаю?., говорить ПорФіірій Иетро- вичъ, подходя къ Голынцеву и переминаясь съ ноги на ногу. — Съ величайшнмъ удовольствіемъ... вы меня извините, что я не быль у васъ съ визитомъ... — Помилуйте, ваше превосходительство!.. И ПорФіірій Петровичъ, сдѣлавъ полуоборотъ на одномъ каблучкѣ, кашлянувъ и нѣсколько по- краснѣвъ, удаляется. — Еі, (іетаіп, поиз аііоив еп рідиеішіие: ^'ёвреге, ^ие ѵои8 еп 8еіех? спрашиваетъ Дарья Михайловна. — Масіате, ѵои8 роііѵея <Й8ро8ег (1е топ іетр8 еі (1е та рег8оппе 80Іоп ѵоіге Ъоп ѵоиіоіг... — 68 — — Въ такомъ случав, я сама за вами заѣду, любезно продолжаетъ генеральша. — Аіі, тасіате ! ѵош (Чек (Типе Ъопіё!.. Наконецъ, всѣ начинаютъ чувствовать нѣкото- рое обремененіе желудка и мало по малу раскла- ниваются съ хозяевами. Голынцевъ замѣчаетъ это и также спѣшитъ отретироваться. Всѣ очень довольны. — Ахъ, какой пріятный человѣкъ ! говоритъ ПорФирій Петровичъ, обращаясь кгь Крестовоздви- же не ком у. — Просто, именно добрѣйшій человѣкъ ! отвѣ- чаетъ Крестовоздвиженскій и внезапно начинаетъ размахивать руками, какъ человѣкъ, который не въ состояніи овладѣть своими чувствами. Семіоновичъ уходитъ, обдумывая замѣчанія Го- лынцева по поводу роли Надимова, и рѣшается припустить еще болѣе жару въ выраженіи того спасительнаго негодованія, которымъ проникнута эта роль. Леонидъ Сергѣичъ Разбитной выражаетъ свое удовольствіе тѣмъ, что скачетъ съ одной ступеньки на другую обѣими ногами вдругъ, и на одной ступенькѣ говор итъ: «рідие», а на дру- гой: «підие». VI. На другой день, часу въ третьемъ пополудни, огромный поѣздъ останавливается передъ домомъ, въ которомъ имѣетъ резиденцію Максимъ Ѳедо- рычъ. Впереди всего повзда ѣдетъ полиціймей- — 09 — стеръ на лихой тройкѣ, подобранной волосъ въ волосъ изъ числа пожарныхъ лошадей. За поли- ціймейстеромъ слѣдуютъ четверомѣстныя сани, въ которыхъ обрѣтаются генералъ и генеральша Го- лубовицкіе и двое дѣтей. Тутъ же садится и Мак- симъ Ѳедорычъ. Ноѣздъ трогается; ямщикамъ приказано быть веселыми, вслѣдствіе чего они поютъ пѣсни и помахиваютъ кнутами. Максимъ Ѳедорычъ замѣ- чаетъ, что такого рода загородныя поѣздки, кро- мѣ того, что иредставляютъ много удовольствія, весьма полезны для здоровья. — Ш ге^агсіег сотте с'е8І зоіі ! обращается онъ къ Дарьѣ Михайловнѣ, указывая на длинную вереницу саней, растянувшуюся на полверсты: — какъ это напоминаетъ запоздалыхъ путниковъ, которые спѣшатъ на ночлегъ ! И дѣйствительно, картина очень милая, потому что день ясный; и лучи солнца, упадая на бѣлую снѣговую равнину, обливаютъ ее сверкающимъ, почти нестерпимымъ блескомгь ; сани быстро сколь- зя тъ по едва пробитой дорогѣ, а пристяжныя ло- шади, взрывая копытами снѣгъ, одѣваютъ эки- пажи ееребристымъ облакомъ пыли, что также очень недурно. — У насъ удивительно здоровый климатъ, го- ворить генералъ: — повѣрите ли, ваше превосхо- дительство, странно сказать, а даже въ простомъ народѣ никогда никакихъ болѣзней не происходитъ! — Да ? стало быть, состояніе народнаго здо- ровья можно назвать удовлетворительным'!» ? — 70 — — Больше чѣмъ удовлетворительным ь ! — Ну, а народная нравственность? — На счет ь народной нравственности тоже могу сказать, что довольно удовлетворительна... ко- нечно, бываютъ тамъ между ними... ну, да это домашними средствами !.. — Гм... это хорошо! это очень утѣшительно, что народная нравственность въ удовлетворитель- ном ъ состояніи... Потому что народъ, ваше пре- восходительство... это его, можно сказать, един- ственная забота, чгобі, быть нравственными... Бели ужь и въ народѣ нѣтъ нравственности^ что же такое будетъ? — Это справедливо, ваше превосходи тельство... въ этомъ отношеніи. я могу сказать... я очень счастливь... Народъ здѣсь очень нравственъ ! Одно только обстоятельство меня огорчаетъ : ябедниновъ здѣсь очень .много. — Д-да? — Точно такъ-еъ; я, конечно, не сталь бы жаловаться вамъ на это, еслибы не нмѣлъ удо- вольствія такъ близко познакомиться съ вами и не убѣдился вполнѣ, что вы не заподозрите меня... Но теперь могу сказать прямо: да, ябедничество слишком ь укоренилось здѣсь ! — Скажите пожалуста !.. но чѣмъ же вы объя- сните такое явленіе? вѣроятно, оно откуда нибудь занесено сюда, потому что не можетъ же быть, чтоб ь здѣсь были какія нибудь причины жало- ваться... Вездѣ, гдѣ я былъ, передо мной прохо- дили все лица совершенно довольныя. — 71 — — Изъ Новгорода , Максимъ Ѳедорычъ, изъ Новгорода... Повѣрьте, что это все старая новго- родская кляуза дѣйствуетъ ! . . — Гм... стало быть, здѣшній народъ стоить на довольно высокой степени развитія? замѣчаетъ Голынцевъ, вспомнивъ о Мароѣ Посадницѣ. — О, да ! съ этой стороны я могу почесть се- бя совершенно счастливымъ ! я могу сказать, что имѣю дѣло съ людьми развитыми, и еслибъ не ябедничество... — Однакожь , надо бы принять мѣры противъ распространенія этого зла, ваше превосходитель- ство... Я съ своей стороны готовъ содѣйствовать! — Я, съ своей стороны, полагаю, ваше пре- восходительство, что, для уничтоженія этого зла, необходимо между народомъ распространить «ис- тинное иросвѣщеніе ...» — То есть, какъ это истинное просвѣщеніе... грамотность, хотите вы сказать? — О, нѣтъ, упаси Боже! грамотность-то имен- но и распространяешь у насъ ябеднпковъ... — Гм... да! я понимаю васъ ! вы хотите ска- зать, что если не было грамотныхъ. то не кому было бы просьбы писать? .Такъ, кажется? — Точно такъ, ваше превосходительство ! — А что вы думаете : вѣдь въ этомъ много правды! несомнѣнно, что тогда административная машина упростилась бы чрезвычайно... ну. и со- кращспіе переписки... 'Однако, мнѣ весьма бы любопытно было знать, что вы разумѣете подл» «истиннымъ просвѣщеніемъ» ? Генералъ задумывается; онъ хочетъ выразить- ся какъ нибудь аллегорически, упомянуть про не- винность души, про довѣрчивость, про веселое и безгорестное выраженіе физіономіи и другіе не- сомнѣнные признаки «истиннаго просвѣщенія», но такъ какъ въ ораторскомъ искусствѣ онъ никогда не нмѣлъ случая упражняться (потому что и во- обще въ Россіи искусство это находится въ мла- денчестве), то весьма естественно, что мысли его путаются, и въ головѣ его поднимается такой сумбуръ, для приведенія котораго въ порядокъ необходимо было бы учредить цѣлое временное отдѣленіе съ тремя столами, изъ коихъ одинъ за- вѣдывалъ бы невинностію души, другой довѣрчи- востію и т. д. Дарья Михайловна замѣчаетъ это и спѣшитъ выручить супруга своего изъ бѣды. — Аіі, теззіеигя, ѵои8 аигег епсоге іоиі іе іетря (1е саизег аіТаіге ! замѣчаетъ она, очаровательно улыбаясь. — Это правда. Мы, ваше превосходительство, были очень неучтивы передъ Дарьей Михайлов- ной ! говорить Максимъ Ѳедорычъ, и потомъ сно- ва прибавляетъ, указывая на поѣздъ : — таІ8 ге^аійех сотте р'ез!; ]о1і ! Однако, виднѣется уже и цѣль поѣздки : одно- этажный сѣренькій дшншъ, въ которомъ устроено все нужное для принятія гостей. Неподалеку отъ дома, генеральскую тройку обгоняютъ сани, въ которыхъ сидятъ Загржембовичъ, Семіоновичъ и Разбитной, то есть сокъ крутогорской молодежи. Разбитной возсѣдаетъ на облучкѣ и, въ то время — 73 - какъ тройка равняется съ санями Дарьи Михай- ловны, онъ старается держать себя какъ можно лише, и вмѣстѣ съ тѣмъ усиливается смотрѣть по сторонамъ и разговариваешь съ своими спутни- ками, чтобъ показать, что онъ лихой и все ему ни почемъ. Въ небольшой залѣ уже накрытъ столь и ба- тальйонная музыка играетъ весьма усердно. Хотя это дѣло обыкновенное и всѣмъ давно извѣстно, что батальйонъ, вмѣстѣ съ кузницей и швальной, непремѣнно обладаетъ и полнымъ бальнымъ ор- кестромъ музыки, но Максимъ Ѳедорычъ считаетъ долгомъ пріятно изумиться. — Да у васъ тутъ цѣлый оркестръ ! говоритъ онъ Дарьѣ Михайловнѣ: — іпаіз... с'ез! 1гё8 ^И! За обѣдомъ начинается тотъ же милый, лету- чій разговоръ, котораго обращики приведены въ предъидущей главѣ, съ тою разницею, что те- перь онъ непринужденнѣе и вслѣдствіе этого еще милѣе. Дарья Михайловна нина шагъ не отиу- скаетъ отъ себя дорогаго гостя. За общнмъ шу- момъ и говоромъ между ними заводится интим- ная бесѣда, въ которой Дарья Михайловна откры- ваешь Максиму Ѳедорычу всѣ тайныя сокровища своего ума и сердца. Бесѣда, разумѣетея, ведется на томъ миломъ Французскомъ діалектѣ, о кото- ромъ наши провинціяльныя барыни такъ спра- ведливо выражаются: «этотъ душка Фрапцузскіп яэыкъ». — Если кто хочетъ найти достунъ къ серд- цу женщины, тотъ долженъ постучаться въ двери — 74 — ея воображенія , утверждаетъ Макеимъ Ѳедо- рычъ. — Вы думаете? — Я совершенно вь этомъ увѣренъ... Кто произносить при мнѣ слово: «воображеніе», тотъ вмѣстѣ сь тѣмъ нроизноситъ и слово «женщина» и на. о бороть... — А я думаю, что на бѣдныхъ женщинъ кле- вещутъ, говоря, что у нихъ воображеніе развито на счетъ сердца... возьмите, напримѣръ, чувство матери ! о. чувство матери — это такъ! с'е8т зиЫіте, іі іГу а гіеп а сііге ! но я не о немъ и говорю... Мы возьмемъ женщину, свободную отъ всякихъ такою рода отношеній, женщину, созданную, такъ сказать, д.ія того, чтобы только любить. . . тасіате Ваеизёапі * ) н а 1 1 і >имѣръ ? — Но а вамъ могу указать противъ этого аа Марту, на Лукрецію Флоріани... **). II все-таки я утверждаю, что всѣ эти герои- ни именно потому и оказались слабы сердцемъ, что въ нихъ с.іпшкомі» развито было вообра- женіе. Дарья .Михайловна задумывается. — Нѣтъ, вы не знаете женщинъ! говорить она положительно. — Оіі, піаІ8 з'е ѵоіі8 сіетаікіе раітіоп, тасіате!.. — Нѣтъ, потому что вы отнимаете у женщины *) Героиня романог/ь Бальзака. **) Героини романовъ Ж. Санда. — 75 — ея лучшее сокровище — сердце!... А впрочемъ, я и забыла, что вы мужчина... — А все-таки главное въ женщинѣ — это ея воображеніе... — Вы странный человѣкъ, мсьё Голынцевъ; вы хотите увѣрить меня, что постигнули женщину... то есть постигли то, что само себя иногда по- стигнуть не въ состояніи... — ОЬ, ^иаш; а сеіа, ѵоиз аѵег рагіаііетепі гаі- 80п, тасіате! — Читали ли вы Гётевы ЛѴаЫѵеглѵаікіівсІіайеп? — О, какъ же ! — Помните ли вы тамъ одно мѣсто... ту ми- нуту, когда Шарлотта, отдаваясь своему мужу, вдругъ чувству етъ... скажите, сердце ли это, или воображеніе ? Максимъ Ѳедорычъ безмолветвуетъ, потому что, признаться сказать, онъ въ первый разъ слышитъ о Шарлоттѣ, да сверхъ того и вонросъ Дарьи Ми- хайловны слишкомъ ужь отзывается метафизикой. — Вы потому ошибаетесь въ женщинѣ,- про- дол жа етъ Дарья Михайловна томно: — что ищете чувства въ одномъ ея сердцѣ... Но вѣдь оно вез - дѣ, это чувство, оно во всемъ ея существѣ ! Максимъ Ѳедорычъ рѣшительно побѣяіденъ. — О, если вы берете вопросъ съ этой точки зрѣ- нія, говорить онъ: — то, конечно, протпвъ этого я ничего не имѣю сказать. Такимъ образомъ, побѣда остается за Дарьей Михайловной, но, какъ женщина умная, она очень хорошо понимаетъ, что одолжена своимъ торже- — 76 — ствомъ не столько самой еебѣ, сколько великоду- шію своего противника. Послѣ обѣда, время проводится очень иріятно; въ залѣ устроиваютея танцы, въ еосѣдней ком- нат раскладываются карточные столы. Слѣдова- те.іьно, и юность, увѣнчанная розами, и масти- тая старость, украшенная благолѣпными сѣдина- ми, равно находятъ удовлетвореніе своимъ закон- нымъ потребностями Максимъ Ѳедорычч» пграетъ въ карты легко и чрезвычайно пріятно. Онъ не крахтитъ, не под- мигиваетъ, не говорить «тэкъ-съ», и вообще не выказываетъ никакпхь нризнаковъ душевнаго вол- ненія. Нартію его составляютъ: генералъ Голубо- вицкііі, ІІорФіірій Нетровичъ ПорФіірьевъ и Се- менъ Семенычъ Фурначевъ. Занятіе картами не мѣшаетъ Максиму Ѳедорычу вести вмѣстѣ съ тѣмъ весьма пріятный и оживленный разговоръ; во время сдачи, онъ постоянно находнтъ какую нибудь новую тэму и развиваетъ ее съ свойствен- нымъ ему увлеченіемі>. Такъ, напримѣръ, онъ находить, что Англія сдѣлала въ послѣднее время на промышленномъ поприщѣ гигантскіе успѣхи, а что во Франціи, напротивъ того, Геге (Іея гё- ѵо1итіоіі8 н'ез.1; раз сіозе... — Ахъ, какой пріятный человѣкъ ! замѣчаетъ ИорФіірій Петровичъ, когда Голынцевъ оставляетъ на минуту своихъ нартнеровъ, чтобъ посмотрѣть на танцующихъ. — И кажется, много начитннъ! прибавляетъ отъ себя Семенъ Семенычъ. — 77 — Но вотъ начинается мазурка, и Максимъ Ѳе- дорычъ, по необходимости, долженъ кончить игру, потому что дамы единодушно сговорились выби- рать его для Фигуръ. Само собою разумѣется, что Максимъ Ѳедорычъ въ восторгѣ ; онъ забы- ваетъ почтенный свой возрастъ и рѣзвится какъ дитя: хлопаетъ въ ладоши во время шеновъ и рон- довъ, придумываетъ новыя Фигуры и съ необыкно- венною граціею ловитъ платки, которые бросают- ся, впрочемъ, дамами именно въ ту сторону, гдѣ находится Голынцевъ. Однимъ словомъ, день проходить незамѣтно и весело. Во время сборовъ въ обратный путь, Максимъ Ѳедорычъ очень суетится и хлопочетъ. Онъ лично наблюдаетъ, чтобъ дамы закутывались теплѣе и до тѣхъ поръ не успокоивается, покуда не убѣждается, что попечительныя его настоянія возымѣли надлежащее дѣйствіе. УН. Я не стану говорить объ обѣдахъ и вечерин- кахъ, данныхъ по случаю пріѣзда Максима Ѳедо- рыча сильными міра сего, пройду даже молчаніемь и великолѣпный балъ, устроенный въ залѣ клуба... Во чвсе время своего пребыванія въ Крутогорскѣ, Максимъ Ѳедорычъ былъ положительно разры- ваемъ на части, и за всѣмъ тѣмъ не только не показалъ ни малѣйшаго утомленія или упадка душевныхъ силъ, но напротиві» того, въ каждомъ новомъ празднествѣ какъ бы ночерпалъ новын — 78 — гилы для совершенія далыіѣГішихъ подвиговъ на этомъ блестящемъ поприщѣ. Перломъ всѣхъ этихъ увеселеній остался все- таки благородный спектакль, на которомъ я и ыамѣренъ остановить вниманіе читателя. Максимъ Ѳедорычь еамъ неусыпно слѣдилъ за ходомъ ре- петицій, вразумлялъ актеровъ, понуждалъ лѣни- выхь, обуздывалъ слишкомъ ретивыхъ и даже убѣдилъ Шомполова въ томъ, что водка и искус- ство двѣ вещи совершенно разныя, которыя легко могутъ обойдтись другъ безъ друга. Прежде всего шла піеса: «Въ людяхъ ангелъ» и проч., и всѣ единогласно сознались, что лучшаго ис- ію.інснін желать было невозможно. Аглаида Але- ксѣевна Размановская играла рѣнштельнѳ сотте іте асігісе сошоттёе! Хоти въ особенности много неподдѣльнаго чувства было выражено въ иослѣдней сценѣ примиренія, но и на балѣ у Размазни дѣло шло нисколько не хуже, если даже не лучше. От- лично также изобразила госпожа Симіасъ пере- зрелую дѣвицу Небосклонову, а нропѣтый ею куплетъ о Пушкинѣ произвелъ Фуроръ. Но Раз- битной, но общему сознанію, иревзошелъ самыя смѣлыя ожиданія. Онъ какъ-то сюсюкалъ, безпре- станно вкладывалъ въ глаза стеклышко и во всемъ посту иалъ именно такъ, какъ долженъ былъ по- ступать настоящій Прындикъ. Одинъ Семіоновичъ былъ неудовлетворителенъ. Онъ никакъ не могъ понять, что Славскій — дипломатъ, который подъ конецъ піесы даже получаетъ назначен іе въ Кон- стантинополь, и велъ себя рѣшительно какъ това- — 79 — рищъ председателя. Даже Фурначенъ понялъ, что тутъ что-то не такъ и еообщилъ свое заклю- чение ПорФирію Петровичу, который, однакожь, не отвѣчалъ ни да, ни нѣтъ, а выразился только, что «съ насъ и этого будетъ!» Начались и живыя картины. Максимъ Ѳедо- рычъ лично осмотрѣлъ Гаидё , и нашелъ , что Дарья Михайловна была та^пііщие. Шомиоловъ, бывшій въ это время за кулисами, увѣрялъ даже, будто Максимъ Ѳедорычъ прикоснулся губами къ обнаженному плечу Гаидё и при этомъ какъ-то странно всѣмъ тѣломъ дрогнулъ. Впрочемъ, надо сказать правду, и было отъ чего дрогнуть. Когда открылась картина, и представилась глазамъ зри- телей эта роскошная женщина, съ какою-то страст- ною нѣгой раскинувшаяся на турецкомъ диванѣ, взятомъ на подержаніе у совѣтника палаты госу- дарственныхъ имуществъ, то вся толпа зрителей дико завопила: таково было потрясающее дѣйствіе обнаженнаго плеча Гаидё. Напрасно насупливался мрачный Ламбро, напрасно порывался впередъ ми- ловидный Донъ-ЖуанТ), публика не замѣчала ихъ полезных?» усилій и всѣмп чувствами стремилась къ Гаидё, одной Гаидё. Вторая картина была также прелестна. Не- сколько пріятныхъ .молоды хъ дамъ и дѣвицъ, ип еяваіт сіе іетіев Ъеашзёя, въ костюмахъ одалискгь, и посреди ихъ Дарья Михайловна съ гитарой въ рукахъ, произвели ЭФФектъ поразительный. Третью картину спасла решительно Дарья Ми- хайловна, потому что Семіоновичъ (Іаковъ) не — 80 - только ей не содѣйствовалъ, но даже совершенно неожиданно свиснулъ, разрушив!» вдругъ все оча- рованіе. Грекъ съ ружъемъ прошелъ благополучно. Но само собой разумеется, что главный инте- ресь все-таки сосредоточивался на «Чиновникѣ». Въ публикѣ ходили на счетъ этой оіесы разные несообразные слухи. Многіе увѣряли, что будстъ всенародно представленъ становой приставь, сни- маюіцій съ просителя даже исподнее платье; но другіе утверждали, что будетъ, напротивъ того, представленъ становой приставъ, снимающій ру- башку съ самого себя и отдающій ее просителю. Последнее мнѣніе имѣло за себя всѣ преимуще- ства со стороны благонамеренности и правдоиодо- бія и потому весьма естественно, что, въ общемъ направленіи. оно оправдалось и на дѣлѣ. Мак- сим!» Ѳедорычъ сильно трусйлъ. Онъ видѣлъ, что Семіоновичъ совсѣмъ не такъ нонялъ свою роль. — МаІ8 ѵеиіПег сіоис сотргепсіге, топ снег, го- ворилъ онъ: — вѣдь Надимовъ человѣкъ новый, но вмѣстѣ съ тѣмъ и старый... то- есть вотъ видите ли... душа у него новая, а тѣло, то-есть оболочка... старая!., здѣсь-то, въ этомъ безвы- ходномъ столкновеніи и источникъ всей катастро- фы... ѵоіі8 сотргепег? Но Семіоновичъ не понималъ* онъ, напротивъ того, утверждалъ, что у Надимова душа старая, а тѣло новое... и что въ этомъ-то именно и за- ключается не катастрофа, а поучительная и вмѣ- стѣ съ тѣмъ успокоивающая цѣль піесы: это молъ 1 — ничего, что ты тамъ языкомъ-то озорничаешь, мысли-то у тебя все-таки тѣ же, что и у насъ грѣшныхъ. Максимъ Ѳедорычъ былъ въотчаяніи и не скры- вадъ даже чувствъ своихъ. — Все идетъ отлично, говорилъ онъ въ пар- терѣ окружавшимъ его губернскимъ аристокра- тами. — но Надимовъ... признаюсь вамъ, я опа- саюсь... я сильно опасаюсь за Надимова... какая жалость! II дѣйствительно, вмѣсто того, чтобы предста- вить человѣка по наружности холоднаго, насквозь проникнутаго безподобнѣйшимъ сотте іі ѣѵі и только въ глубинѣ души горящаго огнемъ безко- рыстія, человѣка. сбіірающагоея высказать свою тоску по безкорыстію на всю Россію, однакожь, по чувству врожденной ему стыдливости, высказы- вающаго ее только княгинѣ, Мисхорину, полков- нику и Дробинкину. Семіоновіпп> выходилъ изъ себя, дралъ свои волосы и въ одномъ мѣстѣ до- шелъ до того, что ирибилъ себя по щекамъ. Да- же крутогорская публика какъ-то странно охнула при такомъ явномъ нарушеніи законовъ есте- ственныхъ и человѣческихъ, а ПорФіірій Летро- вичъ весь сгорѣлъ отъ стыда. Наконецъ, представленіе кончилось. Слово с^оП» слышалось во всѣхъ углахъ, только канцелярскіе чиновники, обитатели горнихъ и страшные зои- лы, остались не совсѣмъ довольны, да и то по- тому, что ихъ завѣрили, что будетгь непремѣнно иредставлень становой, да и не какой-нибудь 6 — 82 — другой становой, а именно втораго стана По.юрѣц- каго уѣзда — Б.іаговоленекій. На другой день въ губернскихъ вѣдомостяхъ была напечатана въ видѣ письма къ редактору слѣдующая статья: «Позвольте и мнѣ, скромному обитателю наше- го мирнаго города, поговорить о прекрасномъ тор- жествѣ, котораго мы были вчера свидетелями. йзвѣстно вамъ, милостивый государь, какое бла- годѣтельное вліяніе имѣютъ зрѣлища (а въ осо- бенности благородный) на нравственность народ- ную. Съ одной стороны, примѣромъ наказаннаго порока смягчай ареступныя наклонности, зрѣли- ща съ другой стороны несожнѣнно возвышаютъ въ человѣчествѣ эстетическое чувство; эстетическое же чувство въ свою очередь, пройдя сквозь горнило нравственности, возвышаетъ сію послѣдиюю, и черезъ то ставитъ ее на ту ступень, гдѣ она дѣ- лается основою всякаго благоустроеннаго граждан- скаго общества. Съ этой точки зрѣнія намѣренъ я обозрѣвать критически вчерашнее торжество. «Первое, что представляется при этомъ моему умственному взору, — это цѣль, которой служили благородные жрецы искусства. Не одна слеза бу- детъ отерта, не одинъ вздохъ благодарности воз- несется, въ видѣ теплой молитвы, за благород- ныхъ благотворителей... Одинъ Французскій уче- ный сказалъ, что дама, которая покупаете» шаль, подаетъ съ тѣмъ вмѣстѣ милостыню бѣдному... святая и глубокая истина! II наши добрые Кру- тогорцы вполнѣ ее поняли! Но не стану больше 83 распространяться объ этомъ иредметѣ; я Знаю, что скромность, н даже нѣкоторая стыдливость, есть нераздельная принадлежность нсякаго благо- творительнаго дѣянія, и потому... умолкну. «Но не могу умолчать о благотворительной мы- сли, присутствовавшей при выборѣ піесъ. Въ на- стоящее время, когда умственное око Россіи должно быть обращено, по преимуществу, внутрь ея са- мой, наши добрые Крутогорцы вполнѣ доказали, что они стоятъвъ уровень съ обстоятельствами. Вы- боръ такой піесы, какъ «Чиновникъ», положительно доказываешь это. Мы сами были свидѣтелями по- трясающаго дѣйствія этой піесы, которое, въ сое- диненіи съ истинно - пластическою игрой испол- нявшая роль Надимова члена благороднато круто- горскаго общества останется навсегда незабвен- нымъ на страницахъ нашей лѣтописи. Да! мы мо- жемъ смѣло давать на нашей сценѣ «Чиновника!» мы можемъ безь горечи выслушивать страстныя и благонамѣренныя филиппики г. Надимова! Эти укоры, эти филиппики не до насъ относятся! Бла- годареніе Богу, мы уже поняли свой долгъ отно- сительно любезнаго нашего отечества, и положа руку на сердце, можемъ сказать: Г. Надшювъ! въ вашихъ словахъ заключается горькая правда, но этой правдѣ нѣтъ мѣста въ Крутогорской гу- берніи! «Скажу нѣсколько словъ и объ псполненіи, но не желая оскорбить прекрасное чувство скромно- сти, которымъ одушевлены наши благородные бла- готнорители, вынужденъ умолчать о многомъ, что — 84 — накщгъло на днѣ благородной души. Прежде все- го, долженъ я упомянуть о трудахъ ея превосхо- дительства Дарьи Михайловны, по мысли и на- ставленіямь которой было устроено настоящее торжество. Затѣмъ, всѣ исполнители, нринявшіе участіе въ дѣлѣ благотворенія, были безукоризнен- ны. Какъ хороша была княгиня! Какъ увлекатель- но-наивна была Славская! Какъ... но нѣтъ, я чувствую, что перо мое начинаетъ переходить само собою за предѣлы той огромности, о кото- рой я говори лъ... Птакъ, умолкну! а Мужайтесь, благородные труженики! боритесь съ препятствиями и преодолѣвайте ихъ! Не смот- рите на то, что на пути вашемъ иногда растутъ не розы, а тернія — таковъ ужь удѣлъ всѣхъ дѣй- ствій человѣческихъ! Помните всегда, что за ва- шими невинными занятіями стоятъ толпы иныхъ тружениковъ, которые посылаютъ къ небу горя- чія мольбы о ниспосланіи вамъ сугубыхъ силгь на новые подвиги»! Сочинитель этой статьи, коллежскій секретарь Пѣснопѣвцевъ, удостоился въ тотъ же день чести быть приглашеннымъ къ обѣденному столу его превосходительства Степана Степаныча. ПИ. Наконецъ, въ одно прекрасное утро, Максимъ Ѳедорычъ спохватился, что пора ужь ѣхать, тѣмъ болѣе, что репертуаръ увеселеній начиналъ исто- щаться. Онъ собралъ свои воспоминанія, посовѣ- товался съ записною книжкой и нашелъ, что мате- 8 Г) ріаловъ для оудущаго донесенія предостаточно. О генералѣ Голубовнцкомъ и преимущественно о генералыпѣ предположил!» онъ высказаться съ осо- бенною теплотою. Въ пользу ихъ можно, пожалуй, даже пожертвовать двумя-тремя субъектами, чтобы лучше и явственнѣе оттѣнить картину. Само со- бою разумѣется, что нельзя же веѣхъ чиновни- ковъ найдти добродетельными; это невозможно во первыхъ потому, что самая природа въ евоихъ проявленіяхъ разнообразна до бесконечности; а во вторыхъ потому, что н начальство не повѣритъ этой эпидеміи добродѣтелн и чего добраго запо- дозрить еще способности ревизора. Поэтому вы- браны были въ жертву такъ-называемые пререка- те.іи и безиокойные, которыхъ и оказалось двое: со- вѣтникъ губернскаго иравленія Еворатскій и членъ приказа Семибашенный. ЕвФратскій жилъ весьма уединенно, ни къ кому не ѣздилъ и вслѣдствіе того быль заиодозрѣнъ въ вольнодумствѣ и въ намѣреніи возстановить въ Россіи патріаршеское достоинство, о чемъ будто бы онъ и выражался стороною тахмъ-то и тогда- го. Семибашенный же хотя и не мечтать о возстановленіи патріарше- скаго . остоинства. но взамѣнъ того, неоднократ- но иредъявлялъ пагубную наклонность къ исла- мизму, и даже публично называл]» турокъ счаст- ливчиками, приводя въ основа ніе такого мнѣнія лишь грубыя ноползновенія Своей чувственности. Само собою разумеется, что такія липа не заслу- живали ни малѣйшаго сниехожденія. Прощаніе было очень трогательно. Ли обѣдѣ, — 86 — даниомъ но этому случаю генералом!» Голубоьчщ- кимъ, было сказано много теплыхъ словъ и вы- пито не мало тостов ь за здоровье дорогаго гостя. -- Скажу вам ъ откровенно, выразился при этомъ генералъ, съ чуветвомъ пожимая руку Максима Ѳедорыча: — а давно, очень давно не имѣлъ тако- го прілтнаго гостя! — Позвольте и мнѣ, въ свою очередь, удостове- рить ваше превосходительство, что давно, очень давно я не имі.лъ такихъ пріятныхъ минутъ, ка- кія йровелъ здѣсь, въ вашемъ любезномъ обще- ствѣ. отвѣча.і ь Макснмъ Ѳедорычъ взволнованный. — МаІ8 геѵепег арий ѵоіг. любезно сказала Дарья Михайловна. — ГтроькіЫе. тасіате! мы, люди службы, люди деятельности, не всегда можемъ слѣдовать влече- ніямъ сердца.». Веѣ присутствовавшее были растроганы. Когда же, посев пбѣдн. наступил* часъ разставанія, и Макснмъ Ѳедорычъ долго, въ какомъ-то тяжкомъ безмолвіп. дсржн.гь въ своихъ рукахъ руку Дарьи Михайловны, то его превосходительство Степанъ Отепанычъ не могъ даже выдержать. Онъ какъ-то восторженно замахалъ руками и бросился обнимать Голынцева, а Семіоновичъ, стоя въ это время въ еторонѣ. шопотомъ декламировалъ: Л\гЪеп лѵе Ігѵѵо рагіесі Іп зііепсе апсі іеагз... Вечеромъ, часу въ девятомъ, ровно черезь мѣ- сяцъ по пріѣздѣ въ Крутогорскъ. Максимъ Ѳе- дорычъ уже выѣзжалъ за заставу этого города. — 87 — Частный приставь Рогуля, сопровождавшій его превосходительство до городской черты, пожелалъ ему счастливаго пути и тутъ же, обратившись къ будочнику, сказалъ: — Ну, вотъ и ревизоръ! чтожь что ревизоръ! нѣтъ, кабы вотъ Павла ТроФимыча Перегорен- скаго къ ревизіи допустили — этотъ, надо думать, обревизовалъ бы! Въ эту же ночь послалъ Вогъ снѣжку, кото- рый въ какихъ-нибудь два часа закрылъ самый слѣдъ повозки Максима Ѳедорыча. УТРО У ХРЕПТЮГИНА. Драматическій очеркъ. ДѢИСТВУЮІЦІЯ ЛИЦА: йванъ Онуфричъ Хрептюшнъ, 55 лѣтъ, негоціантъ. ДмігтріГг Иванычъ, иначе Оётёігіиз, сынъ его, 20 лѣтъ, служить при губернаторѣ. Статскій совѣтникъ Семенъ Сембнычъ Фурначевъ, 50 лѣтъ, имѣетъ къ Хрептюгину начальственный отношенія. Маіоръ Станиславъ Ѳаддергчъ Понжігерховскій, 40 л., ремесломъ проходимецъ. Иванъ Петровичъ Доброзраковь, отставной штабъ- лекарь, 55 л. Леонидъ Сергѣичъ Разбитной, чиновникъ особыхъ иорученій при губернаторѣ, молодой человѣкъ. Отставной подпоручикъ Живновскій, 50 л. Титулярная совѢтница Степанида Карповна Гнусова, 45 лѣтъ, экономка Хрептюгиныхъ. Дѣйствіс происходить въ губернскомь юродіъ. 89 СЦЕНА I. Театръ представляетъ богато-уоранную гостиную въ домѣ Хрептю- гнна. Въ серединѣ и на право отъ зрителя двери. На столѣ иередъ диваномъ поставлена закуска и водка. Г ну со в а (Гну сова пожилая женщина, одѣта въ чер- ное шелковое платье; на плечахъ у нея желтая таль; на головѣ чепець. При открытіи занавѣса она занимается приготовленіемъ закуски) . Шутка сказать, скоро одиннадцатый часъ, а онъ еще дрыхнетъ ! И не убьетъ же Богъ громомъ этакого аспида ! По естеству-то, ему бы теперь на босу ногу бѣгать да печки затоплять, анъ онъ вотъ валяется... Да и спать вѣдь не спитъ, а именно валяется, (потому- дескать, что въ Пите- рѣ благородные люди такимъ манеромъ дѣ.іаютъ (Задумывается). Вотъ я и благородная, и мужъ ти- тулярнымъ совѣтникомъ быль... такъ хоть бы за столь съ собой посадили, и того нѣтъ ! СЦЕНА II. Г н у с о в а и П о н ж и е р х о в с к і и (видный мужчина, въ воен- номъ сюртукѣ\ усы нафабрены и тщательно завиты; волосы на головѣ приглажены; вертлявъ и занятъ собой ; говорить съ сильным}, акцентом?,). Понжперховсйій. Иванъ ОнуФричъ не вставали? Гнуоова. Ужь гдѣ же ему встать, батюшка! 90 ІГонжперховскій. Это лучше-съ* я, признаюсь вамъ, даже не люблю , когда вашъ ОнуФричъ перед ъ глазами торчитъ... Поговорить можно и безъ него, выпить и закусить тоже-еъ... Гну с о и а. Конечно, сударь ! Понжперховскій. И вамъ доложу, почтен нѣйшая Степанида Кар- повна, что на этихъ людей нужно смотрѣть съ Философической точки зрѣнія... Вотъ я, напримѣръ: люблю и вь карточки перекинуть, и хорошую сигару выкурить, и пообѣдать изящно, и побе- седовать... все это у Хрептюгина я нахожу-съ. Слѣдственно, чтоѵкь мнѣ за дѣло до того, что онъ еще вчерашняго числа невѣпь въ какой родослов- ной записанъ былъ? Возьмемъ хоть бы теперь: закуска, н вижу, на столѣ приготовлена, водка есть... ну, и ваша пріятная бесѣда тоже-сь... за ваше здоровье, Степанида Карповна ! (Пьешь и закусываешь). Гну со НА. На здоровье, сударь. Оно точно, вы люди наѣз- жіе... вамъ оно ничего, какъ онъ колобродить, да и колобродитъ-то при васъ онъ еще не больно осмѣлится... 91 Понйшерховскіи. Это всеконечно-съ... потому что мы иногда мо- жемъ и до лица коснуться... Гнусова. А каково-то намъ, грѣшнымъ? Бѣднякъ, су- дарь, что муха: гдѣ заборъ, тамъ дворъ, гдѣ щель тамъ постель ! Намѣдниеь вотъ чуть со двора меня не согналъ: «хочу, говоритъ, чтобъ у меня нѣм- ка въ экономкахъ была ! » Ну, рассудите вы сами, Станиславъ Ѳаддеичъ, хуже что ли я нѣмки-то! Понжперховскій. Ссъ... да онъ, долженъ былъ бы радоваться, что ему дворянка служить ! Гнусова. Тоже и я говорю... насилу ужь его Аксинья Ивановна уняла ! ПОНЖІІ ЕР.ЧШІСКІЙ. Д-да-съ... такъ вотъ видите: стало быть, Ак- синья-то Ивановна добрая ! Гнусова. И, сударь, не говорите! тоже озорница вы- росла ! ІІОНЖІІЕРХОВСКІЙ. Это можно илмьпить-съ... Будетъ не только шелковая, а даже бархатная: на это манера ееть-съ. . . А вы исполнили порученьице -то, моя почтенная? Гну со па. Говорила, сударь... только она все чтой-то мнет- ся... сначала-было подалась, а потомъ и опять на попятную. ЦоНіКІІЕРХрВСКІЙ. Да что же такое-съ? Гну со в а, Да говорить, что ты больно по гостямъ ша- таться любишь, а и, говорить, желаю , чтобъ мужъ у меня безсмѣнно при мнѣ сидѣлъ... ПОНЖПЕРХОВСЕІЙ. Ну, скажите, пожалуйста! Вѣдь вотъ жадность какая! Да вы бы внушили ей, моя почтеннѣйшая, что и безъ того ей ужь пбдъ тридцать! Гнусова. Говорила я, такъ она все свое: папаша, гово- рить, коли захочетъ, такъ для браку и изъ Пе- тербурга генералы иріѣдутъ! Понжиерховскій. Д-да... а какъ хотите, это вѣдь правда, что дрянная-то кровь, какъ ты тамъ ее ни перегоняй сквозь кубъ, а все скажется... Мнѣ не ея-съ, а вотъ приложеній-то жалко! — 93 — Гнусова. Что и говорить, сударь! СЦЕНА III. Тѣ же и Доброзраковъ (роста болъшшо и нѣсколько при этомъ сутуловать; смотришь угрюмо; вь военномь сюртукѣ). Доброзраковъ {становясь вь дверяхь). Пану полковнику здравія желаемъ! Чи добрже Понжперховскій. Что намъ дѣлается, докторъ! отъ насъ вамъ по- жива плохая. Доброзраковъ. Ну, это еще бабушка на двое сказала... объ этомъ будетъ у насъ въ то время разговоръ, какь ноги, дружище, протягивать станешь! (Устремляешь взорь на водку) А! и водка на столь! это добрже! А ну, полковникъ, исиытаемъ-ка цЪлебныя свой- ства этой жидкости! Мнѣ, я вамъ скажу, что-то сегодня не здоровится: стара стала, слаба стада... иотуда и живь, покуда внутри водкой сполоснешь! Да и та ныньче пзмѣнять стала! (Пьешь). Было, было и паше времечко! выпьешь, бывало, сколько 94 подымешь, а ныньче... сколько глазомъ окинешь! (Всѣ смѣются). Понжиерховскій. А что вы думаете, дикторы можетъ быть, отъ этого-то всполаскпвапія оно и не дѣйствуетъ. Вотъ въ иашихъ сторонахъ помѣщикъ былъ, тоже занимался этнмъ, такъ новѣрите ли, внутренно- сти-то у него даже выгорѣли всѣ — такъ и екон- чался-еъ! ДоБРОЗРАКОВЪ. Вздорь, сударь! (Ударяешь себя по живому). Эта печка такого сорта, что какъ ее ни топи, все къ да.іьнѣйшей топкѣ достойна и способна... Я вотъ шестое десятокъ на свѣтѣ живу, и могу сказать, бывала-таки у насъ гонка... да, изрядная! А все хоть сеЙчасъ въ походъ готовъ!.. (Гнусовой)- Иван]. ОнуФричъ всталъ? Гнусова. Никакъ нѣтъ еще, Иванъ Петровичъ: какъ можно! ДОБРОЗРАКОВЪ. То-есть, онъ и проснулся, пожалуй, да тотъ ещё чаеъ, видно, не пробилъ, въ который дура- камъ просыпа ться прилично... Э-э-эхъ ! то-то вотъ и есть: мужика сколько ни вари, все сы- ростью пахнетъ! Издали-то онъ ни то^ ни сё, а что ближе, то гаже ! — 95 — Г н у с о в а (иронически) . Ну, такъ, сударь. Извѣстно, возвыеилъ Богъ ку- ликовъ родъ — какъ же и не покуражиться ему! ДОБРОЗРАКОВЪ. Люблю за то, что, по-крайней-мѣрѣ, не говоря худаго слова, ноги на столъ задралъ! Повторим ъ, полковникъ (Подносить Понжперховскому рюмку; оба пьютъ). ІІОНЖНЕРХОВСКІЙ. Это вы истинную правду, докторъ, сказали: че- ловѣкъ, покуда въ дикомъ состояніи находится, — ничего... даже можно сказать, что это именно по- чтенный человѣкъ-съ! Но коль скоро повезла ему Фортуна, или успѣлъ онъ, такъ сказать, надуть себѣ подобнаго, то это иэіенно даже удивительно, какой вдругъ переворотъ въ немъ бываетъ! ДОБРОЗРАКОВЪ. Какой тутъ переворотъ? Нервымъ долгомъ — ноги на столь... этотъ переворотъ и хавронья сдѣлать можетъ! ІІОНЖІІЕРХОІ5СКІЙ. Правда, докторъ! Я самъ иногда, глядя на него думаю, зачѣмъ онъ, напримѣръ, бороду брѣетъ? Д ОБ РОГ; РА КО ВТ,. Съ бородой то, по-моему, еще .іучше. 1>орода — 96 — г.іазамь замѣна: кто бы плюнулъ въ глаза, плю- нетъ въ бороду! (Всѣ смѣются). ІІОНЖПЕРХОВСКІЙ. П. іік ннпрпмѣръ, зачѣмъ ему такой домъ? Онъ еще не знаетъ, какъ и ходить-то но паркету... Кабы этакія-то средства да человѣку образован- ному, сколько бы можно добра тутъ сдѣлать! Доьрозраковъ. Ыѣть, вы лучше скажите, зачѣмъ ему годовой врачъ? вотъ вы что скажите! Вѣдь у него, кромѣ прыщей на носу, и болѣзней-то никакихь не бы- вает ъ! Г НУ с о в А (иронически). Чтои-то ужь и нс бынаетъ! Вы, Ыванъ Петро- вич?», ужь, кажется, не въ мѣру его конфузите! Доб р о зр л к 0 в ъ (смотришь на часы). Однако, надо ему сказать, что пора бы и пере- стать валяться-то... Ужь и султанъ турецкій дав- но-поди встал к? СЦЕНА ІГ. Тѣ же и Дмитрій Инанычъ (вбѣгаеть стремительно; одѣтъ франтомь и завить). Дмитрііі Иванычъ. Гдѣ папаша? гдѣ папаша? Двѣнадцатый чаеъ. — 97 — а онъ тамъ прок лажается! Вы-то чегожь смотрите, Степанида Карповна! Г н у с о в а (остр бляясь) . Помилуйте. Дмитрій Иванычъ! я вѣдь дама... развѣ могу я въ опочивальню къ вашему папашѣ входить ? Дмитрій Иванычъ (останавливаясь въ гьзумленги передъ Гну совой). Дама?!., а кто же вамъ сказалъ, что вы дама? Гнусова. Все же, чай, не мужчина, сударь ! Дмитрій Иванычъ. Такъ вы говорите «женщина», а то «дама»! ДОБРОЗРАКОВЪ. Да чтожь такое случилось, Дмитрій Иванычъ ? Дмитрій Иванычъ (размахивая руками). Князь... князь... желаетъ узнать о папашиномъ здоровьи... поняли что ли? (Гнусова, всплеснуеъ ру- ками, стремительно убѣгаетъ.) Доброзраковъ (начиная застегиваться ). Ахъ ты, Господи! самъ его сіятельство ѣдетъ! Дмитрій Иванычъ. Кто вамъ говоритъ про его сіятельство! Поѣдетъ 7 — 98 — къ вамъ его еіятельство ! Будетъ съ васъ и того, если и Леонида Сергѣича пришлетъ ! Доброзракопъ (растеіиваяс ь) . А! Разбитной! ну, при этомъ и въ рубашкѣ быть предостаточно ! Дмитрій Иванычъ. Вы, докторъ, кажется, забываетесь ! Вы не пони- маете, въ какомъ домѣ находитесь ! Д о в р о з р а к о в ъ {озираясь круюмъ). А въ какомъ? въ каменномъ!.. Ну, да полноте, Дмитріп Иванычъ, а вѣдь это такъ, шутки ради... Извѣстно ужь, Леонидъ Сергѣичъ особа не про- стая... гдѣ жь намъ нротивъ нихъ ! Я вамъ такъ даже скажу, что я и купаться-то бы передъ нимъ въ одной рубашкѣ не осмѣлился, а такт> бы вотъ въ мундирѣ и полѣзъ въ воду... Дмитрій Иванычъ. Вы все съ своими шутками ! Доброзраковъ. Старикъ вѣдь я, Дмитрій Иванычъ, кому же и пошутить-то ! Понжперховскій. ' А мнѣ, видно, уйти покудова... не люблю я этого Разбитнаго! — 99 — ДОБРОЗРАКОВ Ъ. Что такъ? ІІОНЖПЕРХОВСКІЙ. Гордишка-съ. СЦЕНА V. Дмитрій Иванычъ и Доброзраковъ. Дмитрій Иванычъ. Ну, скажите , докторъ , зачѣмъ , напримѣръ, этотъ выходецъ сюда таскается? Доброзраковъ. А такъ вотъ, просто потому, что есть умокъ сладенько поѣсть... Вы ужь очень строги, Дмитрій Иванычъ. Дмптрій Иванычъ. Нѣтъ, я не строгъ, докторъ ! я только желаю, чтобъ въ этомъ домѣ чистый воздухъ былъ... пони- маете ? Знаете ли, какъ у меня здѣсь наболѣ- ло, докторъ? (указываешь на сердце.) Вѣдь на улицу выдти нельзя: свинья тамъ въ грязи валяется, такъ и та, чего добраго, тебѣ родственница! Доброзраковъ. Да, это зрѣлище, тово... нельзя сказать, чтобъ пейзажъ живописенъ былъ ! 100 Дмитрій. Иванычъ. Нѣть, вы войдите въ мое положеніе, докторъ! Намѣднись вотъ, иду я въ хорошей компаніи мимо рядовъ; ну. и княжна тутъ.. Только откуда ни возьмись — бабушкинъ брать; весь въ кубовой краскѣ выпачканъ: «а это. говоритъ, кажется. нашъ Мптюха съ барами-то ходить!» Вы пой- мите, что я тутъ долженъ быль вытерпѣть ! Д ОБ РОЗ РАКОВ'Ь. А вы бы, Дмитрій Иванычъ, дѣдушку-то подъ салазки ! Знаете, и пословица гласитъ: Еремея подчуютъ умѣя, за-воротъ да въ три шеи! Ну, и вы бы такъ-съ ! Дмитрій Иваыычъ. Вы все шутите, докторъ. а мнѣ ужь не до шу- ток ъ, право! (Подходишь кь закускѣ.) Господи! даже закуски порядочной подать не могутъ ? грибы, да рыжики, да ветчина! Эй, кто тутъ есть? (Являет- ся горничная.) Да позови ты лакея, варвары вы этакіе ! вѣдь ты и при гостяхъ, пожалуй, сюда вломишься ! Возьми подносъ, да вели приготовить закуску — генеральскую, слышишь? (Торнгьчная бе- решь подносъ и уходить. За дверьми слышень іпорохъ.) А! да вотъ, кажись, и папаша идетъ! Добро зраковъ (вполголоса). Раздайся грязь, навозъ ползетъ! — 101 — СЦЕНА VI. Тѣ же и Хрентюгинъ (Ы> пеетрыхь брюкахь и коро- тенькомь сюртукѣ; на теѣ повязанъ неглиже желтый батистовый платочекъ; въ рукахъ трубка, гізь которой онъ полегоньку покуриваешь; ходить съ маленькимь раз- вальцемъ и гиаркаеть ногами). Хрептюгинъ. А ! Бёшёігшз! видно, его сіятелъство стоско- вался по насъ ? Леонидъ Сергѣичъ, что ли, изво- лить жаловать? Ну, чтожь, милости просимъ! при- готовлены! никакихъ не дѣлаемъ, а запросто — милости просимъ ! ДОБРОЗРАКОВЪ. Что вамъ, Иванъ ОнуФричъ ? разумеется, вы люди сильные, вамъ не въ диковинку высокихъ гостей принимать ! Хрентюгинъ. Какіе, братецъ, это гости ! между нами, просто шавера! Вотъ въ Петербурга.. . это точно... тамъ я на своемъ мѣстѣ... ДОБРОЗРАКОВЪ. Что и говорить ! я вотъ на счетъ здоровья у зн ать прі ^халъ . . . Хрентюгинъ. Да что, братецъ ! ни шатко, ни валко, ни на — 102 — сторону! Желудок ь все... чуть, знаешь, съѣшь что нибудь этакое... не совсѣмъ легкое... просто, братецъ, дѣло дрянь выходитъ ! ДОБРОЗРАКОВЪ. Да вы бы поберегли себя. Вѣдь ваше здоровье не то, что, напримѣръ, наше. Мы и помремъ, такъ никто не замѣтитъ : все равно, что муха померла; ну, а вы совсѣмъ другое дѣло... Хрептюгинъ. Знаю, братецъ, знаю, да что прикажешь дѣ- лать? Съ волками жить, по волчьи выть — иногда и перепустишь!... Бёпіёйіив! ты бы, дружокъ, закуску велѣлъ приготовить ; скажи Гнусовой , что тамъ на третьей полкѣ жестянка непочатая стоить. Дмитрій Иванычъ. Я ужь сказалъ... Да что это у васъ, рара, съ утра до вечера точно кабакъ! только и дѣлаютъ, что водку пьютъ... вѣдь это свинство! ДОБРОЗРАКОВЪ. Ахъ, Дмитрій Иванычъ! да вѣдь папенька вамъ сказывали , что съ волками жить , по волчьи выть... ну, и водка, стало быть, поставлена тутъ правильно! — 103 — СЦЕНА VII. Тѣ же и Живновскій {входить изъ среднихь дверей). Живновскій. Влагодѣтелю Ивану ОнуФричу нижайше кла- няюсь. Дмитрій Иванычъ! Иванъ Петровичъ' Хрептюгинъ. Откуда Вогъ принесъ? Живновскій. Все хлопоталъ-съ... Кто что, а я все на поль- зу общую-съ... на вчерашнемъ пожарищѣ былъ-съ. Хрептюгинъ. Потухъ что ли? Живновскій. Дымится, благодѣтель, дымится! ноэтому-то слу- чаю я и былъ. Распорядиться, знаете, некому: по- лиціймейстеришка дрянь, пожарные тоже-съ, — вотъ и пришлось за нихъ работать! всю ночь провозились, да и утро такъ между пальцевъ ушло! •ДОБРОЗРАКОВЪ. Ишь тебя нелегкая носитъ! точно тебѣ тысячи за это даютъ! — 104 — Живновскій. Помилуйте, Иванъ Петровичъ! вѣдь человѣче- ство погибаетъ! ДОБРОЗРАКОВЪ. А я такъ думаю, что пожаръ-то тебѣ за мѣсто праздника! Живновскін. Нельзя же-съ! (Озираясь). А водочка-то, видно, «ау» сказала? Доброзраковъ. Ау, братъ! Живновскій. Эхма! а не худо бы послѣ трудовъ выпить! Хркіітюгіінъ. Ну, и подождешь — не умрешь. Разсказывай, кого же ты на иожарищѣ видѣлъ? Живновскій. Сама княжна Анна Львовна тамъ была, и съ Леонидомъ Сергѣичемъ... Пожелали тоже о под- робностяхъ узнать, — ну, я имъ все это въ живой картинѣ представилъ... Вдова, говорю, пятеро дѣтей... все это, знаете, въ необходимомъ лишь, по ночному времени, пошебномъ платьѣ Да, не дай Богъ никому, — вотъ я какъ скажу! бывалъ — 105 — въ передѣлахъ: и тонулъ-съ, и со втораго этажа прыгивалъ... ну, а отъ огня Богъ избавилъ! А впрочемъ, Леонидъ-то Сергѣичъ къ вамъ вѣдь ѣдетъ. Хреіітюгинъ. Развѣ говорили что нибудь? Живновскій. Говорили, благодѣтель, какъ не говорить! Какъ я, знаете, пересказалъ имъ все это, такъ княжна тутъ же къ Леониду Сергѣичу обратились: иль ФО, говорятъ, Кпгерііои^Ыпе. Д м ■ и т р і и II ѵ, а н ы ч ъ (оза боченно) . Деньги при васъ, папаша? Хреіітюгидъ. Небось, вотъ у него (показываешь на Живновскаю) взаймы попрошу.... ха-ха! А какъ ты думаешь, Иванъ Петровичъ, четвертной довольно! ДМИТРІЙ ІІВАНЫЧЪ. Что вы, что вы, папаша! да Леонидъ Сергѣичъ и не возьметъ! Нѣтъ, ужь жертвовать, такъ жерт- вовать — меньше сторублевой нельзя! Хрептюгіінъ. Ну, можно и сторублевую... Конечно, и то ска- зать: у нихъ только и надежды, что на меня! 100 ДОБРОЗРАКОВЪ. Что и говорить, Иванъ ОнуФричъ: на насъ, грѣшныхъ, какая же надежда! Мы люди простые: живемъ богато, со двора покато, чего ни хватись, за всѣмъ въ люди покатись! Хрентюгннъ. Только, братецъ ты мой, одолѣли ужь они меня очень — даже словно вотъ мухи: и въ глаза, и въ носъ, и въ уши такъ и лѣзутъ! Намѣднись вотъ на пріютъ: отъ князя полиція пріѣзжала, — нельзя, говоритъ, меньше тысячи; черезъ часъ мѣста, предсѣдатель чиновника присылаете — ну, пятьсотъ; потомъ управляющій... какъ-то оно ужь и надоѣло, братецъ! Доброзракокъ. За то честь большая, Иванъ ОнуФричъ! Хреіітюгинъ. Ну, конечно... Живновскій. Ужь тамъ честь ли, не честь ли, а отдать все-таки придется... Такъ по-моему ужь лучше честью... Хрептюгинъ {величественно). Ну, ты что еще! — 107 — Д*митрій Инанычъ. Я удивляюсь, папаша, какъ вы говорите о такихъ пустякахъ это все прежнее сквалыж- ничество въ васъ дѣйствуетъ! А вы вспомните, что князь въ надворные совѣтники васъ предста- вилъ! Хреіітюгинъ. Ну, конечно... А впрочемъ, мы здѣсь про между себя, такъ я вамъ могу по секрету сказать, что этотъ господинъ надворный совѣтникъ ужь давно меня измаялъ! Можетъ, и желудокъ-то отъ этого безпокойства разстроился! Ж и в нов с к і и. Это сущая правда, Иванъ ОнуФричъ! всякое огорченіе прежде всего на желудокъ кидается. X р е и т ю г и н ъ (Доброзр акову) . Да, брать, могу сказать, что я эти пожертво- ванія именно знаю! Еще княжой предмѣстникъ эту исторію-то поднялъ: «пожертвуй да пожерт- вуй на общеполезное устройство!» Ну, и пожерт- вовалъ: въ саду бесѣдокъ на мои денежки настрои- ли, рѣшетку чугунную вывели... ну, и прислали въ ту пору признательность... Живновскій. Поди-чай, какъ сердцу-то прискорбно было! — 108 — Хрептюгинъ. Я къ его превосходительству: такъ-мѳлъ и такъ, говорю» чтожь это за мода! А онъ мнѣ: «ну, го- воритъ, видно еще жертвовать приходится, — давай, говорить, пдовучій мостъ черезъ рѣку строить!» Дѣлать нече, позатянулся ужь я въ это болото маленько, сталь и мостъ строить!.. Ну, и прислали медаль... и что жь бы ты, сударь, ду- ма лъ: мнѣ же его превосходительство по этому случаю пиръ задать велѣлъ! Дміітічй ИііАНИЧЪ. Ахъ, панаша! право, васъ даже тошно слушать, что вы говорите! ДОБРОЗРАКОВЪ. А что, Иванъ ОнуФричъ! вѣдь коли по правдѣ-то сказать, въ ту пору и медаль-то для васъ, чай, куда лестно было получить: вѣдь вы тогда толь- ко-только развѣ не въ мужикахъ были! Живновокій. Правильно. Хрептюгинъ (смущаясь, Живновбкому) . Ну, ты чего еще! Дмитрій Иванычъ (смотря въ окно). Ъдетъ, ѣдетъ! Ахъ ты, Господи! А эта без- — 109 — толковая Степанида Карповы а и закуски не даетъ Голова кругомъ идетъ! СЦЕНА VIII. Тѣ же и Разбитной (входить гордо и даже съ нѣко- торою осмотрительностью) . Разбитной. Здравствуйте, Нванъ ОнуФричъ. здравствуйте! Ну, какъ ваше здоровье? (Жметъ ему руку). Хрептюгинъ (развязно) . Милости просимъ, Леонидъ Сергѣичъ... Слава Богу-съ... Очень благодаренъ его сіятельству. Разбитной. Да, я отъ князя. Князь сегодня веталъ въ очень веселомъ расположеніи духа... Ночью, знаете, по- жаръ этотъ былъ, и это очень старика развлекло. Князь поручилъ мнѣ освѣдомиться о вашемъ здо- ровьѣ. любезнѣйшій Ыванъ ОнуФричъ, — право! Сегодня, знаете, кушаетъ онъ чай и говоритъ мнѣ: «а не худо бы, шоп спег, тебѣ провѣдать, какъ иоживаетъ мой добрый Иванъ ОнуФричъ». Хрептюгинъ. Премного благодарны его сіятельству... Бёиіёі- гіия! 110 Дмитрій Иванычъ. Сейчаеъ, папаша! (Выходить на короткое время и потомь возвращается). Разбитной. Онъ очень часто о васъ вспоминаетъ — такой, право, памятливый старикашка! Я вамъ скажу, что если бы этому человѣку руки развязать, онъ, я не знаю, что бы надѣлалъ! Хрептюгинъ. Попеченіе имѣютъ большое; я сколько началь- никовъ зналъ, а такихъ заботливыхъ именно не бывало у наст»! Доброзраковъ. Взгдядъ иросвѣщенный, Иваиъ ОнуФричъ! Разбитной. Д — да; онъ вѣдь у насъ въ молодости либера- ломъ былъ — какъ же! И теперь еще любитъ объ этомъ времени вспоминать; «я, говоритъ, топ спег, съ-молоду-то сорви голова былъ!» Преуморитель- ный старикашка! {Входить лакей во фракѣ сь подносомь, на которомь поставлены разньгя закуски; вь две- ряхъ показывается Гнусова; вь теченіе всей сцены она стоить за дверьми и по временамь выглядываешь). — 111 — Хрептюгинъ. Милости просимъ, Леонидъ Сергѣичъ, закусить! Разбитной. Э... я охотно съѣмъ этого страсбургскаго пи- рога (Подходить кь столу и ѣстъ). Да вы гастро- номъ, ночтеннѣйшій Иванъ ОнуФричъ! Хрептюгинъ. Ужь куда намъ, Леонидъ Сергѣичъ!.. вотъ здо- ровье мое все плохо... все, знаете, желудокъ! иной разъ и готовь бы просить его сіятельство сдѣлать мнѣ честь хлѣба-соли откушать... Дмитрій ИВАІТЫЧЪ. А что, въ самомъ дѣлѣ, папаша! князь къ намъ такъ милостивъ, что съ нашей стороны даже свинство, что мы не покажемъ ему нашей при- знательности. Хрептюгинъ. Если его сіятельству угодно, то я завсегда го- товь... Для насъ, Леонидъ Сергѣичъ, это боль- шаго счета не составляешь. Разбитной. Хорошо-съ... я скажу князю; онъ, вѣроятно, на- значить вамъ день, когда вы можете принять его... Однако, пирогъ этотъ такъ хорошъ, что я рѣшаюсь съѣсть еще кусочекъ... Ма Гоі, іапі різ роиг 1е іііпег (1и ргіпсе! А вы, докторъ9 — 112 — ДОБРОЗРАКОВЪ. А вотъ еейчасъ-съ. Мы, признаться, ко всѣмъ этимъ тонкостямъ не привыкли* по нашему этакъ колбасы кусокъ, чтобы, знаете, жевать было что. Разбитной. Вы добрый, докторъ! Доброзраковъ (наливь рюмку водки, кланяется ). За здоровье его сіятельства, князя Льва Ми- хайлыча! Живновскій. А мнѣ, видно, безъ подчиванья выпить! (Под- ходишь кь столу). Хрен т іо г и н ъ (Доброзракову). Что ты, что ты, Иванъ Петровичъ! кто жь иьетъ здоровье водкой... Бётёітіш, чтожь? Д М ИТРІЙ И ВАНЫЧЪ. Сейчась, папаша! (убѣіаетъ). Разбитной {вслѣдъ ему). Маів (Шев, тон снег, ди'ои сіопие (1е8 ѵеггев еі ^ие 1е сііатра^пе зоіі ігаррё (Хрептюіину). Мы ва- шего сына таки вышколпмъ, Иванъ ОнуФричъ. (Лакей вносить поднось сь стаканами и бу- тылку шампанскаго; Дмитргй Иванычь нали- ваеть всѣмъ, кромѣ Живновскаго). 113 Разбитной {сь сшаканомь вь рукѣ). За здоровіе его сіятельства, князя Льва Михай- лыча ! {выпиваешь). Дмптрій Иванычъ. Ура ! {выпиваешь). Доброзракор.ъ. Желаю здравствовать {выпиваешь). Живновскій. Чтожь, и мнѣ, видно, выпить! Я, признаться, не охотникъ до винограднато ! ну, да ужь для его сіятельства! {наливаешь самь себѣ стакань и пьешь). Хрептюгинъ. Сто лѣтъ жить да богатѣть! Вотъ это я вино люблю, Леонидъ Сергѣичъ! потому что оно вино легкое... тонкое... Разбитной. Господа! я требую слова! Дмитртй Иванычъ. Шшъ... {Всѣ умолкають). Разбитной. Господа! мнѣ пріятно будетъ засвидетельство- вать передъ княземъ о тѣхъ чувствахъ искренней преданности, которыя я нашелъ въ васъ. Повѣрьте, — 114 — господа , что дли сердца начальника дороже вея- кихъ почестей, дороже всѣхъ богатствъ сердечное расположение подчнненныхъ. Нѣтъ сомнѣнія — и нсторія намъ доказываете это съ послѣднею оче- видностью,— что всѣ сильныя государства до тѣхъ поръ держались, покуда въ сердцахъ подчиненных!» жили чувства любви и преданности. Какъ скоро эти истинный, основныя начала благоустроенныхъ обществъ исчезали, самыя общества переставали быть благоустроенными. Я говорю это, господа, здѣсь, въ этомъ,домѣ, потому что нигдѣ въ дру- гомъ мѣстѣ слова мои не могутъ нмѣть такого смысла. Эдѣсь ;і вижу почтеннаго отца семей- ства, жертвующаго всею жизнью на пользу об- щую (указываешь на Хрепттина), вижу старыхъвои- новъ, принявшим, грудью не одинъ ударъ во имя любви къ отечеству (указываешь на Доброзракова а Живновскаю] послѣднгй крутишь усы), и наконецъ вижу юношу полнаго надеждъ и вѣры въ будущее... И всѣ эти .ища: и маститая старость, и увѣнчанная розами юность соединяются въ одномъ общемъ чувствѣ преданности къ любимому начальнику... Господа ! мнѣ пріятно отъ лица князя изъявить вамъ полную его признательность ! Господа! я пью за здоровье любезнѣйшаго нашего хозяина! (Подхо- дить сь стаканомь къ Хрептюгину и жмешь ему руку) . ІГванъ ОнуФричъ ! да продлить Богъ вашъ вѣкъ для того, чтобы вы могли на долгія времена слѣ- довать влеченію вашего добраго сердца и оти- рать слезы енрыхъ, лишенныхъ крова . . . (ѣыпшаетъ). — 115 — Дмитгій Иванычъ. Ура,! (пьетъ). Доброзраковъ («ь сторону). Ловко подпустить!.. Ж п в н ( > в с к т 1 г (въ сторону ). А по-русски, это значитъ: пермете... .те бурсъ {показываешь руками ). Мо. юдецъ! Хрептюгіінъ. Очень-очень вамъ благодаренъ, Леонидъ Сер- гѣичъ! утѣшиди вы меня... Именно это правда, что на пользу общую ! Вчера былъ пожаръ, Леонидъ Сергѣичъ, остались тамъ вдовы... смѣю просить васъ принять отъ трудовъ моихъ двести рублей на общественное устройство! {Вынимаешь изь бумажники деньги и отдаешь Разбитному). Живновскій. Молод ецъ Иванъ ОнуФричъ! Хрвіітюгинъ. Мало жертвовать, Леонидъ Сергѣичъ, не сто- итъ-съ, такъ, по крайности, пущай хоть Богу за насъ помолятъ ! а деньги что-съ? деньги дѣло на- живное-съ! Живновскій. Разумѣется, бдагодѣтель. разумѣется... вотъ въ — 116 — вино вассервеинцу малую толику подпустите — анъ пожертвованье-то в ъ тотъ же карманъ и воз- вратится. Хрептюгинъ. Я, Леонидъ Сергѣичъ, люблю благодѣтельство- вать... Я коли деньги имѣю, такъ желаю, чтобъ всякігк можно сказать, отъ лозы виноградной вку- силъ ! Разбитной (клади деньги въ карманъ). Повѣрьте, Иванъ ( )нуФричъ, князь съумѣетъ оцѣ- нить... СЦЕНА IX. ТѢ Ж К II ФУРНАЧЕВЪ. Фурначевъ (останавливается въ дверяхь и говоритъ за кулисы). Скажи, братецъ, моему кучеру, чтобъ онъ ѣхалъ домогі и доложилъ Настасьѣ Ивановнѣ, что я при- быль въ домъ Ивана Онуорича благополучно. Да сейчасъ же чтобъ и воротился... Ивангь ОнуФричъ! Леонидъ Сергѣичъ! Докторъ! (Жметъ всѣмъ руки, кромѣ Житовскаю). Вы. господа, кажется, съ утра за дѣдомъ!... ДоБРОЗРАКОВЪ. По благотворительной части, Семенъ Семенычъ! — 117 — Живновскій. Призираемъ этакъ вдовъ и сиротъ-съ... А больше на счетъ вдовъ-съ... Хрептюгинъ. Да не угодно ли присѣстъ вашему высокородію! {суетится около Фурначева). Фурначевъ. Не трудись, любезный, я сяду самъ!... Такъ вы, господа, по благотворительной части? чтожь, это хорошо! всякій изъ наст» долженъ удѣлять отъ избытковъ своихъ! Разбитной. Скажите, пожалуйста, Семенъ Семенычъ, вы не были сегодня у князя? Фурначевъ. Не былъ, Леонид ъ Сергѣичъ, не былъ, потому что не имѣлъ чести быть приглашёнными Разбитной. Странно! а онъ хотѣлъ васъ просить!... знаете, вчера былъ пожаръ, погорѣла вдова съ дѣтьми... что-то много ихъ тамъ... княжна очень интере- суется положеніемъ этихъ снрогь. Фурначевъ. Это нашъ долгъ, Леонидъ Сергѣичъ, отирать — 118 — слезы вдовыхъ и сирыхъ; это, можно сказать, наша священная обязанность... Я не о себѣ это говорю, Леонидъ Сергѣичъ, потому что у меня правая рука не знаетъ, что дѣлаетъ лѣвая, а вообще... {Вносить стаканы съ шампанскимъ). Ра;; кит ноя. Такъ вы заѣзжайте къ князю: ему будетъ очень пріятно [Вертишь стаканъ и намѣревается пить безъ тоста). Хфзнтюгинъ. Нѣтъ, Леонидъ Сергѣичъ, позвольте! (беретъша- канъ) Господа! за здоровье Леонида Сергѣича! {Добро- зраковъ дѣлаетъ Хрептюгину знаки, указывай на Фур- начева; Хрептюъииъ [спохватывается, подбѣъаетъ къ Фщ>- начеву п говорить вполголоса): Извините, ваше высо- кородіе! обмолвился... мы паше здоровье послѣ-съ... на прохладѣ выпьемъ. Ф у р н а ч к в ъ {тоже вполголоса). Что разъ ужь сдѣлано, того воротить нельзя, любезны іі! Все воротить можно, а сдѣланное воро- тить невозможно. Разбитной. Господа! я не нахожу с.іовъ выразить всю мою признательность ! Почтенный хозяинъ, предложив- ши! этотъ тостъ, почтилъ не меня самого, а въ лицѣ моемъ упорный трудъ и непоколебимое безкорыстіе на высокомъ поприіцѣ обгцественнаго служенія ! — 119 — Господа! не подъ вліяніемъ винныхъ иаровъ, но подъ вліяніемъ благотворныхъ движеній моего сердца говорю я: девизомъ нашимъ долженъ быть трудъ скромный, но упорный, трудъ, ныкѣмъ не замѣчае- мый, но честный, трудъ, сегодня оканчивающиеся, а завтра снова начинающихся. Господа ! настала для насъ пора обратить наше умственное око внутрь насъ самихъ. ознакомиться съ нашими собствен- ными язвами и изыскать средства къ уврачеванію ихъ. Не блестящая эта участь, и не розами, но терніями усыпанъ путь безвѣстнаго труженика, въ потѣ лица воздѣлывающато землю, плодами кото- рой воспользуются потомки ! Но благословимъ его скромный, невидный трудъ, пошлемъ ему во слѣдъ самыя искреннія пожеланія нашего сердца... Вспом- нимъ, что только они могутъ освѣтить лучомъ радо- сти безотрадную пустыню, предъ нимъ разстилаю- щуюся, — вспомнимъ это и не пожалѣемъ ни добрыхъ словъ, ни теплагоучастія, ни одобреній... ясказалъ, господа! (пьетъ). Дмитрій Иванычъ. Ура! (пьешь). Фурначевъ (жмешь Разбитному руку). Вы благородный человѣкъ, Леонидъ Сергѣичъ! (Ошпиваешь немного и ставить стакань). Жнвновскій (въ сторону). И чортъ его знаетъ, гдѣ онъ говорить научился ! 120 X і» е и тю г и н ъ ( Фурначеву). Сдѣлайте ваше одолженіе, ваше высокородіе ! опростайте стаканчикъ-то ! Фурн АЧЕВЪ. Не могу, Иванъ ОнуФричъ, не могу. Здоровья я пожелалъ Леониду Сергѣичу отъ глубины души, а пить не могу. Утромъ, знаете, натура не прини- маетъ ! Разбитной. Господа! я не могу больше! сердце мое совершен- но переполнено... Будьте увѣрены, мой любезнѣй- шій Иванъ ОнуФричъ, что я со всею подробностью передамъ князю тѣ пріятныя впечатлѣнія, которыя доставило мнѣ утро, проведенное у васъ... Прощай- те, господа! {Уходить. Дмитрій Иванычъ провожаешь его за двери). СЦЕНА X. Тѣ же, кромѢ Разбитнаго. Фурначевъ (Хрептюіину). , А за что же ты, любезный, меня обидѣлъ ? Хрептюгішъ. Помилуйте, ваше высокородіе, извините ! — 121 — ФУРНАЧЕВЪ. Нѣтъ, ты скажи: кто статскій совѣтникъ и кто титулярный совѣтникъ ? Жнвновскій (въ сторону). Да, братъ, далъ ты маху, Хрептюга! Хрептюгпнъ. Да ужь помилуйте, ваше высокородіе! языкъ про- сто сдуру, по теченію рѣчи сказалъ ! Фурначевъ. А языкъ надо сдерживать... на то, братецъ, го- лова человѣку дана, чтобъ языкъ сдерживать! ДОБРОЗРАКОКЪ. Это правда, Семенъ Семенычъ! Только я вамъ именно доложу, что Иванъ ОнуФричъ сневѣжничалъ больше отъ необразованности... не привыкъ еще, знаете, въ хорошемъ обществѣ жить... все ему и кажется, что кругомъ-то свиньи! Живновскій (въ сторону). Заступился ! Хрептюгпнъ (насильственно улыбаясь). Все шутитъ... ахъ, Иванъ Петровичъ, Иванъ Петровичъ! (Фурначеву). Мы вашему высокородію за нашу провинность послѣ трикраты послу жимъ ! — 122 — ФУРНАЧЕВЪ. То-то « послу жимъ»! ты смотри же, этого слова не забудь! Д м и т р і и И Ван ы ч ъ {возвращаясь). Нѣтъ, каково говоритъ-то Леонидъ Сергѣичъ, каково говорить! А еще удивляются, что княжна имъ интересуется! Да я вамъ скажу: будь я жен- щиной, да начни онъ меня убѣждать, такъ я и Вогъ знаетъ чего бы не сдѣлалъ. Фур начет» ъ (сь разстановкой). Мягко стелетъ, но жестко спать. Живновскій. Это правильно! ФУРНАЧЕВЪ. Въ головѣ-то у него вѣтеръ ходить! Ему, конеч- но, еще не знакома наука жизни, а вѣдь куда корни ученія горьки! Хреіітюгинъ. Истинная правда, ваше высокородіе, истинная правда ! Фурначевъ. Тоже приглашаетъ къ пожертвованію! А иочемъ онъ знаетъ: можетъ быть, тотъ, котораго онъ, по легковѣрности своей, считаетъ Лазаремъ богатымъ, — 123 — и есть тотъ самый убогій Лазарь, о которомъ въ пи- саніи сказано! (Ераснѣешь и на секунду умолкаешь). Въ чужомъ карманѣ денегъ нпкто не считать... Про то только Владыка Небесный можетъ знать, что у кого есть и чего нѣтъ ! А если и подлинно деньги есть, такъ онѣ, быть можетъ, чрезъ великій жиз- ненный искусъ пріобрѣтены! (Умолкаешь. Насту поешь нѣсколько минуть тягостнаго безмолвія, вь про- должение котораго Жпвновскгй выпиваешь двѣ рюмки водки). » Хрептюпінъ {осторожно возобновляя разговорь). Что новаго въ городу дѣлается, ваше высоко- родіе? ФУРНАЧЕВЪ. По иалатѣ у насъ , слава Богу , благополучно. Вчерашняго числа совершился заподрядъ... Слава Всевышнему, благополучно! Хрептюгинъ. Но чемъ же за ведро -съ? ФУРНАЧЕВЪ. По пятидесяти пяти копѣекъ. Цѣна настоящая. Живновскій. Ну, и на нищую братію, чай, пришлось... это правильно! — 124 — Хрептюгинъ. Молчи, сударь, молчи! Ваше высокородіе! при- кажите его съ лѣстнпцы спустить! ФУРНАЧЕВЪ. Оставь! Хрептюгинъ (Жі і вновскому) . Ничтожный ты человѣкъ! вотъ какъ его высоко- родіе про тебя разумѣетъ! Фурначевъ. Оставь! (Вновь наступаешь нѣсколъко секундъ молча- нія, въ щюдо.іженіе которыхъ Фурначевъ величественно барабанить обь ручку дивана, а Хрептюгинъ нѣсколъко разъ порывается возобновить разговоръ, но не можешь). Хрептюгинъ (рѣшительно). Не прикажете ли холодненькаго, ваше высоко- родіе? Фурначевъ. Не нужно! Хрептюгинъ. Или изъ закусокъ чего-нибудь? Фурначевъ. Это... можно. — 125 — СЦЕНА XI. Тѣ ЖЕ II ЛАКЕЙ. Лакей (подавая Хрептюіину письмо). Съ ПОЧТЫ-СЪ. Хреіітюгинъ (разсматривая письмо). Отъ кого бы? А! отъ Антоніонаки! (къ Фідтачеву). Позволите, ваше высокородіе? Фурначевъ. Можешь. ДОБРОЗРАКОВЪ. Ишь вѣдь и знакомые-то у него какіе: все аки да ндросы! Жнвновскій. Питейная часть-съ. . . греки, римляне-ФИникіяне. . . вавилонъ-съ! (Фурначевъ снисходительно смѣется). Хрептюгііііъ (читаешь). «Спѣшу увѣдомить тебя, любезный другъ Иванъ «ОнуФричъ, что дѣло о твоемъ чинѣ приняло са- аму ю непріятную турнюру. Извѣстный тебѣ и об- «лагодѣтельствованный тобой столоначальникъ ока- «зался величайшимъ вертопрахомъ, ибо не только «не уиотребилъ врученныхгь тобою донеп^ по на- «значенію, но, напротивіі того, истратилъ ихъ «всѣ сполна на покупку картинъ непристойнаго — 126 — содержанія » ( Останавливается совершенно растерянный). Гм... да... эта штука... могу сказать... ловкая, чортъ побери! (Усмѣхается и вздрагиваешь). Д митрі и Иванычъ (подбѣшя кь отцу). Ну, чтожь за бѣда! надо еще жертвовать — вотъ и все! есть отъ чего приходить въ отчаянье! Живновскій. Правильно! это значитъ только, что каррьеръ нужно съизнова начинать! Доврозраковъ. Можетъ, вы не доложили сколько нибудь, Иванъ ОнуФрнчъ? Хреитюгіінъ (въ раздумыі). Нѣтъ, да чтожь это такое? Жизни что ли они ме- ня' хотятъ лишить? (кь Фурначеву). Ваше высоко - родіе!... Фурначенъ. Жаль мнѣ тебя, Иванъ ОнуФричъ! Нострадалъ, орать, ты... это именно, что нострадалъ! Однако, ты еще въ томъ можешь утѣшеніе для себя сыскать, что совѣсть у тебя спокойна... а много ли, скажи ты мнѣ, много ли найдешь ты на свѣтѣ людей, ко- торые съ чистымъ сердцемъ могутъ взирать на своего ближняго? Ты вотъ что въ соображеніе, другъ мой, возьми... и утѣшься! — 127 — Живновскій. Позвольте, благодѣтель, я стишки вамъ на этотъ случай скажу... я вѣдь въ молодыхъ-то лѣтахъ на всѣ руки былъ, даже и стихи сочинялъ... (Припоми- наетъ). Какъ бишь? «Не унывай»... «Не унывай»... «не унывай»... эхъ, позабылъ, канальство! ну, да все равно... главное-то «не унывай»... стало быть, и вамъ унывать не слѣдуетъ. Хрептюгинъ (тоскливо). Господи! денегъ-то что изведено! (Занавѣсъ опускается). ДЛЯ ДЪТСКАГО ВОЗРАСТА. Вечеръ. Юный поэтъ Кобыльниковъ (онъ же и столон ачалышкъ губернскаго правленія) корпитъ надъ мелко-исписаниымъ листомъ бумаги въ убо- гой своей квартирѣ и съ неслыханнымъ озлобле- ніемъ грызетъ перо и кусаетъ ногти. Уже седьмой часъ; еще часъ, и квартира совѣтника Лопатникова озарится веселыми огнями рождественной ёлки; еще часъ, и она войдетъ въ залу, въ коротенькомъ бѣ- ленькомъ платыщѣ(увы! ей еще только пятнадцать лѣтъ!), выйдетъ свѣженъкая и улыбающаяся, вый- детъ вся благоухающая ароматомъ невинности. — А что, мсьё Кобыльниковъ, вы испонили свое обѣщаніе? спроситъ она его. — 129 — При этой мысли, Кобыльниковъ вскочилъ со стула, какъ ужаленный, и схватилъ себя за голову. Онъ начиналъ сознавать, что заложилъ елишкомъ боль- шой Фундаментъ своему стихотворение. Ужь двѣ строФы, каждая въ восемь стиховъ, готовы и пере- писаны, но, судя по развитію. которое принимала основная мысль, нельзя было даже приблизительно предвидѣть, какой будетъ исход ъ ея. Онъ уже при- несъ достаточную дань восторговъ возникающимъ красотамъ молодой дѣвочки; упомянулъ и о п.іатьи- цѣ, и о шейкѣ лилейной, и о щекахъ «словно пер- сикъ пушистыхъ»... И о томъ, о чемъ хотѣлъ бы, Да не смѣю говорить... Теперь онъ зададъ себѣ вопросы кому суждено обладать всѣми этими сокровищами , старцу ли безсильному, или поэту чернокудрому? Ужь онъ на- черталъ два первыхъ стиха: О скажи жь, чей мощный образъ Эту грудь воспламенить? Эти перси... Но тутъ воображеніе окончательно отказывалось служить. Риѳма на «образъ» рѣшительно не прихо- дила; то есть, коли хотите, и приходило кое-что въ голову, но все какая-то чушь: «вобразъ», «ноб- разъ» — чортъ знаетъ, какая дребедень! — Нѣтъ, да каково же! каково же! вопіялъ онъ въ отчаяніи: — каково это съ перваго же раза под- лецомъ себя выставить! А время, между тѣмъ, равнодушно смотрѣло на 9 — 130 — его горесть и подвигало да подвигало впередъ ча- совую стрѣлку. Кобыльниковъ тоскливо взгляну лъ на часы и увидѣлъ, что до семи остается только пять минуть. — Нѣтъ, ни за что на свѣтѣ не поѣду! восклик- ну лъ онъ, бросаясь въ изнеможеніи на стулъ: — лучше одинъ просижу, лучше безъ ужина останусь, нежели подлецомъ себя выставлю! — «Нобразъ!» насмѣшливо шептало между тѣмъ воображеніе. — Фуй, мерзость? и прилѣзутъ же въ голову та- кія пошлости, что ни складу, ни ладу нѣтъ! Кобыльниковъ плюнулъ съ досады. — Ни за что не поѣду! повторилъ онъ, но вслѣдъ за этимъ ни съ того ни съ сего раздумался. Молодость вдругъ заговорила въ немъ ласкаю- щими голосами. Передъ глазами его рисуется за- литая свѣтомъ зала; посреди ея стоитъ ёлка, вся изукрашенная разными лентами и фольгой; ёлка, которой вѣтви гнутся подъ бременемъ пастилы и другихъ соблазнительныхъ сластей. А вонъ и бѣ- ленькое платьице, вонъ и головка, обрамленная темными кудрями! Господи! что за грація въ очер- таніяхъ этой головки! что за свѣжесть, что за со- кровища въ этой едва-едва начинающей развивать- ся груди! И что за веселые звуки пролетаютъ по комнатѣ, когда эта милая дѣвочка заемѣвтся! Точно вотъ солнышко выглянетъ изъ-за хмурыхъ тучъ, и все вдругъ кругѳвгь улыбнется: и рѣчка, которая до тѣхъ поръ лѣниво катила сѣрыя волны, и ближ- няя лужайка, скрывавшая свой цвѣтной коверъ отъ — 131 — дождей и холодовъ угрюмаго ненастья, и с і атскій совѣтникъ Поплавковъ, который сидитъ за карточ- нымъ столомъ и двадцатый разъ сряду озлобленно произносить «пасъ»! Вотъ она пошла танцовать — и все-то выходитъ у нея не такъ, какъ у другихъ. Посмотрите, напримѣръ, или, лучше сказать, при- слушайтесь, какъ танцу ютъ Настя Поплавкова, Нюта Смущенская! «Конь бѣжитъ, земля дрожитъ»! А она! Неслышно, почти незримо летаетъ она по крашеному полу, ни мало не задѣвая крошечными ножками за землю, и вся какъ будто уносясь и исчезая вверхъ! Но, кромѣ того, и ужинъ не лишенъ своей пре- лести. Уже накрывается длинный столъ въ задней комнатѣ, и хотя руки двороваго ОФФИціанта Андрея не совсѣмъ чисты, но, судя по хлѣбосольнымъ при- вычкамъ хозяина, нельзя сомнѣваться, что на сто- лѣ буде іъ и еьѣжая осетрина, и жирный, зажарен- ный лещъ, и все, однимъ словомъ, что приличе- ствуешь кануну такого великаго праздника, какъ Рождество Христово. — II надо же быть такому несчастію! разсуж- даетъ самъ съ собою Кобыльниковъ, но разсуждаетъ какъ-то вяло, безъ прежнихъ порывовъ. Вообще видно, что картины, которыя нарисовало ему вооб- раженіе, произвели замѣтное разслабленіе во всемъ его организмѣ. Въ это время часы нрошипѣли семь. Кобыльни- ковъ машинально всталъ со стула и направился къ платяному шкапу. — «Нобразъ! нобразъ»! шепнулъ вдругъ враждеб- 132 ный голос ь и остановишь его на иоловинѣ дороги. Съ минуту еще длилась борьба его съ самимъ со- бою, но наконецъ молодость взяла-таки свое. Ко- быльниковъ иоспѣшно натянулъ на себя Фракъ, и взглянувши на переписанныя двѣ строФы, поку- сился было попытать счастья, нельзя ли сбыть их ъ с ъ рук ъ нь гомъ видѣ, въ какомъ онѣ были, но по внимательномъ прочтеніи, стихотвореніе по- казалось ему еще бодѣе недостаточными, нежели когда-либо. Съ досадою отшвырнулъ онъ его отъ себя и выбѣжалъ нзть квартиры. На дворѣ стояла ночь, та слѣпая. досадная ночь, которая можетъ случиться только въ далекомъ, провинціадьномъ городкѣ. гдѣ откупщикъ еще не- доведенъ кроткими мѣрами до сознанія своей обя- занности жертвовать достаточное количество спир- та для освѣщенія улицъ. Злой и рѣзкій вѣтеръ нес- ся по улицѣ. поднимая и крутя въ воздухѣ цѣлые столбы снѣжноп пыли, и взвизгивалъ, и завывалъ, ударяясь объ утлы домовъ. Хорошо, что Кобыльни- кову предстояло пройти не болѣе тридцати шаговъ, а не то пришлось бы ему, бѣдному, воротиться въ квартиру и опять сѣсть за сочиненіе расирокля- тыхъ стиховъ. — «Нобразъ»! взвизгнулъ вдругъ вѣтеръ въ са- мыя уши поэта. — Фу ты, чортъ! пробормоталъ Кобыльниковъ и, плотнѣе заі ернувшись въ шинель, съ усиліемъ на- чалъ карабкаться впередъ, утопая въ сугробахъ снѣга, завалившихъ троту аръ. Но вотъ ужь брезжетъ свѣтъ сквозь снѣжный — 133 — туманъ* сначала онъ мелькаетъ въ видѣ кроше чнаго круга, но, мало по малу, кругъ разрастается, и оевѣщенныя окна совѣтничьей квартиры представ- ляются взору во всемъ ихъ заманчивомъ великолѣ- піи. Издрогшій и измученный врывается Кобыль- никовъ въ переднюю желаннаго дома и долгое время поправляетъ потерпѣвшія отъ енѣга части своего туалета. — А! молодой человѣкъ! милости просимъ! встрѣ- чаетъ его хозяинъ дома 9 Иванъ Кузьмичъ Ло- патниковт» : — ну что , одолѣли Капустниковское дѣло? — Кончилъ-съ, отвѣчаетъ Кобыльниковъ и мы- сленно говоритъ самому себѣ: — что, еслибъ ты зналъ, что я, вмѣсто Капустниковскаго дѣла,цѣлыя три часа корпѣлъ надъ сочиненіемъ стиховъ? — То-то, а не то насъ съ вами новый генералъ совсѣмъ съѣстъ! Но, разговаривая съ хозяиномъ, Кобыльниковъ улучаетъ, однакожь, минуту, чтобы бросить взглядъ въ сторону, и съ удовольствіемъ примѣчаетъ, что точно такой же взглядъ выглядываетъ изъ-заёлкии на него. Онъ спѣшитъ оставить гостепріимнаго хо- зяина и всѣми силами души устремляется туда, откуда блеснулъ ему теплый лучъ привѣта и дѣт- ской привязанности. Читатель! не знаю, живали ли вы въ провинціи, но я, который благоденствовалъ въ Вяткѣ и про- цвѣталъ въ Перми, жуировалъ жизнью въ Рязани и наслаждался душевнымъ спокойствіемъ въ Твери, я смѣю васъ удостовѣрить, что воспоминав! я о ви- — 134 — дѣнныхъ'мною ёлкахъ навсегда останутся самыми свѣтлыми воспоминаніями пройденной жизни! Во первыхъ, какая-то умиротворяющая, праздничная струя носится въ это время въ воздухѣ, какая-то свѣтлая, радостная мысль просится въ душу при видѣ этихъ зажженныхъ свѣчей, этихъ полныхъ, румяныхъ лицъ, при звукахъ этого говора и смѣха; а во вторыхъ, что за прелестныя созданія эти дѣ- ти! какъ пытливо озираются ихъ умненькіе глазки! и какъ мало похожи они на своихъ отцовъ, тутъ же предстоящихъ и съ томленіемъ выжидающихъ момента, когда можно засѣсть за зеленый столъ или пріударить по питейной части! Иной родитель расползся поперекъ себя толще, лицо у него на круг ь швейцарскаго сыру похоже, даже носу слов- но совсѣмъ нѣтъ, а сынокъ у него, смотришь, шу- стренькій, черномазенькій, глазки такъ и пры- гаютъ, а носикъ римскій, тоненькій, словно выто- ченный; иной родитель похоѵкъ на артиста, черно- волосый, худощавый, блѣдный и вообще, что назы- вается, интересный ^ешіе Ьотте, а сынокъ у него похожъ на губернатора, который въ свою очередь похожь на копну. Вотъ и поди ты! Смотришь, бы- вало, на этихъ улыбающихся, кудрявыхъ дѣтей, смотришь и думаешь: неужели Ваня будетъ когда- нибудь совѣтникомъ питейнаго отдѣленія? неужели эта рѣзвая, быстроглазая Ляля будетъ когда-нибудь вице-губернаторшей? И подумавши, взгрустнешь потихоньку. Коля, мой другъ! не отплясывай такъ бойко ко- зачка, ибо ты не будешь совѣтникомъ питейнаго — 135 — отдѣленія! Скоро придетъ бука и всѣхъ совѣтниковъ оставитъ безъ пирожнаго! Ляля, милый мой ребенокъ! Не скругляй такъ своихъ маленькихъ ручекъ, не склоняй такъ кокет- ливо головушку на правую сторонушку, не мани такъ мило Митю Прорѣхина, ибо Митя не будетъ вице-губернаторомъ! Скоро придетъ бука и всѣхъ вице-губернаторовъ упразднитъ за ненадобностью! — Принесли? спрашиваетъ между тѣмъ Надень- ка у Кобыльникова, который, пунцовый какъ вишня, стоитъ передъ нею, переминая въ рукахъ шляпу. — Я-съ, Надежда Ивановна... я-еъ... я началъ, но еще не окончилъ, заикается Кобыльниковъ. — А я такъ думаю, что вы только похвастались, что умѣете стихи писать! И Наденька порхнула отъ него, какъ птичка. — Я, Надежда Ивановна, много ужь написалъ, умолялъ вслѣдъ ей Кобыльниковъ. Но Наденька была уже далеко и щебетала, окру- женная своими подругами. — Ахъ, дай поскорѣе! умоляла Нюта Смущен- ская. — Мезсіашез! мы уйдемъ читать въ спальную! говорила Настя Поплавкова. — Нечего читать! онъ только похвастался! онъ совсѣмъ и не умѣетъ писать стихи! отвѣчала На- денька голосомъ, которому она усиливалась сооб- щить равнодушный тонъ, но въ которомъ слыша- лась, однакожь, досада: — шевсіатея, мы его не бу- демъ принимать сегодня въ наше общество! — 136 — Въ это время Кобыльниковъ приблизился. — Наденька! сказалъ онъ умоляющимъ голосомъ. Наденька вскинула головку и взглянула на него такъ гордо, что бѣдный поэтгь внезапно почувство- валъ себя глупымъ. — Вотъ еще новости! сказала Наденька и при- томъ такъ громко, что Кобыльниковъ осмотрѣлся во всѣ стороны и не на шутку струсилъ, чтобы во- склицанія этого не услышалъ папа Лопатниковъ. Послѣ того вся юная компанія порхнула въ дру- гую комнату, оставивъ Кобыльникова окончательно убитымъ. — Какой онъ, однакожь, жалкій! замѣтила при этомъ Нюта Смущенская. — Вотъ еще жалкій! хвастунъ — и больше ничего, хладнокровно отвѣтила жестокосердая Наденька. Кобыльниковъ стоялъ словно обданный холодной водой. На душѣ у него было смутно и пусто, и какъ на смѣхъ еще подвернулись тутъ два скверные и глупые стиха: Ничто меня не утѣшаетъ, Ничто меня не веселить... которые такъ и жужжали, словно неотвязный ко- маръ, въ ушахъ его. — Что за проклятый вечеръ! Сначала эта риѳма подлѣйшая, а теперь вотъ и еще какая-то мерзость лѣзетъ! подумалъ Кобыльниковъ и даже сгорѣлъ весь отъ стыда. А вечеръ между тѣмъ шелъ своимъ чередомъ. Папа Лопатниковъ безъ трехъ обремизилъ стат- скаго совѣтника Поплавкова, несчастіе котораго до — 137 — такой степени поразило ирисутетвующихъ. что всѣ, даже играющіе, какъ-то сжались и притихли, какъ бы евидѣтельствуя этимъ скорбнымъ молчаніемъ о своемъ сочувствіи къ великому горю угнетеннаго многочисленнымъ семействомъ мужа. Поила вковъ сидѣлъ красный, какъ ракъ, и какъ бы не пони- малъ, что вокругъ него происходите; даже ремиза не ставидъ, а безсознательно чертилъ пальцемъ по столу какую-то необыкновенную циФру. Супруга же его, загляну въ въ комнату играющихъ, тотчасъ повернула на лѣво кругомъ и сказала во всеуслы- шаніе: — А мой дуракъ только и дѣла, что нроигры- ваетъ ! Дѣти шумѣли и волновались : Митя Прорѣхинъ доказательно убѣждалъ Васю Затиркина отдать ему свою долю орѣховъ, приводя въ основаніе такой резонъ, что у того, кто кушаетъ много лакомства, дѣлаются современемъ соломенныя ножки. Маня Кулагина упрашивала братца Сашу представить, какъ у нихъ на дворѣ индѣйскіе пѣтухи кричатъ: «здравія желаемъ, ваше благородіе!» Сеня Пору- бинъ, ^мальчикъ горбатенькій и злющій, какъ бы провидя, что происходить въ душѣ Кобыл ьникова, подбѣгалъ къ нему и начиналъ задирать на счетъ отношеній его къ Наденькѣ, при чемъ нозволялъ себѣ даже темные намеки относительно какихъ-то интимностей, будто бы еуществовавшихъ между Наденькой и первоклассникомъ-гимназистомъ Про- хоровымъ, который въ это самое время забился въ уголъ и видимо наслаждался, ковыряя въ носу. И — 138 — Кобыльниковъ никакъ не могъ поймать Порубина, чтобы надрать ему хорошенько уши, потому что скверный чертенокъ, произведя ехидство, усколь- залъ изъ рукъ его, какъ змѣя. Наденька то и дѣло порхала по комнатѣ и, какъ нарочно, смѣялась и болтала съ особеннымъ увле- ченіемъ именно въ то время, когда проходила мимо огорченнаго поэта. Злую мысль внушилъ Кобыль- никову Сеня Порубинъ. — Еще бы не быть веселой, когда душка-Прохо- ровъ здѣсь ! процѣдилъ онъ сквозь зубы въ одну изъ минуть, когда Наденька была близко него. Наденька вспыхнула и какъ будто оступилась. — Вы это что говорите? спросила она, останав- ливаясь передъ нимъ. — Ничего; я говорю, что немудрено, что нѣко- торымъ людямъ весело: душка-Прохоровъ здѣсь! глупѣйшимъ образомъ настаивалъ Кобыльниковъ, поигрывая ключикомъ отъ часовъ. — Я надѣюсь, однако, что отъ этой минуты меж- ду нами все кончено ? сказала Наденька и тотчасъ же удалилась. — Это какъ вамъ угодно-съ, говорилъ вслѣдъ Кобыльниковъ: — конечно, со мной разстаться что же значитъ, когда есть въ запасѣ душка-Прохо- ровъ! Обида эта глубоко уязвила крошечное сердце На- деньки, тѣмъ болѣе уязвила, что въ упрекѣ Ко- быльникова была нѣкоторая доля правды. Дѣйстви- тельно, былъ короткій промежутокъ времени, но очень, впрочемъ, короткій, когда Наденька увлека- — 139 — лась Прохоровым?». Слишком?» рано развитый ребе- нок?», она уже мечтала о чемъ-то; она украшала Прохорова различными достоинствами и добродѣ- телями, которыя создавало ея дѣтское воображеніе; она любила уединяться съ нимъ и съ большою важ- ностью говорила ему: «теперь, Прохоров?», потол- куемте о вашемъ будущем?»!» Но Прохоров?» любилъ только ковырять въ носу и говорил?» съ увлеченіемъ единственно о лаком- ствах?», потому чтовъ душѣ былъвеликій и страст- ный обжора. Увлеченіе Наденьки скоро прошло; она была даже убѣждена, что никто ничего не за- мѣтилъ.. и вдруг?»!! Наденька бѣгала около ёлки, суетилась и болтала безъ умолку, но сердце ея ра- ботало. Среди начатой Фразы, она вдругъ почув- ствовала, что нѣчто тѣснитъ ея грудь, что нѣчто жгучее подступает?» къ ея глазам?» . Она вырвалась изъ толпы и убѣжала во внутреннія комнаты. Кобыльниковь все это видѣлъ, но ничего не по- нял?». Он г» видѣлъ, что Наденька весела, и понял?» только то, что у Наденьки, должно быть, башма- чекъ развязался, если она такъ стремительно убѣ- жала. А Наденька, между тѣмъ, уткнувшись въ подуш- ку, обливала ее горячими слезами. И чѣмъ обиль- нѣе лились эти слезы, тѣмъ мягче и легче станови- лась самая обида, вызвавшая ихъ, тѣмъ назойли- вѣе -смотрѣлось въ душу иное чувство, чувство, которое, въ одно и то же время, и заставляло ныть ея бѣдное сердце, и проливало в?» него цѣлые по- токи радости и успокоенія. — 140 — — Гадкій Кобыл ьниковъ ! сказала она съ по- елѣднимъ всхлипываніем ь : — бѣдный Митенька! повторила она вслѣдъ затѣмъ, сладко задумавшись. Елка между тѣмъ догорѣла; по данному знаку, дѣти ринулись на нее всей толпою и тотчасъ же повалили на землю; произошло всеобщее замеша- тельство; слышался визгъ, смѣшанный съ кликами торжества; Сеня Порубинъ, не смотря на свою хи- лость и многочисленные изъяны, какъ-то такъ ив- ловчился, что успѣлъ запихать въ свои карманы чуть не половину гостинцевъ. Прохоровъ тоже по- лѣзъ-было на Фуражировку вмѣстѣ съ прочими, но ему не удалось достать ни одной палочки пастилы, потому что дѣти подкатывались ему подъ ноги и рѣшительно не давали приняться за дѣло, какъ елѣдуетъ; да къ тому же и няня маленькихъ По- плавковыхъ безъ церемоніи поймала его за руку и вывела изъ толпы, сказавъ при этомъ строго: «сты- дись, сударь ! такой большой выросъ, а съ дѣтьми баловаться хочешь! еще Машенькѣ ручку отда- вишь!» Какъ было бы совѣстно Наденькѣ, еслибъ она видѣла эту сцену! Но объ ней вспомнили только тогда, когда ёлки уже не существовало. Папа Лопатниковъ серьезно обезпокоился и собрался-было на поискъ за своею дѣвочкой, какъ она появилась сама въ дверяхъ залы. Наденька была нѣсколько б.іѣдна, но на вопросъ папаши: «не болитъ ли головка?» отвѣчала: «не бо- литъ», а на вопросъ: «не болитъ ли животикъ?» — 141 — отвѣчала: «ахъ, что вы, папаша!» и, вся вспых- нувши, спрятала свое личико на отцовской груди. — Что же съ тобой, душенька? допрашивалъ папаша. — Ахъ, папаша, какой вы! отвѣчала Наденька и порхнула отъ него въ сторону. Во время этого допроса, у Кобыльникова какъ-то все выше и выше поднималось сердце, и вдругъ сдѣ- лалось для него ясно, что онъ прескверную штуку съигралъ» сказавши Наденькѣ такую пошлость. Съ злобою, почти съ ненавистью взгляну лъ онъ на Се- ню Порубина и началъ-было показывать золоченый орѣхъ, чтобы подманить его къ себѣ, но Сеня слов- но провидѣлъ, что дѣлается въ душѣ его, и, самъ показывая ему цѣлую кучу золоченыхъ орѣховъ, только смѣялся, а съ мѣста не трогался. — Ну, чортъ съ тобой! когда нибудь послѣ раз- дѣлаемся ! подумалъ Кобыльниковъ и въ ту же са- мую минуту какъ бы инстинктивно взглянулъ въ ту сторону, гдѣ была Наденька. Оттуда глядѣли на него два еѣрььхъ глаза, и гля- дѣли съ тѣмъ же безграничнымъ простодушіемъ, съ тою же беззавѣтною нѣжностью, съ какою они при- вѣтствовали его изъ-за ёлки въ минуту прихода. Точно приросли къ нему эти глубокіе, болыпіе гла- за, точно не въ силахъ были они смотрѣть никуда въ другую сторону. Кобыльникову почуялось, слов- но кровь брызнула у него изъ сердца и вотъ исто- чается капля по каплѣ и наполняетъ грудь его! Го- рячо и бодро вдругъ стало ему. — Посмотрите -ка, Надька-то! шептала змѣище — — 142 — ІІоплавкова горынчищу Порубиной: — глазъ не мо- жетъ отъ этого молокососа отвести, словно съѣсть его хочетъ! — Влюблена, Анна Петровна, какъ кошка влюб- лена! отвѣчала піатап Порубина и какъ- то злобно дрогнула при этомъ плечами. — Удивляюсь, однако, чего этотъ старый дуралей смотритъ! — А чѣмъ же онъ не партія? Для безириданницы и этакой хоть куда! — Ну, да все же... — Вы что же ко мнѣ не идете? спрашивала между тѣмъ Наденька Кобыльникова тѣмъ полуиюиотомъ, въ который невольно переходитъ голосъ, когда идетъ рѣчь о дѣлѣ, затрогивающемгь всѣ живыя струны существа. Кобыльниковъ не отвѣчнлъ; онъ просто на просто задыхался. — Вы что ко мнѣ не идете? повторила Наденька. Онъ продолжалъ молчать, хотя сердце въ немъ умирало отъ жажды высказаться. Онъ чувствовалъ, что если вымолвитъ хоть одно слово, то не въ си- лахъ будетъ выдержать. Можетъ быть, онъ бросится къ Наденькѣ и стиснетъ въ своихъ рукахъ это доб- рое, любящее созданіе; можетъ быть, онъ не бро- сится, но зальется слезами и зарыдаетъ... — Вы отчего мнѣ руки не даете? настаивала На- денька. — Наденька! вырвалось изъ груди Кобыльникова. — Вы зачѣмъ глупости говорите9 — Голубчикъ! лростоналъ Кобыльниковъ. — 143 — — А когда будутъ стихи? Кобыльниковъ ужь совсѣмъ-было собрался отвѣ- чать, что стихи не миѳъ, что стихи почти совсѣмъ готовы, что не только одно стихотвореніе, но де- сять, двадцать, сто стихотвореній готовъ онъ на- строчить на прославленіе своей милой, безцѣнной Наденьки, какъ вдругъ скверный мальчишка Пору- бинъ испортилъ все дѣло. — Вобразъ! пискнулъ онъ, едва-едва не проска- кивая между ногъ Кобыльникова. Кобыльникову показалось , что самъ злой духъ говоритъ устами мальчишки. — Ты почему знаешь? сказалъ онъ, рванувшись въ погоню за мальчикомъ и поймавъ-таки его: — нѣтъ, ты говори, почему ты знаешь? — Мамаша! меня Еобыльниковъ деретъ! завиз- жалъ во всю мочь Сеня. При этомъ восклицаніи, Еобыльниковъ невольно выпустилъ изъ рукъ свою добычу и даже началъ гла- дить Сеню по головѣ. — Нечего, нечего гладить по головѣ! шипѣлъ юный змѣенышъ: — мамаша! онъ меня деретъ за то, что я его поймалъ съ Наденькой! Началось слѣдствіе. — Позвольте узнать , Дмитрій Николаичъ, что вамъ сдѣлало невинное дитя? допрашивала Кобыль- никова оскорбленная татап Порубина. — Вашъ сынъ мнѣ сказалъ дерзость! отвѣчалъ со- вершенно растерявшійся Еобыльниковъ. — Мамаша! Я ничего ему не говорилъ! въ своей стороны жаловался Сеня, искусно всхлипывая. — 144 — — Вашъ сыпь сказали мнѣ «вобразъ»! внезапно брякнулъ Кобыл ьниковъ. — «Вобразъ»! что такое «вобразъ»! и чѣмъ же это слово для васъ обидно? Говоря это, шатай Порубина сомнительно пока- чивала головой и разводила руками. — Ну да! вобразъ, нобразъ, собразъ, побразъ! дразнилъ обозлѣвшій Сеня, приплясывая передъ Ко- быльниковымъ. — Изволите видѣть? сказалъ Кобыльниковъ. — Вижу! все вижу! стыдно вамъ, молодой чело- вѣкъ! Сеня! отойди прочь отъ нихъ и не смѣй ни- когда съ ними разговаривать! Порубина величественно удалилась, уводя за ру- ку Оеню и безпрестанно оглядываясь, какъ бы въ опасеніи, что за ней бѣжитъ по пятамъ сама чума. Кобылъникову сдѣлалось скверно* онъ вдругъ по- чувствовалъ , что не только скомпрометировалъ Наденьку, но л самъ сдѣдался смѣшнымъ въ ея гла- захъ. Сколько онъ сдѣлалъ въ этотъ вечеръ глу- постей! онъ сдѣлалъ пхъ три: во-первыхъ, увлек- ся нелѣпою риѳмой, которая помѣшала ему кон- чить стихи, между тѣмъ, какъ можно было бы одинъ стихъ и нериѳмованный вставить (самые луч- шіе поэты это дѣлаютъ!)* во-вторыхъ, сказалъ На- денькѣ какую-то пошлость на счетъ ея отношеній къ Прохорову; въ-третьихъ, связался съ пакост- нѣйшимъ мальчишкой, который, навѣрное, про- изведетъ скандалъ на весь городъ. Кобыльникову показалось, что всѣ глаза обращены на него, что всѣ лица проникнуты строгостью, и что даже слу- — 145 — житель Андрей намѣревается взять въ руки метлу, чтобы вымести ею изъ честнаго дома гнуси аго со- блазнителя пятнадцати-лѣтнихъ дѣвицъ. Кобыль- никова бросило въ жаръ; чтобъ оправиться отъ сво- его смущенія, онъ поспѣшилъ юркнуть въ хозяй- ски! кабинетъ. Тамъ за ыѣсколькимн столахМіі шла игра. Игралъ въ ералашъ предеѣдатель казенной палаты съ гу- бернскимъ прокуроромъ протпвъ совѣтника казен- ной палаты и батальоннаго командира. Предеѣда- тель казенной палаты быль не въ духѣ; къ нему пришло двѣнадцать пикъ безъ туза и двойка червей; онъ сходилъ съ двойки пикъ — тузъ оказался у партнера, который, однако, отвѣчать не могъ. — Сижу па. капиталах!. ! жаловался председа- тель: — вѣдь это все Франки! нее Франки! Прокуроръ былъ емущень; онъ понялъ игру и старался только угадать, какая же у нредсѣдателя тринадцатая карта. Председатель, какъ бы провидя его думу, иоспѣшилъ разсѣять всѣ сомнѣнья и от- кровенно показалъ свою двойку червей, убѣждая только, чтобы прокуроръ игралъ скорѣе. Напротивъ того, къ совѣтнику валило: во всемъ у него была и игра, и поддержка, но самое счастье не радовало его, ибо онъ чувствовалъ, что оно огор- чаетъ его начальника. Поэтому, онъ всячески ста- рался оправдаться; разбирая карты, иожималъ пле- чами, какъ бы говоря: вѣдь лѣзетъ же такое дурац- кое счастье! дѣлая ходъ, не клалъ карту на столъ, а какъ-то презрительно швырялъ ее, какъ бы го- воря: вотъ и еще сукинъ сынъ тузъ! Но предсѣда- ю — но — тель не ирннпмалъ ничего въ уваженіе, а наиротивъ того взъѣлся на своего подчиненнаго: — Вы зачѣмъ же игру -то свою раскрываете? и ристал ъ онъ къ нему. Совѣтникъ сдѣлалъ реноисъ. — У васъ треФъ нѣтъ? Строго епросилъ батальон- ный командиръ. — Нѣтъ-съ... есть-еъ, заикался совѣтникъ. — И солгать-то не умѣетъ! подумалъ предсѣда- тель. А Кобыльниковъ смотрѣлъ на играющихъ и все думалъ, какъ <~>ы чѣмъ нибудь такимъ увѣнчать этотъ вечеръ, чтобы за одинъ разъ искупить всѣ три глупости. Ему вдрутъ сдѣлалось хорошо и ве- село; ему представилась большая, освѣщенная ком- ната- посреди комнаты стоитъ Наденька въ бѣломъ гарлатановомъ платьицѣ, а подлѣ Наденьки стоитъ онъ: у нихъ въ рукахъ бокалы съ шампанскимъ; къ ним], подходить гости, тоже съ бокалами въ рукахъ, и цоздравляютъ. — Пваиъ Дементьичъ' сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ. подхода, подъ вліяніемъ этихъ радужныхъ мечтаній, къ хозяину дома: — позвольте мнѣ не- сколько словъ вамъ наединѣ сказать-съ... Пваыъ Демеитыічъ посмотрѣлъ на него съ неудо- вольствіемъ, потому что это неожиданное вмѣша- тельство отвлекало его отъ игры. Однако, видя, что Кобыльниковъ весь дрожалъ, онъ встревожился. — Что такое еще ? ужь не затерялъ ли Капуст- никовскаго дѣла? спросилъ онъ. — Мнѣ-съ... наединѣ! повторилъ Кобыльниковъ. — 147 — Иванъ Дементьичъ отошелъ съ нимъ всторону. — Ну? сказал ь онъ. — Мнѣ-съ... я желаю... заикался Кобыльниковъ. къ которому вдругъ возвратилась вся его робость. — Да говори же, любезный, не мни! съ досадой торопилъ Иванъ Дементьичъ. — Я прошу руки Надежды Ивановны! скорого- воркой проговорилъ Кобыльниковъ. Иванъ Дементьичъ повернулъ жениха къ свѣту и на одно мгновеніе посмотрѣлъ на него съ любопыт- ствомъ. ІІотомъ тотчасъ же поше.гь на старое мѣсто, предварительно отмахнувшись, какъ будто хотѣлъ согнать сѣвшую на носгь муху. Кобыльниковъ остол- бенѣлъ и разставилъ не только руки, но и ноги; въ глазахъ у него позеленѣло, комната ходила кругомъ. Онъ понимать только одно: что эта глупость была четвертая и притомъ самая крупная. Вдругъ онъ почувствовал!., что промежь ногъ у него ч то-то ко- пошится: то быль Сени Порубинъ. — Анъ, это четвертая! дразнился скверный маль- чишка . очевидно схватывая на лету интимную мысль, терзавшую бѣднаго Кобыльникова. Кобыльниковъ даже не слыхалъ; онъ былъ унич- тоженъ и опозореиъ, хотя рара Лопатниковъ, воз- вратясь на мѣсто, точно такъ же равнодушно объ- авилъ семь въ червяхъ, какъ бы ничего и не случи- лось. А Порубинъ между тѣмъ все подплясываетъ да иоддразниваеть: анъ. четвертая! Кобыльниковъ кра- дется по стѣнкѣ, чтобы какъ пибуді. незамѣтнымъ образомъ улизнуть въ переднюю. Сеня Порубинъ замѣчаетъ это и распускаетъ слухъ, что у бѣвдеца — 148 — животъ болитъ. Кобыльниковъ елышитъ эту кле- вету и останавливается; онъ бодро стоить у стѣны и бравируетъ; но, не смотря на это, уничтожить дѣиствіе клеветы уже невозможно. Между дѣвицами ходить шопотъ: бѣдняжка! Наденька краснѣетъ и отворачивается ^ очевидно, ей стыдно и больно до слезь. — «Собразь!» аодеказываетъ проклятая память, и Кобылъниковъ, словно ужаленный, бросается вонъ изъ комнаты, производя своимъ бѣгствомъ игривое шушуканье между дѣвицами И вотъ опил. Кобыльниковъ сидитъ въ одинокой своей квартирѣ. сиди п. и горько плачетъ! Передъ нимъ лежитъ Капустниковское дѣло, а слезы такъ и текутъ на бумагу* передъ нимъ: просгтгъ купецъ Ка- пустниковъ, а о чемъ, тому сліьдуютъ пункты, — а у него глаза заволокло туманомъ. у него сердце рвется, бѣдное. на части! Сквозь эти слезы, сквозь эти рыданія сердца ему мелькаетъ свѣтлый образъ милой дѣвочки, ему чу- дится ей свѣжее дыханье, ему слышится біеніе ея маленькато сердца... — Митенька! говорить она, вся застыдившись и склоняя на его плечо свою кудрявую головку. — Ме8<іаігіе8! шепчутъ кругомъ дѣвицы: — шеясіа- те$! у Кобыльникова животъ болитъ! Кобылъниковъ вскакиваетъ и начинаете ходить по комнатѣ, схватывая себя за голову и вообще дѣлая всѣ жесты, какіе приличны человѣку, при- шедшему въ отчаяніе. _ 149 — — «Вобразъ!» кричитъ вдругъ неотвязчивая па- мять. Кобыдьниковъ закусываетъ себѣ въ кровь губу отъ злости; онъ опять садится къ столу и опять принимается за Капустниковское дѣло, въ падеждѣ заглушить въ себѣ воспоминанія вечера. А за перегородкой возятся хозяева — мѣщане. Они тоже, по всему видно, воротились изъ гостей ц собираются спать. Слышны вздохи, слышно вы- шіманіе ящиковъ изъ комодовъ, слышенъ шелестъ какой-то, который всегда сопровождаетъ раздѣваніе и укладываніе. Наконецъ, все стихло. — Дура ты или нѣтъ ? допрашиваетъ хозяинъ свою хозяйку: — дура ты или нѣтъ ? — Ты проспись, пьяница! ты опомнись, какой завтра праздникъ-то! усовѣщиваетъ хозяйка . — Нѣтъ, ты мнѣ скажи: дура ты или нѣтъ! на- стаиваетъ хозяинъ. За перегородкой слышится потрясающее зѣ- ванье. Голова Кобыльникова мало по малу скло- няется и наконецъ совсѣмъ упадаетъ на Капустни- ковское дѣло. Ему снится елка, ему снится, что онъ стоитъ посреди освѣщенной залы и что рядомъ съ пимъ, вмѣсто Наденьки, стоитъ купецъ Капу- стниковъ и просить, аочемъ, тому слѣдуютъ пункты... МИША И ВАНЯ :!АНМТАЯ ИСТОРІЯ. Къ переднем СИДЯТЪ два ліа.іьчпк;і . ВшіЯ И Миша, и ждутъ барыню іг.п. гостей. Скоро полночь, а ба- рыня нес не т.дегь: сальный огарокъ оплылъ и на- горѣлъ; тусклый п мелькающій свѣтъего освѣщаетъ только лица двухъ собесѣдниковь да столъ, передъ которымъ они ецдятъ* вверху и по угламъ темно. Въ домѣ тихо, словно въ гробу: горничныя дѣвкы давно ужь поужинали . воротились изъ кухни и улеглись спать, гдѣ попало, наказавши мальчиками» разбудить ихъ. какъ только пріѣдетъ барыня. Въ окна, по временами, показывается что-то бѣлое: мелькнетъ-мелькнетъ и опять скроется* это сыплетъ снѣгъ, но мальчики думаютъ, что выглядываетъ го- лова мертвеца, и вздрагиваю тъ. — 151 — Ваня мальчикъ крѣикій, быстрый, черноволосый и черноглазый; онъ увѣряетъ Мишу, что ничего не боится, что однажды онъ видѣлъ настоящаго, за- правскаго мертвеца — и того не струсилъ. — Я ничего не боюсь, говоритъ онъ, невольно, впрочемъ, блѣднѣя, когда морозъ вдругъ ни съ того ни съ сего стукнетъ въ стѣны барскаго дома: — мнѣ только скучно, да и то съ тобой ничего! — А ну, какъ мы сгоримъ ? робко спрашиваетъ Миша. — Сгорѣть мы не можемъ! отвѣчаетъ Ваня та- кимъ увѣреннымъ тономъ, что Миша тотчасъ же успокоивается. Миша , въ противоположность Ванѣ, мальчикъ слабенькій, нервный, бѣленькій, съ бѣлокурою го- ловкой и большими синими глазами. Онъ часто по- сматриваетъ на потолокъ и, увидѣвши, какой тамъ сгустился мракъ, вздрагиваетъ и пожимается. Въ ту минуту, какъ мы съ ними знакомимся, они ведутъ оживленный, но нѣсколько странный разговоръ. — Холоднымъ-то ножомъ, чай, больно? спраши- ваетъ Миша, пристально глядя Ванѣ въ глаза. — Это только разъ больно, а потомъ ничего! отвѣ- чаетъ Ваня и покровительственно гладитъ Мишу по ГОЛОВ I). — А помнишь, какъ поваръ Михей рѣзался! тоже сначала все хвастался: зарѣжусь да зарѣжусь! а какъ нолыснулъ ножомъ-то по горлу, да какъ по- текла кровь -то... — Ну, чтожь что поваръ Михей! Михейка и 152 выше ль дурак ь ! чего вылечился ? все одно наказали дурака! а мы ужь такъ полыснемъ, чтобъ не вылечиться! — Ты ноѵки-то приготовилъ ли, Ваня? — Когда не нриготовилъ! еще съ утра выточилъ! Только ты у меня смотри! чуръ не отступаться! Миша вздохну. гі, потихоньку; глаза его остано- вились на нагорѣвшей свѣчкѣ. — Что. развѣ снять со свѣчки... въ послѣдній разъ? сказалъ онъ слегка взволнованнымъ голосомъ. — Что съ нея снимать-то? а а тебѣ вотъ что скажу, Мишутка: коли мы это теперича сдѣлаемъ, гакъ безпремѣнно въ ран попадемъ, потому теперь мьі маленькіе . п грѣховъ у насъ нѣтъ! А замѣсто насъ. попадетъ въ адъ Катерина Афанасьевна! — .А Ивану Васильичу будетъ за насъ что ни- будь? — Ну, II па п у Васильичу, можетъ, и простить Вогъ! потому онъ не самъ собою тутъ дѣйствуетъ! — Катерину-то Аѳанасьевну, стало быть, му- чить будутъ ? — Еще какъ, брать, мучить-то! не роди ты, мать-земля! Нервы мъ дѣломъ на желѣзный крюкъ за ребро повѣсятъ, вторымъ дѣломъ заставятъ го- лыми ногами по горячей плитѣ ходить, потомъ ско- вороду раскаленную языкомъ лизать, потомъ же- лѣзными кнутьями по голой спинѣ бить... да столь- ко, братъ, мученіевъ, что и сказать страсти ! — А вѣдъ она не стерпитъ, Катерина-то Афа- насьевна ? — Что ей, чорту экому, сдѣлается! — стерпитъ ! — 153 — Да тамъ, братъ Мишутка., на это не посмотрятъ! Тамъ., брать., терпи! а не можешь терпѣть — ну, и все-таки терпи! Разговоръ на минуту смолкъ. Вдругъ на улицѣ завыла собака, завыла жалобно и тоскливо, какъ умѣютъ выть только собаки. — Ишь ты, это Трезорка покойника почуялъ ! сказал ь Миша измѣнившимся голосомъ. — Ну, чтожь что почуялъ! извѣстно, почуялъ! А ты, небось, ужь и трусу спраздновалъ! — Нѣтъ, Ваня, я не боюсь! я такъ только... я только думаю, отчего это собака всегда покойника чувствуетъ? — А отъ того, что собака — другъ человѣка! Вотъ лошадь тоже другъ человѣка, только она по- нятія не имѣетъ, а собака — она все понимаетъ, отъ того и покойника чувствуетъ ! — А что, Ваня, кабы утопнуть? спросилъ вдругъ Миша. — Чудакъ ты, Мишу тка ! Ты мнѣ разскажи сперва, какая нынче вода? Ты скажи, лѣто нынче что ли ? — Да, нынче вода холодная... чай, въ воду-то бултыхнешься, такъ и не стерпишь ! — Вотъ то-то же и есть ! У топнуть-то — надо въ пролубь лѣзти; да еще барахтаться станешь, вылѣзешь, пожалуй! — что однихъ мученіевъ тутъ примешь — пойми ты! А съ ножемъ .юнко! но- жемъ какъ полыснуль себя разъ. тутъ тебѣ и ко- нецъ ! Разумѣется, надо крѣпче ! — 154 — — И пить никто оольше не будетъ! прошепталъ Миша. — II бить не будутъ! Возьмутъ твою душу анге- лп и понесут ь къ престолу Божьему! — А Вогъ — ничего? — А Вогъ спросить: зачѣмъ вы, рабы Вожіи, предѣла не дождались! зачѣмъ, скажетъ, вы смерт- ную муку безо времени приняли? А мы ему все и скажемъ! — Мы вес скажемъ, какъ насъ Катерина Афа- насьевна мучила, какъ намъ жить тошнехонько стало, какъ насъ день-деньской все били... все-то били, все-то тиранили! Миша потупился: накипѣвшія па сердцѣ слезы горячимъ ключомъ хлынули изъ глазъ. II текли эти слезы, текли свободно, безъ усилій, безъ гримасъ, какъ течетъ созрѣвшій источникъ изъ переполнен- ной груди земли-матери. Ваня сталъ утѣшать рас- плакавшагося. Л .мы ловко се завтра надуемъ, Катерину-то Афанасьевну, сказалъ онъ: — завтра гости у нея за столомъ соберутся, янь служить-то будетъ и не- кому! Миша вздохнулъ въ отвѣтъ. — Я и ножи-то всѣ попряталъ! продолжалъ Ва- ня! — и ѣсть-то нечѣмтз будетъ. А Миша все-таки никакъ не могъ уняться; Ваня все возможное дѣлалъ, чтобы какъ нибудь развлечь его: сначала со свѣчи снялъ, потомъ глянулъ въ окно и сказалъ: «а спверъ-то! сиверъ-то какой ра- зыгрался! ишь ты! ишь ты!» наконецъ, тоненькимъ 155 голоскомъ запѣлъ : «ахъ вы ночки, ночки наши темныя!» но Миша не только продолжалъ плакать, но, при звук ахъ пѣсни, еще болѣе растужился. — Нюня ты! сказалъ Ваня съ нетериѣніемъ. Въ залѣ загудѣли часы. Заслышавши эти шипя- ще е звуки, Миша вдрогнулъ, въ послѣдній разъ глубоко вздохнулъ и пересталъ плакать. — Скоро барыня пріѣдетъ! робко сказалъ онъ, насчитавши двенадцать часовъ. — Дожидайся — скоро! отвѣчаетъ Ваня: — эхъ, теперь бы вотъ соснуть лихо! — Нѣтъ, ужь ты не спи, Ваня, Христа-ради! — Небось, боишься? — Боюсь! признался Миша и весь съежился. — Ну, дуракъ и есть! сколько разъ я тебѣ гово- рилъ, что тамъ ничего нѣтъ! поучалъ Ваня, ука- зывая на двери, который вели въ неосвѣщеннып корридоръ: — хочешь, я сейчасъ туда пойду? Однако угрозы своей не исполшілъ. Водворилось молчаніе, а съ нимъ вмѣстѣ водворилась и тишина, тоскливая, надрывающая сердце тишина... Мальчи- ки пристально вглядывались въ трепещущее пламя свѣчи; Ваня водилъ по столу болыпнмъ пальцем!,. нажимая его, отчего палецъ сначала двигался плот- но, а потомъ начиналъ подпрыгивать. На дворѣ опять завыла собака. — Ишь ее! ишь ее! вымолвилъ Ваня и вслѣдъ затѣмъ прибавилъ: — а что, Миша, гдѣ-то теперь Оля? Оля была сестра Миши. Это была хорошенькая, бѣлокурая и бѣленькая дѣвушка, очень похожая на — 156 — своего брата: ей было осьмнадцать лѣтъ. Съ пол- года тому назадъ, она, неизвѣстно куда, пропала, и разсказовъ объ этомъ внезапномъ исчевновеніи ходило между дворней множество. Говорили:, что она оть дурнаго житья скрылась, но говорили также, что и оть стыда. Достовѣрно было то, что однимъ утро.мь она пошла на рѣчку стирать и не возвра- щалась- на берегу была найдена корзина съ иевы- стираннымъ бѣльемъ. но ни одежды прачки, ни даже тѣла ея нигдѣ найдено не было. Достовѣрно также, что, за дна дня передъ тѣмъ, она была острижена, н что но этому случаю плакала, рвалась и убива- лась. Барыня клялась и надсаживала себѣ грудь, завѣряя. что поганка Ольгушка утопилась ие отъ дурнаго обращсні л. а для того, чтобы скрыть свой стыдъ. Тѣмъ не менѣе, на всемъ этомъ происіпест- віи лежала какая-то горькая тайна, и неизвѣстно было даже, дѣйствительно ли утопилась Ольга, пли только бѣжала. При слѣдствіи нѣкоторые дво- ровые люди показали было, что житье Ольги было «не хорошее»; по исправникъ, производивший слѣд- ствіе (такъ какъ происшествіе случилось въ под- городной деревнѣ Катерины Афанасьевны), ничему этому не повѣрилъ. — Ну, вы это все врете ! вы говорите правду, а не врите! сказалъ онъ показателямъ и тутъ же прнказалъ пригласить Катерину Аѳанасьевну. Катерина Аѳанасьевна ахала и ссылалась на то, что у нея людей говядиной кормятъ. Позвали людей и спросили, дѣйствительно ли ихъ кормятъ говя- диной* отвѣтъ былъ, что кормятъ. Исправникъ — 157 — подумалъ, посопѣдъ и записалъ: «помѣщики содер- жать людей хорошо и даже говядиной кормятъ». — Что же вы, бестіи, врали? обратился онъ къ дворовымъ. Дворовые стояли блѣдные и переминались съ ноги на ногу; у нѣкоторыхъ искусаны были до крови губы. Катерина Аѳанасьевна замѣтила эту нераска- янность и сочла справедливымъ упасть въобморокъ. Исправникъ бросился утѣшать ее, у славь оторо- пѣвшаго Ивана Васильевича за спиртомъ. Резуль- татомъ всего этого было краткое, но сильное объ- явленіе, написанное рукою самого исправника. Оно гласило: «Утромъ 24 сего іюня изъ сельца Полянокъ, не- извѣстно куда скрылась принадлежащая отставному штабъ -ротмистру Ивану Васильевичу Балящеву дѣвка Ольга Никандрова. Примѣтами та дѣвка: рос- та высокаго , бѣлокура. волосы стрижены, лицомъ бѣла, глаза синіе, носъ и ротъ умѣренные, особая примѣта: надъ лѣвой ноздрей небольшое родимое пятнышко; есть подозрѣніе въ беременности. Унесла съ собой данное ей помѣщикомъ пестрядинное платье, въ которое и была въ тотъ день одѣта. По- лицейскія начальства, въвѣдомствѣ коихъ та бѣглая дѣвка окажется, благоволятъ препроводить оную въ Р — ій земскій судъ, для отдачи по принадлежности». Тѣмъ это дѣло и закончилось. Катерина Ана- насьевна на нѣкоторое время присмирѣла, но мѣ- сяца черезъ два совсѣмъ забыла о происшествии и начала жуировать жизнью по прежнему. Катерина Аѳанасьевна была глубоко развращен- — 158 — пая женщина, но не знаю, имѣю ли я право назы- вать ее злою. По крайней мѣрѣ, весь городъ къ ней ѣздилъ, и цѣлый день въ ея домѣ было, что назы- вается, разливанное море; весь городъ зналъ, какіе она фарсы выдѣлываетъ надъ Машками и Ольгуш- кама, п тѣмъ не менѣе никто не рѣшался отозваться объ этихъ Фарсах ъ не только строго, но даже и уклончиво. Наиротивъ того, ее всѣ любили, по- тому что въ своемъ кругу она бы.іа барыня ве- селая п даже добрая, многимъ изъ своихъ друзей дѣ- лала разный одолженія, и всѣхъ равно отлично при- нимала и кормила. — Сегодня у Катерины Аѳанасьевны за обѣдомъ, ііі» суп Г», таракана подали, говорили про нее въ го- родѣ: — чтожь бы вы думали? она преспокойно себѣ позвала повара и приказала ему таракана «ѵъѣсть! — Лихая баба! — Вѣдовая! Нѣкоторые, конечно, дѣлали изрѣдка предполо- жение, «какъ бы дескать не попасться Катеринѣ Аѳанасьевнѣ за эти фарсы», но очевидно, что въ этомъ случав сомнѣніе заползало совсѣмъ не по по- воду самыхъ фарсовь, а по поводу глагола «по- пасться». Самые же Фарсы служили какъ бы осёл- комъ для обнаруженія своего рода остроумія, кото- раго кровавости никто не замѣчалъ, своего рода изобрѣтательности, которой ехидства никто не подо- зрѣвалъ. — Сенька! поди, лизни печку ! говорили- Сенькѣ. Сенька лизалъ печку и обжигалъ языкъ; онъ возвращался весь красный, лицо его какъ-то не- 159 естественно напыживалось; изъ глазъ выжимались слезы. — Ну, дуракъ, — еще ревѣть вздумалъ! говорили одни. — Рожа-то, рожа-то какая! восклицали другіе. И затѣмъ слѣдовалъ взрывъ общаго, веселаго хохота . Хохотъ — и больше ничего... Не ясно ли, что все это безъ злорадства дѣлалось, что при этомъ главный расчетъ со всѣмъ не въ томь состоялъ, чтобы причинить Сенькѣ мучи- тельную боль, а въ томъ, чтобы посмотрѣть, какую Сенька рожу уморительную скорчитъ, какъ онъ на- пыжится Самые кротые люди молчали, когда Сеньку посылали лизать пылающую печь, самые кроткіе люди не могли слегка не Фыркнуть, когда Сенька возвращался, по совершеніи своего подвига, весь красный и пыхтящііі... Они молчали и Фыркали не потому, чтобь одобряли подобнаго рода увеселе- нія, но просто потому, что такое ужь время юмо- ристическое было. Теперь все это какой-то тяжкій и страшный кош- маръ; это кошмаръ, отъ котораго освободило Рос- сію прекрасное, великодушное слово царя освободи- теля... Да, оно одно. Ибо кто же можетъ ручаться, не лизалъ ли бы, безъ этого слова,' Сенька горячую нечку и до сей минуты? Не ходила ли бы дѣвка Ольга Никандрова и до сей минуты стриженная и опле- ванная гостями своей барыни? Гдѣ гарантш про- тивнаго? Въ нравахъ что ли? Но развѣ неизвестно, что славяне имѣютъ нравъ веселый, легкін и мало — 160 — углу бляющшся ? Въ елезахъ что ли? Но развѣ не- извѣстно, что слезы, который при этомъ капаютъ, капаютъ внутрь, капаютъ кровавыми каплями на сердце и все накппаютъ, все накипаютъ тамъ, по- куда не перекипятъ совершенно9 ^ Никогда не бывает ь зло такъ сильно, какъ въ то время, когда оно не чувствуется, когда оно, такъ сказать, разлито въ воздухѣ. Что это за зло? гово- ря т ъ тогда добросовѣстные нзслѣдователи, которые имѣютъ привычку рассматривать предметы не съ одной, а ео всѣхъ стороны — это не зло, а просто порядокъ вещей! И на этомъ уснокоиваются. Кто же можетъ утверждать, что такому порядку вещей не суждено было продлиться и еще на многія лѣта. если бы сильная воля не вызвала насъ изъ тьмы кроваваго добродушія и бездны ехидной ве- селости? Повторяю: это былъ тяжкій и страшный кошмаръ, въ воторомъ и давящіе, и давимые были равно ужасны. Напоминаніе о еестрѣ цодѣйствовало на Мишу болѣзненно. Онъ вдругъ, словно подъ тяжестью ка- кой, пригнулся; блѣдное его личико сдѣлалось бѣлѣе полотна, и на необсохшихъ еще глаза хъ опять свер- кнуло слезообильное облако. — А вѣдь она барынѣ являлась ! иродолжалъ Ваня. — Врешь ты! всхлинывалъ Миша чуть слышно. — Являлась — это вѣрно! Ключница Матрена ска- зывала, что барыня-то, словна мертвая, изъ спальни въ ту пору выскочила! ни кровинки въ лицѣ нѣтъ! — 161 — — Врешь ты! она жива! пнстаиг.а.п. Миша, со- вершенно захлебываясь слезами. — Ну, братъ, нѣтъ! это погоди! Она утопла — это ужь какъ дважды два! Изъ-за чегожь бы ей тогда барынѣ являться, кабы она не утопла! — Врешь ты! врешь все! кричалъ Миша, съ ко- торымъ чуть не сдѣлалась истерика. — Ну, и опять-таки ты дуракъ! Изъ-за чего ты нюни-то распустилъ! Ызвѣстно, намъ одинъ конецъ! Миша смолкъ; онъ , невидимому, что-то припо- миналъ. Припоминалъ онъ, какъ Оля, проходя мимо него, наскоро трепала его по щекѣ и приговари- вала: — дурашка ты мой! припоминалъ онъ, какъ Оля однажды надѣвала на него чистенькую но- венькую рубашечку и сказала при этомъ: — ну. носи теперь на здоровье, Мишутка ты мой! при- поминалъ онъ, какъ однажды Оля выбѣжала въ ла- кейскую вся блѣдная и изъ глазъ ея ручьями текли слезы* припоминалъ онъ голосъ, молнвшій о ноіца- дѣ, голосъ искаженный, вымученный, кричавшій: — «матушка, Катерина Аеанаеьевна, не буду! ба- тюшка, Иванъ Васильичъ, не буду!» припоминалъ онъ, какъ упала изъ-подъ ножницъ длинная русая коса Оленькина, какъ Оля билась и рвалась... — Ахъ, не надо! не рѣжьте! раздавался въ ушах ь Миши знакомый молящій голосъ, раздавался съ та- кою ясностью и отчетливостью, что онъ вдругъ повѣрнлъ... Онъ повѣрилъ, что Оля умерла дѣй- ствительно и что это она, именно она является къ барынЬ и мучитъ ее по ночамъ. Ему показалось даже, что она и теперь съ ними, что оназоветъ его. п — 162 — — Оля-то здѣсь вѣдь! сказалъ онъ испуган нымъ голосомъ. — Ну, вотъ это ты ужі. врешь! отвѣчалъ Ваня, и .между гѣмъ самъ вздрогнулъ и инстинктивно ози- рался кругомъ. — Ей-Богу здѣсь! наетаивалъ Миша. — Дуракъ ты! говорятъ тебѣ, нѣтъ никого! И изь-за чего ей являться-то къ намъ?ты пойми, зачѣмъ покойникъ является? покойникъ является затѣмъ, чтобы мучить, а насъ за что мучить она будетъ? Мы вѣдь Олю не трогали, Оля была добрая... да, она добрая была дѣвка! — Оля была добрая! машинально повторили Миша и ласково взглянулъ на своего товарища. — Ностой-ка, я по угламъ посмотрю! продолжалъ Ваня, какъ будто еъ единственною цѣлью успокоить Мишу; но очевидно было, что онъ и самого себя не прочь былъ успокоить. Ваня всталъ еъ лавки и сначала иоемотрѣлъ подъ «•толь; иотомъ обошелъ всю комнату и въ углахъ даже пошарилъ по стѣнѣ; иотомъ заглянулъ въ дверь ведущую въ коррияоръ. Никакого видѣнья нигдѣ не оказалось. — Ну вотъ, и нѣтъ ничего! сказалъ онъ, усажи- ваясь на старое мѣсто. — Оля была добрая! задумчиво повторилъ Миша. — За доброту-то и въ дворнѣ ее всѣ любили! Помнишь, Степка какъ убивался, какъ она про- пала-то? Степка-то , говорятъ , жениться на ней хотѣлъ! — 163 — — Стало, его за это въ ту пору въ часть по- сылали? — За это, за самое... Степка-то бнрыігь говорить: лучше, говорить, Катерина Аѳанасьевна, вы меня теперича въ солдаты отдайте, а служить, говоритъ, я вамъ не желаю! — Ишь ты! — А барыня говорить: нѣть, говорить, Сте- нушка! въ солдаты я тебя не отдамъ, а вотъ въ па- стухахъ ты у меня сгніешь! И гніетъ! — И для чего только это она его въ солдаты не отдала? — А потому, братецъ, такой у ней правь! — А вѣдь въ солдатахъ, Ваня, хорошо? — Ну... ктожь его знаетъ? Однако, все лучше, нечѣмъ у насъ! у насъ ужь какая жизнь! Миша опять задумался; онъ хотѣлъ сказать Ванѣ, что лучше было бы въ солдаты пойти, чѣмъ... но на этомъ мысль его оборвалась; очевидно, онъ бо- ялся разеердить Ваню и выставить себя въ глазахъ его трусомъ. — А знаешь ли что, Мншутка? вдругъ спросить Ваня. — Что тебѣ? — ІІойдемъ-ка мы, обойдемъ комнаты... посмо- тримъ! Миіііѣ тотчасъ же мелкнуло: вь послѣдній разъ! — Пойдемъ, Ваня! сказаль онъ. Ваня снялъ со свѣчи и пошелъ впередъ. — Вотъ, это, брать, зала! сказаль онъ. когда пришли въ первую комнату. — 164 — — Зала! повторилъ за нимъ Миша. - Кланяйся, брать, теперь на веѣ четыре сто- роны! наставлял ь Ваня. Миша поклонился на всѣ четыре стороны* Вайя исполнил ъ вягѣстѣ съ нимъ то же самое-. Такнмі. образомъ обошли онивсѣ комнаты и вез- дѣ простились; дошли наконецъ до крайней комнаты, гдѣ стоила широкая двуспальная кровать. — Ишь нхъ! сказалъ Ваня, и не только не покло- нился на всѣ четыре стороны, но плюнулъ. — Знаешь ли что! продолжалъ онъ: — зажжемъ-ка теперь лиминацію! вѣдь колдовка-то еще, чай, долго не пріѣдеть! — Зажжемъ! согласился Миша, и на лицѣ его сверкнула дѣтски-радостная улыбка. По всему видно было, что натура Миши была на- тура нѣжная, женственная, артистическая- онъ лю- билъ, когда въ комнатѣ бывало свѣтло и свѣжо, и напротивъ того куксился въ мракѣ и спертомъ воз- духъ нередией. Но всему видно также, что Ваня зналъ про это свойство Миши и ѵкелалъ чѣмъ нибудь угодить ему. Зажгли иллюминацію дѣйствительно блестящуйЦ Миша пожелалъ быть хозяиномъ, Ваня изъявил/» согласіе быть гостемъ. Но едва успѣли хозяинъ и гость усѣсться съ ногами на диванъ, едва уепѣлъ хозяинъ предложить своему гостю обычный вопросъ о здоровьи, какъ въ передней раздался сильнѣйшій трезвонъ. Хозяинъ и гость бросились тушить свѣчи, но впопыхахъ дѣло не спорилось; раздался еще трезвонъ, болѣе сильный и болѣе нетерпѣливый. — 165 — Наконецъ, свѣчи кое-какъ затушили и бросились въ переднюю. Черезъ дверь еще Ваня слышалъ, какъ барыня сердиться изволили. — Это все мальчишки мерзавцы! говорила она въ велпчайшемъ гнѣвѣ: — вотъ уиіо погоди! — Успокойся, душенька! уговарнвалъ Иванъ Ва- си л ыічъ: — можетъ быть, это братецъ Никаноръ Аѳанасьичъ пріѣхадъ! Въ это время Ваня отперъ наружную дверь. — Братецъ Никаноръ Аоанасыгчъ здѣсь? былъ первый вопросъ барыни. — Никакъ нѣтъ-съ. — Кто же свѣчи въ залѣ зажигалъ? — Никто не зажигалъ- съ. — Мерзавецъ! Сильный ударъ свалилъ Ваню съ ногъ. — Кто зажигалъ свѣчи въ залѣ? накинулась ба- рыня на Мишу, который стоялъ ни живъ, ни мертвъ. — Никакъ нѣтъ-съ, едва-едва прошепталъ Миша. — Долго ли вы мучить-то насъ будете? какимъ-то пеестеетвеннымъ голосомъ закричалъ Ваня, вско- чивт» съ полу, и не успѣлъ никто моргнуть глазомъ, какъ онъ уже впился ногтями въ ротъ и носъ Ка- терины Ананасьевиы. Катсрнмѣ Аоанасьевнѣ сдѣлалось дурно; Ваню насилу отняли отъ нея, потому что онъ словно за- мерь и закоченѣлъ весь. Катерину Аоанаеьевну повели подь руки въ спальную, при чемъ Иванъ Васи.іыічъ приговаривалъ: и какъ это тебѣ, ма- тушка, не стыдно безпоконть себя пзъ-за этихъ уа- мовъ! Ваню тоже увели на кухню; онъ не илакалъ, 166 а только кричалъ; очевидно, что все существо его было глубоко и рѣшительно потрясено, что онъ не обладали собою, и этотъ рѣзкій. неестественный крикъ вылеталъ изъ его груди помимо его воли. Вся дворня страшно переполошилась и сбѣжалась кру- гомъ Вани* начали его оттирать и насилу уняли. Когда крики унялись. Ваня мгновенно и крѣпко заснул ъ. Потому ли, что Катерина Аѳанасьевна действи- тельно заболѣла, или потому, что дворовые доложили объ изступленіи, въ которомъ находился Ваня, но распоряженія на счетъ мальчиковъ въ ту ночь ни- какого сдѣлано не было. Сказано было только дер- жать обоихъ въ кухнѣ. Миша легь подлѣ Вани, но долго не могъ сомкнуть глазъ; завтрашній день иред- ставлялся его возбужденному воображенію со всѣми подробностями, со всѣми ужасающими истязаніями. Мерещились ему пуки розогъ. мерѳщ&іааь ему Ка- терина Аоанасьевна; лицо ея словно пылало, на го- ловѣ словно змѣи вились, разѣвая рты, и высовы- вались оттуда огненный жала. Ваня по временам/, стоналъ, дворовые кругомъ безмятежно спали; Мншѣ сдѣлалось страшно... — Ахъ, не надо! ахъ, не рѣжьте! раздавалось у него въ ушахъ, и образъ сестры носился передъ его глазами, какъ живой, но не въ затрапезномъ истас- канномъ платьѣ, а весь бѣлый, прозрачный, весь словно озаренный чудеснымъ блескомъ... Наконецъ, часовъ около трехъ онъ заснулъ. Въ четыре часа Ваня разбудилъ его. Долго смо- трѣлъ на него Миша изумленными, слипающимися — 167 — глазами, долго не могъ понять, гдѣ онъ и что съ нимъ... — Пора! шепталъ Ваня. Миша вздрогнулъ, но все еще не понималъ. — Вставай же! настаивалъ Ваня. Миша машинально всталъ и машинально яѵе одѣл- ся. Они вышли въ сѣни- холодный воздухъ охватилъ ихъ со всѣхъ сторонъ и нѣсколько отрезвилъ Мишу. Въ рукахъ у Вани были ножницы* онъ проворно скинулъ съ себя казакинъ и началъ рѣзать его въ куски. — Не доставайся никому! шепталъ онъ какъ-то злобно и сосредоточенно. Потомъ онъ снялъ съ себя сапоги и проткнулъ іп. нѣсколькихъ мѣстахъ головки. Миша смотрѣлъ на это, и вдругъ въ немъ вспых- нула какая-то страстная жажда жизни. Онъ ухва- тилъ себя обѣими рученкамн за горло, началъ ме- таться и заплакалъ. — Нюня! ступай спать! ироизнесъ Ваня. — Нѣтъ! нѣтъ! заикался Миша: — нѣтъ! нѣтъ... я пойду! я, право, пойду! — Что жь ты ревешь? развѣ вчера не видѣлъ? Они вышли на дворъ и перелѣзли черезъ забора». Улица была пуста, и непробудная тишина царство- вала но всему городу. Дворовая собака Трезорка бросилась было къ нимъ съ ласковымъ визгомъ, но Ваня показалъ ей кулакъ, вслѣдствіе чего она виль- нула раза два хвостомъ и юркнула въ свою конуру. Утро было не столько холодное, сколько сырое и туманное; словно облако какое-то висѣло над і. улп- — 168 — цей. словно мгла, наполненная иглистыми атомами, застилала воздухъ. Ваня быль в-ь одной рубашкѣ; ему сдѣлалось холодно. — Ну, брать, сказалъ онъ: — это я напрасно... Напрасно, значитъ, я теперича, казакинъ свой из- рѣза.гь! Миша не отвѣчалъ ему ; вообще онъ действо- вать какъ-то страдательно, словно горѣла и упор- но горѣла въ немъ непорванная струи жизни, но не знала, какъ ей высказаться, какъ прорваться наружу. II вот ь передъ ними оврагъ; въ этомъ оврагѣ ус- ловились они исполнить свое намѣреиіе; Ваня раз- считывалъ, что тамъ никто имъ не помѣшаетъ, ни- кто не можетъ придти скоро на помощь. Ваня спустился и пошелъ впередъ • онъ былъ Подръ, а между тТ.мъ зіанящіе сладкіе голоса жизни говорили и въ немъ} онъ смѣялсл, а между тѣмъ въ груди его закипала какая-то страстная жажда; онъ шелъ и точилъ другъ объ друга ножи, но звукъ, ко- торый отъ этого происходить, былъ какой-то неве- селый, отрывистый звукъ; онъ чувствовалъ, что внутри его все горитъ, а между тѣмъ бѣдное, исху- далое тѣло ходенемъ ходило отъ проницающей сы- рости и холода — Миша шелъ за нимъ слѣдомъ и по прежнему былъ въ какомъ-то забытьи. Катерина Афанасьевна! еслибы вы могли подо- зревать, что дѣлаетея въ этомъ оврагѣ, покуда вы безмятежно почиваете съ налѣпленными на носу и на щекахъ пластырями, вы съ ужасомъ вскочили бы съ постели, вы выбѣжали бы безі> кофты на улицу — 169 — раздирающими душу воплями. Земля-мать! Еслибы ты знала, какое страшное дѣло совершается въ этомъ овратѣ, ты застонала бы, ты всколыхалась бы всѣми твоими морями, ты заговорила бы всѣми твоими рѣками, ты закииѣла бы всѣми твоими ручьями, ты зашумѣла бы всѣми твоими лѣсами, ты задрожала бы всѣми твоими горами! Ііа свѣту, будочникъ, спокойно спавшій въ своей будкѣ, былъ разбуженъ нроѣзжими мужиками. Му- жики слышали стонъ въ оврагѣ и почтительно до- кладывали о томт> дремлющему блюстителю обще- ственной тишины. — Батюшки! помогите! прозвенѣло въ эту самую минуту въ воздухѣ. — Батюшки! помогите! повторило негодующее эхо. Спустились въ оврагъ и нашли двухъ мальчи- шекъ, изъ которыхъ одинъ былъ одѣтъ въ казакинѣ, другой — въ одной рубашкѣ. Ваня былъ бездыха- ненъ, но Миша еще былъ живъ. Невѣрная, трепе- щущая рука въ нѣсколько пріемовъ полоснула но- жомъ по горлу, но робко и нерѣшительно. Жажда жизни сказалась и восторжествовала. НАШЪ ДРУЖЕСКІЙ ХЛАМЪ Когда мы, губернски* аристократы, собираемся другъ у друга по вечерамъ, какого рода можетъ быть у насъ между собою бесѣда? Перемываемъ ли мы ко- сточки своихъ ближнпхъ, бесѣдуемъ ли о существѣ лежащихъ на насъ обязанностей, еообщаемъ ли другъ другу о нашихъ служебныхъ и сердечныхъ Ъоіше$ іогіішез , о томъ, напримѣръ , что сегодня утромъ былъ у насъ подрядчикъ Скопищевъ, а завтра мы ждемъ заводчика Бѣлугина, и проч. и проч.? На всѣ эти вопросы, я съ гордостью могу отве- чать, что обыденная, будничная жизнь не состав- ляешь и не можетъ составлять достойной канвы для — 171 — нашмхъ салонныхъ разговоров!» . У тромъ, запершись въ своихъ жилыхъ компатахъ. мы можемъ, а 1а гі- «тіеит , переворачивать наше грязное бѣлье, бесе- довать еъ нашими секретарями и принимать разлпч- наго рода антрепренеровъ, но съ той минуты, какъ мы покидаемъ жилыя комнаты и являемся въ наши салоны, всѣ эти неопрятности мгновенно исчезаютъ, подобно тому, какъ исчезаютъ клопы и другія на- сѣкомыя, гоннмыя свѣтомъ дня. Какъ люди благо- воспитанные, мы являемся въ наши салоны неиначе, какъ во Фракахъ, и очень хорошо понимаемъ, что, находясь въ обществѣ, не имѣемъ права тревожить чье либо обоняніе эманаціями нашего задняго двора. Да и какой интересъ могло бы представлять для насъ это переворачиванье домашняго хлама, когда намъ до такой степени нзвѣстны и переизвѣстны всѣ наши маленькія дѣлишки , наши кармаыныя скорби и любостяжательныя радости, что мы, как ъ древніе авгуры, взглянуть другъ на друга безъ того не можемъ. чтобы не расхохотаться? Если я, нанримѣръ, встрѣчаю на улицѣ его пре- восходительство Ивана Ѳомпча и вижу , что въ очахъ его плаваетъ маслянистая влага, а самъ онъ, при встрѣчѣ со мной . покрывается пурпуромъ стыдливости и сзютрптъ на меня съ какимъ-то дѣт- скнмъ простодушіемъ, какъ будто хочетъ сказать: «посмотри, какъ я невиненъ! и посмотри, какъ хо- роша природа, и какъ легка жизнь для чистыхъ сердцемъ!» то я положительно знаю, что и этотъ пурпуръ, и эта влага блаженства, и эта ясность души пропсходятъ совсѣмъ не оттого, что его пре- — 172 — воеходптельство быль на секретномъ любовномъ свиданьи, а оттого, что въ томъ заведеніи, въ кото- ромъ онъ состоптъ аристократами», происходили сего числа торги. II по степени влажности глазъ, ипо большей или .меньшей невинности ихъ выраже- ний я безошибочно заключаю о степени успѣшности торговъ... Къ чему, скажите на милость, были бы тутъ вопросы, въ родѣ: ккакъ поживаете, ка- ково прижимаете?» Къ чему тутъ ласки, коварства и увѣренія, если л опредѣлитедьно вижу, что сеа че.ювѣкъ счастлпвъ. что душа его полна музыки, и что весь онъ ногруженъ въ какія-то сладкія, не- земныя созерцанія? II действительно, встрѣчн наши пронеходятъ въ мо.ічапіп; онъ посмотритъ па меня ласково и признательно, я взгляну на него симпа- тически; онъ скажетъ: «гм!», и я скажу: «гм!»... и мы расходимся каждый по своему дѣлу. Или, напримѣръ, когда я вижу другаго аристо- крата, генерала Голубчикова, пробирающагося ча- совь въ шесть пополудни, бочкомъ по темному пе- реулку, и робко при этомъ озирающагося, то поло- жительно могу сказать, что генералъ пробирается не къ кому другому, а именно къ привиллегирован- ноп бабкѣ Шарлоттѣ Нвановнѣ. Хотя же его превос- ходительство, замѣтнвъ меня, и начинаетъ помахи- вать тросточкой, дѣлая видъ, что онъ гуляетъ, но я отнюдь не отважусь предложить ему пройтись вмѣ- стѣ со мною, потому что твердо знаю, что такого рода предложеніе въ конецъ уязвитъ его пылающее сердце. Руководясь этою мыслью, я прикасаюсь слегка къ полямт^ моей шляпы и говорю: «гм!» Ге- — 178 — нералъ, который въ другое время тоже отвѣтилъ бы мнѣ а 1а шііііаіге, въ настоящемъ с.іучаѣ считаетъ неизлишнимъ снять съ головы своей шляпу совер- шенно (не погуби! дескать), и тоже говоритъ: «гм!».. и мы расходимся. А между тѣмъ дорогой воображс- ніе уже рисуетъ передо мной образы. Съ одной сто- роны я вижу маленькаго генералика, совершенно пропадающаго въ объятіяхъ дебелой привиллегиро- ванной бабки, а съ другой стороны величественную и не менѣе дебелую генеральшу, спокойно предаю- щуюся дома послѣобѣденному сну и вовсе неподо- зрѣвающую, что ея крошечный Юпитерикъ нашелъ въ захолустьи какую-то вольнаго поведенія Іо и воспитываетъ ее въ явный ущербъ своей Юнонѣ. II еще, напримѣръ, если я вижу въ восемь ча- совъ утра извѣстнаго подрядчика Скопищева, сту- чащагося въ двери дома, занимаемаго капитаномъ Малаховичемъ, то отнюдь не думаю, что Скопищевъ очутился здѣсь ни свѣтъ-ни-заря затѣм7> только, чтобъ узнать о здоровыі супруги и дѣтей пана Ма- лаховича, но съ полною достовѣрностью заключаю, что ранній визитъ этотъ имѣетъ тѣсную связь съ постройкой земляной дамбы въ городѣ ***. При этомъ въ умѣ моемъ естественно возникаете во- иросъ: «если отъ пятнадцати тысячт. отдѣлить двадцать процентовъ, то какая составится изъ этого сумма?» И въ это самое время, поравнявшись съ капитанскою квартирой, я усматриваю въ одномъ изъ оконъ толстенькую Фигуру, къ чему-то каналь- ски прислушивающуюся. Замѣтивъ меня, капитаігь нѣсколько краснѣетъ (вѣроятно оттого, «то я уви- — 174 — дѣ.тъ его въ утреннемъ неглиже), произносить: «гм!» и поспѣшно удаляется отъ окна. — То-то «гм!» произношу и я въ гною очередь, и продол жаю идти своею дорогой. Скажите на милость, къ чему же было бы намъ бесѣдовать о томъ, для уразумѣнія чего достаточно одного двпжеиія губъ. одной мимолетной искры въ глазахъ, одного поиаванія головы? II действительно, канвою для наших']» разгово- ров!» служатъ предметы несравненно болѣе возвы- шенные. Надо намъ сказать, благосклонный чита- тель, что хотя мы и называемся «губернскими ари- стократами», но, къ великому прискорбію. ари- стократичность паша довольно сомнительная. Мы, что называется, аристократы съ подлинною. Оте- чествомъ большей части изъ паст» служили четвер- тые этажи тѣхъ поражающихъ опрятностью казен- ных?» зданігі. который во множествѣ украшаютъ Петербурга», и въ которыхъ благополучно процвѣ- таютъ всѣхъ возможныхъ нидовъ и цвѣтовъ экзе- куторы и экспедиторы. Тамъ мы увидѣли свѣтъ, тамъ возрасти и воспитывались, и если еамъ Пе- тербурга способент. производить только чиновни- ковъ и болотныя исиаренія, то можно себѣ вообра- зить, на производство какого рода издѣлій способ- ны упомянутые выше четвертые этажи? И дѣйстви- тельно, мы вполнѣ прошли всю суровую школу безгласности и смиренному дрія; мы были по очере- ди и секретарями и прикащнками у пмт.юпщхъ власть людей, и поставщиками духовъ. собачекъ и румян ь у ихъ ягенъ. и забавою у ихъ гостей. Мы — 175 — безмѣрно радовались и безобразію нашихъ вюсовъ, и геморроидальному цвѣту нашихъ лишь, потому что все это составляло предметъ забавы и увеселе- нія для нашихъ благодѣтелей и вмѣстѣ съ тѣмъ заключало въ себѣ источникъ нашего будущаго благополучія — нашу Фортуну и нашу каррьеру!! Наконецъ, послѣ долгихъ лѣтъ терпѣнія и томныхъ нскателъствъ, мы получили дипломы на званіе гу- бернскихъ аристократовъ , съ правомъ володѣть сколько душѣ угодно. По-началу, свѣжій воздухъ провинціи ешибъ было насъ съ ногъ, однако, свык- шись съ малолѣтства со всякаго рода огнепостоян- ностями, мы устояли и здѣсь, и мало того, что устояли, но даже озаботились устроить вокругъ себя ту самую атмосферу , которая всечасно напоми- наетъ нашимъ носамъ переднія нашихъ благодѣ- телей. (Очевидно, что при такомъ направленіи умовъ, всѣ наши симпатіи, всѣ вздохи и порыванія должны стремиться къ нему, къ этому милому Петербургу, гдѣ проведена была наша золотушная молодость, и гдѣ у каждато изъ насъ имѣется, по крайней мѣрѣ, до двадцати-пяти штукъ пріятельеки знакомыхъ на- чал ьниковъ отдѣленія . Дни прихода петербургской почты бываютъ въ нашемъ обществѣ днями какой-то тревожной и вмѣ- стѣ съ тѣмъ восторженной деятельности. Это и по- нятно, потому что въ эти дни мы получаемъ письма отъ нашихъ пріятелей начальниковъ отдѣленія. Мы поспѣшаемъ другъ къ другу, чтобъ иодѣлиться свѣ- жими вѣстями. и вотт) образуется между нами жи- вая и интимная бееѣда. — 176 — — Ну что, ваше превосходительства, спраши- ваю я у генерала Голубчикова : — получили чго нибудь изт> столицы? — Какъ-же-съ , какъ-же-съ , ваше превосходи- тельство! отвѣчаетъ генералъ, потирал руки: — граФъ Петръ Васидьевичь не оставляете таки меня безъ пріятныхъ извѣетій о еебѣ — Такъ вы получили письмо отъ самого графа? спрашиваю я, нѣсколько подзадоренный. — Ммъ да, отвѣчаетъ генералъ такнмъ то- номъ. какь будто ему на все наплевать: — граФъ частенько-таки изволить переписываться со мной! — Ммъ.... да, произношу я, и, въ свою очередь, не желая уступить генералу Голубчикову, еще съ болыпимъ равнодушіемъ прибавляю: — а я такъ по- лучнлъ письмо отъ князя Николаи Андреича — Каждую почту пишетъ! даже надоѣлъ старикъ! И если, при этомъ, я положи тельно убѣждені», что генералъ Голубчиковъ совралъ постыднѣйшимъ об- разомъ, то генералъ, съ своей стороны, столь же положительно убѣжденъ, что и н совралъ не меиѣе постыдно, что не мѣшаетъ намъ. однако, остаться совершенно довольными нашимъ разговоромъ. — Скажите, пожалуйста! удивляется въ другомъ углу его превосходительство Иванъ Ѳомичъ, слу- шающій чтеніе какого-то письма. — « внушили себѣ, будто на лбу ихнемъ Фи- говое дерево произрастаетъ, и никто сей горькой мысли изъ ума ихъ сіятельства изгнать не можетъ», раздается звучный голосъ статскаго совѣтника Ге- нералова, читающаго вслухъ упомянутое письмо. — 177 — — Да правда ли это? отъ кого вы получили это письмо? сыплются съ разяыхъ сторонъ вопросы. — Отъ экзе... отъ директора, скороговоркой по- правляется статскій совѣтникъ Генераловъ, поспеш- но пряча письмо въ карманъ. — А крѣикій былъ старикъ! говорить генералъ Голубчшювъ, котораго, какъ неслужащаго подъ на- чал ьствомъ таинственнаго «ихъ еіятельетва», опи- санное выше проиешествіе интересуетъ только еъ психической точки зрѣнія. - Н-да.... крѣпкій.... въ раздумьи и словно ма- шинально повторяетъ недавно опредѣленный моло- дой предсѣдатель Курилкинъ, при чтеніи письма какъ будто струсившій и поблѣднѣвшій. — Я съ княземъ еще въ то время познакомился, ораторствуетъ генералъ Голубчиковъ: — когда сто- лоначальникомъ въ деиартаментѣ служилъ. И пред- ставьте себѣ , какой однажды со мной случай быль — Н-да, случай!... повторяет!, Курилкинъ, у ко- тораго уже помутились взоры отъ получен наго из- вѣстія. — Вы какъ будто нездоровы, Иванъ Павлычъ! обращается съ участіемъ къ Курилкину Иванъ Ѳо- мичъ. — Нѣтъ и ничего! скороговоркой отвѣчаетъ Курилкинъ: — аи іаіі, что мнѣ князь? — «Что онъГекубѣ, что она ему? «раздается сзади шоиотъ титулярнаго совѣтника Корепанова, при- нимаемаго, несмотря на свой чинъ, въ нашемъ ма- ленькомъ аристократическомъ кружкѣ за сотте іі 12 — 178 — іаиі., но., ьі. сожалѣнію, разыгрывающат с непріятную роль какого-то губернскаго меФиетоФе.ія. — Да-съ, гакъ вотъ какой у наеъ съ княяслгь «му- чай быль, продолжает-!» генералъ Голубчиковъ: — вхожу я однажды въ пріемиую къ князю, только вижу сидитъ дежурный чпновникъ, а лицо незнако- мое. Признаюсь., я еще въ то время подумать: «что это за чиновник ь такой? какь будто дежурный, а лицо незнакомое?» Иу-съ, хорошо, подхожу и кгі» этому чиновнику и говорю: «доложите ихъ сіятель- етву, что явился такой-то». — «Не прпннмаютъ». говоритъ: — «ихъ сілтельство нездоровы». Ну. а я съ граФомъ быль всегда въ коротки хъ отношеніяхъ, слѣдственно для меня слово «не принимать» не существовало Вотъ и пришла мнѣ въ і олову мысль; — дай-ка. думаю, подтруню, надъ мо.юдымь человѣкомъ. и. знаете, пресерьёзяо, этакь говорю ему:— «жаль, говорю, очень жаль, что не принима- ют!»". — « Да-съ. говоритъ, не принимаютъ». Только. можете себѣ представить, въ это самое время рас- пахивается дверь кабинета и выходить оттуда кам- мердинеръ князя. Павелъ ДороФеичъ — знаете На- йма ДорОФеича? — Знаем ь! зияем ь! Павла ДороФеича цѣлыи Пе- тербурга знаетъ! кричимъ мы какъ-то особенно радостно. — А изъ-за Павла ДороФеича выглядываетъ и самъ князь. «А, говоритъ, это ты., Гаврилъ Петро- виче а меня, брать, сегодня «прохлады» совеѣмъ замучали (онъ «это» прохладами называлъ)^ такъ я не велѣлъ никого принимать. .. Ну. а тебя можно!..» — 179 — Только, можетъ себѣ представить, какую изумлен- ную физіономію скорчилъ при этомъ дежурный чи- новникъ! — Да, интересный случай! замѣчаетъ статскій еовѣтникъ Генераловъ, сладко вздыхая. — Случаи съ запахомъ, перебиваетъКорепановъ. — Предобрый старикъ! говорить его превосхо- дитс.іьсі во Иван і. Ѳомичъ, поспѣшая заглушить сво- имъ голосомъ ненріятную замѣтку Корена нова. — Добрый, именно добрый! не смущаясь про- должаетъ генералъ Голубчиковъ: — и какое довѣріе ко мнь ішѣ.гь, такъ это даже непостижимо! Бывало, сидимъ мы съ глазу на глазъ: я бумаги докладываю, онъ слушаетъ. «А что, Гаврилъ Петровичъ, вдругъ скажсп.. прикажи-ка. брать, мнѣ трубку подать!» Ну. а. разумѣетея, сейчасъ брошусь: еамъ нее это сдѣлаю. еамъ набью, еамъ бумажку зажгу, еамъ подамъ — И чюжі. вы думаете, господа? даже ни- какой я въ это время робости не чувствовалъ! точно вотъ съ своимъ братомъ, начальникомъ отдѣленія, бесѣдуешь! Онъ трубочку покуриваетъ, а я бумаги продолжаю докладывать... просто какъ будто ничего не бывало! — Жаль, очень жаль будетъ, если этакого чело- века лишится отечество! говоритъ Иванъ Ѳомичъ. — Н-да. .. отечество! повторяетъ Курилкинъ. по- видимому, возвратившійся къ прежнему раздумью. — А еще говорятъ, что вельможи всѣ горды да неприступны! продолжает», Иванъ Ѳомичъ: ни чуть небывало! Это говорятт. тѣ, ваш* сво, - 180 — весьма основательно замѣчаеть генералъ Голуб- чиковъ: — которые вастоящихъ-то вельможъ и въ глаза не видали. А вотъ какъ мы съ вами и въ ха- латикѣ съ ними посиживали, и грубочки покуривали, такъ дѣйствительно можемь удоетовѣрить, что вся разница между вельможей и обыкновеннымъ человѣ- комъ только въ томъ п состоитъ, что у вельможи въ обхожденіи ароматъ какой-то есть... — «Прохлады!* ворчитъ сквозь зубы Корепа- новъ. — Наин, князь, вступается статскій совѣтникъ Генераловъ: — такъ готъ больше все лѣвой рукой дѣйствуетъ. II им стуль лѣвой рукой указываетъ, и подаетъ все лѣвую руку. — А что вы думаете? говорить генералъ Голуб- чиковъ: — вѣдь это именно правда, что у вельможъ лѣвая рука всегда какъ-то болѣе развита! — Я полагаю, что въ этомъ свой разсчетъ есть, глубокомысленно замѣчаетъ йванъ Ѳомичъ. — То есть не еюлько разсчетъ, сколько грація, возражаем» Голубчиков ъ. — йикакъ нѣтъ-съ, ваше превосходительство, не грація, а именно разсчетгь-съ. — Нѣтъ... зачѣмъ же неиремѣнно «разсчетъ?» Я, напротивъ того, положительно убѣжденъ, что грація. говорить Голубчиковъ, задѣтый за живое настойчивостью Ивана Ѳомича. — А я, напротивъ того, положительно убѣжденъ, что разсчетъ, и имѣю на это доказательства. — Это очень любопытно! — И именно я полагаю, что всякій вельможа — 181 — хочетъ этимъ дать полить, что правая рука у него занята государственными соображениями. - Ну-съ... а лѣвая рука тутъ зачѣмъ-съ? — А лѣвая рука, какъ свободная отъ занятій, предлагается посѣтителямъ-съ. . . — Ну-съ... а дальше что-съ? — Ну-съ, а дальше тоже самое! — Та-а-къ-еь! Съ ирискорбіемъ мы замѣчаемъ, что генералы наши не прочь посчитаться другъ съ другомъ. Из- вѣстно нммъ, что между ними издревле существуетъ худо скрытая вражда, основаніемъ которой служитъ взаимное соперничество по части знакомства съ вельможами. Поэтому, хотя мы и питаемъ надежды на деликатность генерала Голубчикова, но вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуемъ, что еще одна маленькая ка- пелька, и генеральское сердце безвозвратно пре- исполнится скорбью. Действительно, онъ взираетъ на Ивана Ѳомича съ кроткимъ, но горестнымъ изу- м.нѵніемъ; Иванъ же Ѳомичъ не только ліе тронутъ этимъ, но, напротжвъ того, устроилъ руки свои Фертомъ, и въ этомъ иоложеніи какъ будто по- смѣивается надъ всѣми громами и молніями. Поло- женіе дѣлаетея до такой степени натянутымъ, что статекій совѣтникъ Генераловъ ечитаетъ своею обя-. важностью немедленно вмѣшаться въ это дѣло. — Я думаю, ваше превосходительство, обра- щается къ генералу Голубчикову: — что и въ самой граціи можетъ быть разечетъ. томно такъ же. какъ и въ разсчеіѣ можетъ быть грація... — Дѣло возможное! отвѣчаетъ генералъ холодно, — 182 — явно покалывая, что онъ старый воробей, котораго никакими компромиссами не надуешь. Разговор ь снова заминается, ивсѣ мы чувствуемь себя нѣскодько сконфуженными. Холодность ге- нерала свинцовой тучен легла на наше общество, и нѣтъ, кажется, столь сильна го солнечнаго луча, ко- торый могъ бы съ уепѣхомъ разбить эту тучу. Мы всѣ знаемъ, что Голубчиковь преамбиціозный ста- рик к. и что едва ли онъ не единственный изъ иа- шнхъ аристократовъ, о котаромъ мы съ увѣрен- ностью можемъ сказать, что онъ въ одинъ платокъ съ вельможами сморкается. Всѣ мы, прочіе, въ этихъ случанхь болѣе или менѣе ирилыгаемъ, и если увн- ряемъ иногда, что при такихъ-то обстоятельствахъ такой-то князь сказалъ намь «ты» и назвалъ «лю- безнѣйшимъ», го этому можно вѣрить и ие вѣрить. И»» генералъ Голубчиковь действительно вполнѣ чисть вь этомъ отношеніи, и если ужь скажетъ, напримѣръ, что однажды въ его присутствіи князь ІЬмрі, Алексѣичь > чинил ь декольте, то никто не ймѣетъ повода усумниться, что это именно такъ и было. «II для чего бы Ивану Ѳомичу не уступить! думаем і» мы, внутренне соболѣзную о происшед- іиемъ: — съ одной стороны, Ивану Ѳомичу слѣдовало бы сдѣлатъ небольшую уступочку, а съ другой, и генералу не мѣшало бы взглянуть на дѣло поснисхо- дительнѣе... и все было бы ладно, все было бы смир- но, и мирно, и очень хорошо — такъ-то! А то вотъ дерну. і а нелегкая — ахти-хти-хти!» Но покуда мы только разеуждаемъ, статскій совѣтникъ Генера- лов ъ р.ѵ принимаетъ дѣйствительныя мѣры къ — 183 — замирещю враждующихъ стѳронъ. Онъ прежде всего начинаетъ заигрывать съ генераломъ Голубчико- вымъ, какъ наиболѣе неподатливымъ. — Не получили ли чего нибудь оть граФа на ечетъ «этого» (крестьянскато) дѣла, ваше прево- сходительство? спрашиваетъ онъ. — Получилъ-съ, уиорствуетъ генерадъ вь хо- лодности . — Ваше превосходительство всегда самый вѣр- ныя свѣдѣнія имѣть изволите, не менѣе упорно про- должаешь заигрывать Генераловъ. — Самъ по себѣ я никакихъ свѣдѣній не имѣю, но, конечно... довѣріе егосіятельства... однимъ сло- вомъ, могу-таки въ нѣкоторыхь дѣлахъ посодей- ствовать... — Какъ-же-съ, какъ-же-еъ, ваше превосходи- тельство! вѣдь вы съ граФОмъ-то даже несколько « свои? » — Даже и не несколько, отвѣчаеть генералъ, постепенно смягчаясь: — потому что мол Анна Ѳедоровна положительными образомъ приходится внучатной племянницей Прасковьѣ Ивановнѣ, а Пра- сковья Ивановна, какъ вамъ извѣстно... — Да, если кто заслужить у граФа желаетъ, такь это именно, что стоить только кі» Прасковьѣ Ива- новне дорогу найти! восклицаем ъ мы хором ь. ' — II представьте, что я открыл ъ это родстйо со- вершенно случайно! Однаѵкды прихожу къ Прасковьѣ Иваиомнѣ но хозяйственным!» ея дѣламъ, а ей вдруг* и приди на мысль спросить меня: «а что, говорить, ты женатъ или холостой?» — ЖѴнать. говорю. - 184 — ваше сіятельство. на Грѣховой. — «Ахъ, говоритъ, да вѣдь жена-то твоя мнѣ внучатой племянницей приходится!» Начали мы тутъ разбирать дм распу- тывать — анъ и открылось! А не приди ей на мысль спроедть меня, такъ бы оно и осталось іюдъ спудом'ь... Хотя мы неоднократно уже слышали этот ъ анек- дотъ, но считаем'!» долгомъ и на сей разд выслу- шать его съ полнымъ благоговѣніемі». Вообще ни- что такъ не услаждаотъ наших ь досуговъ. какі. разборъ родства и свойства сильныхъ щра сего. Повидимому, это весьма мало до насъ касается, по- тому что собственно наши родственники суп» эк- зекуторы в экспедиторы, но таково уже свойство людей проиехожденія благороднаго, что они постоян- но стремится къ сФерамь иозвышеннымъ, низмен- ности же предоставляют ь низкому классу. Ве ра- достно ли. напримѣръ, услышать, что граФъ Але- ксей Николаичъ выдаетъ дочь своюзамужъ за сына князя Льва Семеныча? Не интересно ли при этомъ сообразить, что за молодою княгинею дано въ при- даное столько-то тысячъ душъ, да у молодаго князя съ своей стороны столько-то тысячъ? Не знаю, как ь въ другихъ мьетахъ, я въ нашемъ городѣ и въ нашемъ обществѣ всякая новая семейная радость нашихъ вельможъ по истинѣ составляетъ семейную радость каждаго изъ насъ. — Да, господа, геральдика важная вещь! про- должает ь между тѣмъ Голубчиковъ: — и нельзя не сожалѣть, что въ нашемъ отечествѣ наука эта на- ходится еще въ младенческомъ состояніи... — І8п — Подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ напоминаній, Иванъ Ѳомичъ, который досель пребывалъ въ закоснѣло- сти, дѣлаетъ первый шагъ, чтобы окончательно смягчить неудовольетвіе генерала Голубчішова. — И благопріятныя извѣстія изволили получить, ваше превосходительство? вопрошаетъ онъ заиеки- вающимъ голосомъ. — Самыя благопріятныя-съ. — То есть, въ какомъ же родѣ? — Въ самомъ благонадежномъ-съ. Короче ска- зать: опасеній никакихъ имѣть не слѣдуетъ. Генералъ окидываетъ насъ торжествующими окомъ. Мы всѣ легко и весело вздративаемъ; нѣ- которые изъ нас ъ произносятъ «слава Богу» и кре- стятся. И не оттого совеѣмъ мы крестимся, чтобъ отъ «этого» дѣла бьыъ для насъ ущербъ или посрам ле- те, а оттого единственно, что спокойствие и поря- док], любимъ. Сами посебѣмы не землевладельцы и хотя у насъ имѣются нѣкоторыя благопріобрѣтенныя маетности, но онѣ заключаются преимущественно въ ломбардныхъ билета хъ, которые мы спѣшимъ въ настоящее время промѣнивать на пятипроцентные. Итакъ, не корысть и не холодный эгоизмъ руково- дит!, нашими дѣйствіями и побужденіямп . а соб- ственно, такъ сказать, патріотизмъ. Сен послѣдній въ различныхъ людяхъ производить различный дѣй- ствія. Иныхъ побуждает/, онъ лѣзть на стѣну, иныхъ стулья ломать... насъ же побуждает!, стоять смирно. Согласитесь, что и это своего рода дѣіі- отвіе! Мы до такой степени любимъ наше отечество — 1*6 — въ томъ видѣ, въ какомь оно существовало и-еуще- ществуетъ издревле (аи паішеі), что не смѣемъ даже вообразить себѣ. чтобъ могли потребоваться въ фи- гурѣ его какія нибудь измѣненія. Конечно, мы не хуже другихъ понимаем ъ, что нельзя иногда безъ того, чтобы Фестончикъ какой нибудь не попра- вить... ну, тамъ помощничка что ли къ становому прикинуть, или даже и цѣлый департаментикъ, для пользы общей, сочинить — слова нѣтъ! Но все это такъ, чтобъ величія-то древняго не нарушить, чтобъ гармонію-то прежнюю соблюсти, чтобы всякое ды- ханіе Г)Ога хвалило, чтобы и травка — и та радо- валась! Такой образъ мыслен, по мнѣнію моему, есть са- мый благонадежный и основанный на пстинномъ пониманіи вещей. Чтобъ сдѣл&ть мысль хмою осяза- тельнее, прибѣгну къ сравненію. Благоразумно ли было бы съ моей стороны, еслибъ я. напримѣръ, за явил ъ желаніе, чтобъ у генерала Голубчикова быль римскій носъ? Нѣтъ. неблагоразумно. Во нер- выхъ потому, что онъ н ■ нынѣ состоящим!» у него на дицѣ учтиво вздернутыми» башмачкомъ приводить въ трепеть сердца всѣхъ повивальныхъ бабокъ, а во вторыхъ потому, что мѣсторожденіе римскихъ носовъ — Римъ, а не Россія (самое названіе до- статочно о томъ евидѣтельетвуетъ). Другой во- нросъ: благоразумно ли было бы, еслибъ я поже- ла.гь, чтобъ на скотномъ дворѣ пахло ФІалкоіі, а не навозомъ? Нѣтъ, неблагоразумно, ибо запахъ фінл- ки приличествуетъ гостинымъ, а не скотнымъ дво- ра мь. Примѣровь подобна го рода безумны хъ жела- — 187 — ніп иожнѳ привести множество., но и приведенныхъ двухь, кажется, вполнѣ достаточно, чтобъ убѣдить всѣхъ и каждаго, что въ пныхъ случаях ъ желаніе нововведеній и какихъ-то тамъ перемѣнъ совершен- но равносильно тому, какъ бы кто ннсгаивалъ, чтобъ у отечества нашего выроет» римскій нось. — Итакь, это дѣльцо въ архивъ можно сдать! говоритъ Ивань Ѳомичъ, весело потирая руки. — Какъ видно-съ. — Да-съ* это, что называется... — Всегда должно было ожидать. — А вѣдь сначала-то оно было пошло... тово — Да, бойко, бойко было пошло. — Политика, — и больше ничего ! — Конечно , политика ! Да оно и натурально, продолжаетъ ораторствовать Голубчиковъ : — мы только тѣмъ и крѣпки, господа, что никогда ника- какпхь вредныхъ нововведенііі не принимали, а жили, еъ помощью Вожіей, какъ завѣща.ш намъ предки. — Однако, Петръ Велпкіп . ваше превосходи- тельство?... учтиво злмѣчаетъ Генераловъ. — Ну чтожь... хоть и Петръ Великій! бороды сбрить приказать изволилъ — и больше ничего! — Регуляр ноевойско завелъ-съ! дикимъ голосомь отзывается изъ отдаленнаго угла батальонный ко- ма ндиръ, который упорно молчалъ, покуда, по его мнѣнію, разговоръ касался гражданской части. — Ужь Петръ Михайлович ъ не можетъ утерпѣть безъ того, чтобы за свою часть не заступиться! го- ритъ Иванъ Ѳомичъ, ласково подмигивая. — 188 — — Къ гражданскую часть не вступаюсь-съ, а своего дѣла не упущу -еъ! какъ-то оеобенино ис- правно скандуетъ командиръ, как ъ будто получает ь за это благодарность по корпусу. — Ну чтожь... хоть бы и регулярное войско ! не смущается Голубчиковъ: — эта только для спокой- ствія — и больше ничего! Однако, никаких ъ эта- кихъ машинъ, или, напримѣръ. чтобъ ГІваиі» назы- вался Матвѣемъ, а Матвѣй Сидоромъ (какъ нын- че) — ничего этого не бывало! — А нынче это бываетъ? любознательно спра- пшваетъ Ко'репановъ. — Бываетъ-съ, холодно отвѣчаетъ Голубчиковъ. Нѣтъ сомнѣнія. что размышленія и соображенія насчетъ величественна го хода нашей иеторій могли бы завлечь вгаеъ довольно далеко, но появленіе ми- лой хозяйки дома весьма естественно прерываетъ тонкую нить нашихъ иеторическихъ розысками. Анна Ѳедоровна издревле пользуется реиутаціен любезности и неотразимой очаровательности. Еще въ Казани, ы» домѣ своихъ родителей, она уже умѣ- ла быть самою пріятною п самою занимательною нзъ всѣхъ туземныхъ дѣвицъ, несмотря на то, что въ этомъ городѣ, при помощи разныхъ учебныхъ за- веденій, уровень любезности вообще стоить доволь- но высоко. Потомъ, иринявъ къ себѣ въ компанію генерала Голубчикова, Анна Ѳедоровна сдѣлала съ нимъ не столько артистическое, сколько полезное путешествіе по Россіи, усиѣла очаровать Пермь, оставила отрадное виечатлѣніе въ Рязани и овла- дѣла всѣми сердцами въ Симбирскѣ. В'ь настоящее — 189 — время она предсѣдательствуетъ въ нашемъ городѣ, и предсѣдательствуетъ съ тѣмъ тактомъ, который ясно свидѣтельствуетъ, что, и не выходя изъ мини- стерства Финансовъ., женщина можетъ оставаться обворожительною. Хотя она является въ нашемъ (мужскомъ) обществѣ на минуту, тѣмъ не менѣе ни одного изъ насъ не оставитъ безъ того, чтобъ не подарить какою нибудь любезностью, доказывая тѣмъ осязательно, что для умной женщины минута имѣетъ не шестьдесятъ секундъ, а столько, сколько ей захочется. Мнѣ сказывали (не знаю, въ какой степени это достовѣрно), что она даже секретаря своей палаты не оставляетъ безъ вопроса о здо- ровьи жены и дѣтей его, въ то время, когда этотъ достойный мужъ, посидѣвъ съ утреннимъ визитомъ въ кабинетѣ его превосходительства, съ пустыми руками и красный, какъ ракъ, перебѣгаетъ черезъ залъ въ прихожую. — Вы, конечно, серьезными дѣлами заняты, шев- яіеигз? обращается она, окидывая всѣхъ насъ ласко- вымъ взоромъ. — Нѣтъ, тряпками! любезно отзывается гене- ралъ, который между дамами нашего общества поль- зуется репутаціей милаго гроньяра. — Однако, мужчины имѣютъ о бѣдныхь женщи- нахъ самое обидное понятіе! какъ будто мы только и можемъ быть заняты, что тряпками говорить генеральша, слегка вздыхая. И затѣмъ сдѣлавъ каждому изъ насъ пріятный во- просъ («1а запіё <1е таЛате езі 1ои^опг8 Ъоппе?» или: «а у вашего Колечки уже прорѣзались зубки, Иванъ — 190 — Ѳомичъ?»). она удаляется, увлекши за собой во вну- треннее покои Корепанова, который, какъ человѣкъ молодой и холостой, можетъ. конечно, принести бо.аь- ше удовольствія ея сіеиіоіяеііе*. нежели намъ. Послѣ этого, иль внутренннхъ покоевъ къ намъ высылается превосходно сервировавныи чай, съ превкусными здобнымп булками, причемъ генералъ весьма нривѣтливо замѣчаетъ: - «вотъ это такъ дамское дѣмо хозяйничать тамъ чай разли- вать » — Л вѣдь русскій народъ именно добрые народъ! говоритъ ІІнапі, Ѳомичъ. который, какъ любитель отечественной старины (онъ въ свое время, служа въ департаментѣ. цѣлый армия, въ порадокъ при- вей.), сгараетъ иетерпѣніемъ навести разговоръ на прежнюю тему. — Кроткій народі»! подтверждает!, генералъ Го- лубчиковъ. 11 терпѣливъ~еъ ! отзывается командиръ. — Н-дн: этакой народъ стоитъ того, чтобъ о нежь позаботиться! говоритъ генералъ п въ глаза его вне- запно закрадывается какое-то удивительное блажен- ство, чуть-чуть лишь подернутое меланхоліей, какъ будто онъ въ ту жъ минуту радъ радежонекъ былъ бы озаботиться, во это не отъ него зависит!.. — Въ нынѣягаемъ году всѣ папки простилъ-еъ! вмѣшивн елся ком андиръ . — Всѣ? спрашиваетъ Голубчиковъ, въ конецъ и обѣжде н н ы я т акимъ в ел и код у ші емъ . — Рѣнштельно всѣ-съ! — Какая, однакожь. похвальная черта! — 191 — — Желательно было бы. знаете, изучить его. нредлагаетъ ІІвань Ѳомичъ. — То ееть, въ какомъ же это смыелѣ? — Ну тамъ... нужды... желанія... — Гм... я однако же не думаю, чтобъ это могло принести ожидаемую пользу... — Почему же. наше превосходительство? -- А потому, наше превосходительство, что тутъ нѣт ь именно того, что мы, люди образованные, при- выкли разумѣть подь именемъ нуждъ и желаній. Согласитесь, однакожь, что нужды й желанія могутъ раждаться не только сами по себѣ, но и по- оредетвомъ возбужденія, ваше превосходительство ! Оставьте, напримѣръ, меня въ покоѣ — ну, я конеч- но не буду пмѣть ни нуждъ, ни желаній, а предпи- ши-ка мнѣкто нибудь: «ты, любезный, обязанъ имѣть нужды и ощущать желанія»... повѣрьте, ваше пре- восходительетво. что тѣ п другія явятся непремѣнно! — Все это очень можетъ быть, но позвольте одинъ нескромный вопросъ: лучше ли будетъ? — Если ваше превосходительство изволите раз- ематривать вопросъ съ этой точки зрѣнія... — Не видпмъ ли мы примѣровъ, что желанія только отравляютъ жизнь человѣка? Этого, конечно, нельзя отрицать-еъ — Не встрѣчаемъ ли мы на каждомъ шагу, что тѣ люди самые счастливые, у которыхъ желанія ограниченны, а нужды не выходятъ изъ предѣловъ благоразумія ? — Это всеконечно-еь Следовательно, ваше превосходительство, на, — 192 — это дѣло надо взглянуть не съ одной, а съ различ- ныхъ точекъ зрѣнія Иванъ Ѳомичъ соглашается безусловно, и разго- воръ, повидимому, истощается. Сознаюсь откровен- но, мы не недовольны этимъ. Уже давно загляды- ваемся мы на зеленые столы, разставленные въ э&лѣ, а искренній пріятель мой. Викита Ѳедѳрычъ II ти- цынъ (званіемъ помѣпщкъ), еще полчаса тому на- задъ. предварительно толкнувъ меня въ бокъ, ска- залъ ми і. но секрету : «что за чушь несутъ наши генералы! давно бы пора за дѣло, а потом']» и водку пить!» II хотя я въ то время старался замять такой странным раэговоръ. но внутренно — не смѣю въ томь нс покаяться! — не могъ не пожелать, чтобъ Иванъ Ѳомичъ какъ можно скорѣе согласился съ ге- нераломъ, и чтобъ всѣ эти серьезныя дѣлн были отлоѵкены. Но и на .-лот ь разъ надеждамъ нашимъ не суж- дено сбыться, потому что едва лишь генералъ от- крываем і. ротъ. чтобы сказать: «а. нс пора ли, гос- поди, и за дѣло?» какъ двери съ шумомъ отворяют- ся и въ комна ту влетаетъ генералъ Рылоновъ (въ сущности, он ь не генералъ, но мы его въ шутку такъ прозвали), запыхавшійся и озабоченный. — Слышали , ваше превосходительство ? обра- щается онъ къ хозяину дома: — Шалимовъ въ тру- бу вылетѣлъ! — Съѣлъ Забулдыгинъ! восклицаемъ мы хоромъ. — Скажите, пожалуйста! отдѣляется голосъ Го- лубчикова : — и такъ-таки безъ всякихъ онёровъ ? — Безо всего-съ; даже никуда не причйсленъ-съ0 — 193 — — Что называется 3 умеръ безъ покаянія ! спра- ведливо замѣчаетъ Иванъ Ѳомичъ. Иѣхотный командиръ дико гогочетъ. Голубчи- ковъ долго не можетъ придти въ себя отъ удивле- нія и время отъ времени повторяете; «скажите, по- жалуйста! » — А вѣдь нельзя сказать, чтобъ глупый чело- вѣкъ былъ! говоритъ Генераловъ. — Ничего особеннаго, возражаешь Рылоновь. — Все около свѣчки леталъ! — А главное то забавно, что евѣчку-то нашу сальную за солнце нринималъ... — Анъ, и обже™ крылу шки! — Ахъ, господа, господа! Какъ знать, чего не знаешь! Какъ солнышка-то нѣтъ, такъ и сальную свѣчку поневолѣ за солнце примешь! говоритъ Го- лубчиковъ, впадая, по случаю превратности су- дебъ, въ сугубую сантиментальность. — Все, знаете, какого-то смысла искалъ... — Даже въ нашей канцелярской работѣ... — Смѣшно слушать! — Всѣхъ столон ачальниковъ съ ногъ смоталъ! — И что, напримѣръ, за расчетъ былъ ссориться съ Забулдыгинымъ? продолжаетъ Голубчиковъ: — рѣшительно не могу понять! Я самъ вотъ, какъ ви- дите, не разъ ему говорилъ: «да плюньте вы на него, Николай Иванычъ!» Такъ нѣтъ, куда тебѣ! ос Плюнуть-то, говоритъ, я на него, пожалуй, плюну, только вѣдь и растереть потомъ надо, ваше прево- сходительство!» — Анъ, вотъ и растирай теперь! 13 — 194 — — Грани теперь въ Питерѣ мостовую, покуда приличное мѣсто отыщешь... — Это, какъ по нашему говорится: спегсііе! за- мѣчаетъ командиры — А плюнулъ бы, такъ и все бы ладно! — Оно конечно, ваше превосходительство, что лучше плюнуть, но вѣдь съ другой стороны и серд- це иногда болит ь! иозражаетъ статскій совѣтникъ Генераловъ. — И ой, ой, еще какъ болитъ! развиваетъ Иванъ Ѳомичъ. — II все-таки плюнуть 1 уиорствуетъ Голубчи- ковъ: — да помилуйте, господа, чтожь это за ребя- чество! Ну, вы представьте себѣ, напримѣръ, меня: ну, иду и по улицѣ и встрѣчаю на пути своемъ не- приличную кучу... Неужели я стану огрызаться на на нее за то, что она на пути моеічъ легла? нѣтъ, я плюну на нее, п п.іюнувши осторожно обойду. — Нѣтъ-съ, наше превосходительство, я на счетъ этого не могу пристать къ вашему мнѣнію, возра- жает ь Иванъ Ѳомичъ: — конечно, на кучу, такъ сказать, неодушевленную и слѣдовательно не своимъ произволомь накиданную, сердиться смѣшно, но въ оврагъ ее свалить все-таки слѣдуетъ-съ. — А если оврагъ ужь заваленъ? — И, ваше превосходительство! въ губернскомъ городѣ чтобъ не нашлось мѣста для нечистотъ! — да это Боже упаси! — А я все-таки продолжаю утверждать, что слѣ- дуетъ плюнуть и больше ничего! — ш — — Нѣтъ, вы мнѣ объясните, за что они передра- лись? спрашиваетъ Генерал овъ. — Да вѣрио ли это? — Ты, генералъ, не совралъ ли? — Вѣдь ты, ваше превосходительство, здоровъ врать-то! — Помилуйте-еъ, сейчасъ изъ клуба-съ* Забул- дыгинъ самъ всѣмъ разсказываетъ! — Чай, шампанское на радостяхъ лакаетъ? — Не безъ того-съ. — Ну, значитъ, крупно наябедничалъ! — А жаль молод аго человѣка. Еще намеднись говорилъ я ему: «плюньте, Николай Иванычъ!» — такъ нѣтъ же! Для объясненія этой сцены, считаю неизлишнимъ сказать нѣсколько словъ о Шалимовѣ и Забулды- гинѣ. Шалимова мы вообще не любили. Человѣкъ этотъ, будучи поставленъ природою въ равныя къ намъ отношенія , постоянно предъявлялъ наклонности странныя и даже отчасти подлыя. Дружелюбный съ низшимъ сортомъ людей, онъ былъ самонадѣянъ и даже заносчивъ съ равными и высшими. Къ кра- сотамъ природы былъ равнодушенъ, а къ человѣ- ческимъ слабостямъ предосудительно строгъ. Глу- мился надъ пристрастіемъ генерала Голубчикова къ женскому иолу, хотя всякій благомыслящій гра- жданинъ долженъ понимать, что человѣкъ его лѣтъ (т. е. преклонныхъ) и притомъ имѣющій хорошія средства не можетъ безъ сего обойтись. Дѣйствія За- булдыгина поридалъ открыто и (что всего важнѣе) — 196 — позво.іялъ еебѣ разный колкости на счет ь его дѣй- ствительно несоотвѣтствующаго своему назначе- нію носа. Вообще же видѣлъ предметы какъ бы на изнанку, и походилъ на человѣка, который, не воздвигнувъ еще новаго зданія, желаетъ подкупать- ся подъ старое. Желаніе тѣмъ болѣе пагубное, что въ послѣднее время уже неоднократно являлись при- мѣры исполненія его. Следовательно, удаленіе та- кого человѣка должно было не огорчить, но обра- довать насъ. И думаю, что принесенной Рылоно- вымъ извѣстіе произвело именно подобнаго рода дѣйствіе; хотя же генералъ Голубчиковъ и заявилъ при этомъ нѣкоторое еожалѣніе, но должно пола- гать, что это сдѣлано имъ единственно по чувству христіанскаго человѣколюбія. Что же касается Забулдыгина, то человѣкъ этотъ иредставляетъ нѣкоторый психическій ребусъ, до- селѣ остающейся неразгаданными Невидимому, и въ мнѣніяхъ о ириродѣ вещей онъ съ нами не разн- ствуегь, и на откупа смотритъ съ разумной точки зрѣнія, и въ гражданскихъ доблестяхъ никому не уступить; тѣмъ не менѣе есть въ немъ нѣчто та- кое, что заставляетъ насъ избѣгать искреннихъ къ нему отношеній. Это «нѣчто» есть странный нѣкій административный лай, который, какъ бы незави- симо отъ него самого, природою въ него вложенъ. Иной разъ онъ видимо приласкать человѣка хочетъ, но вдругъ какъ бы чѣмъ либо поперхнется и, вмѣ- сто ласки, подниметъ столь озлобленный лай, что даже вчужѣ слышать больно. Такіе люди бываютъ. Иной даже свой собственный носъ въ зеркалѣ уви- — 197 этотъ поганый носъ откусить или отрѣзать!» Но если онъ о своемъ носѣ такъ помышляетъ, то какъ мало долженъ пещись о носахъ ему не принадлежа- щихъ! Очевидно, сіи поелѣдніе не могутъ озабочи- вать его нисколько. Многіе полагаютъ, что озлоб- леніе Забулдыгина происходитъ частію отъ при- чинъ гаетрическихъ (пьянства и обжорства), частію же отъ огорченія, ибо, надо сказать правду, За- булдыгинъ не мало-таки потасовокъ въ жизни ире- териѣлъ. Но намъ отъ этого не легче, потому что .тай Забулдыгина не только на Шалимова съ ком- пашей, но и на всѣхъ насъ безъ различія прости- рается, хотя съ нашей стороны, кромѣ уваженія къ отеческимъ преданіямъ и соблюденія издревле установленныхъ въ палатахъ обрядовъ , ничего противоестественнаго или пасквильнаго не допу- скается. А потому, въ семъ отношеніи, поступки Забулдыгина я ни съ чѣмъ другимъ сравнить не умѣю, кромѣ злобы ограниченной отъ природы шавки , лающей на собственный свой хвостъ, въ которомъ, отъ ея же неопрятности, завелись раз- личныя насѣкомыя. Пора, однакожь, кончить съ Шалимовымъ и За- булдыгинымъ, воспоминаніе о которыхъ отравляетъ пріятные часы нашего существованія. Уже давно ждутъ насъ гостепріимные зеленые столы, и гене- ралъ Голубчиковъ съ любезной улыбкой останавли- вается передъ каждымъ изъ насъ, предлагая по кар- точке. Въ продолженіе послѣдующихь двухъ ча- Сбвъ со всѣхъ сторонъ раздаются лишь веселые — 198 — возгласы, и могу сказать смѣло, что даже проигрышъ денегъ, обыкновенно располагающій человѣка къ скорби и унынію, не нарушаетъ общаго нріятнаго настроенія духа. Въ особенности отличается пѣхотный командиръ, который за картами хочетъ вознаградить себя за нѣсколько часовъ тягостнаго молчанія, наложеннаго имъ на себя въ продолженіе вечера. — Греческій человѣкъ ТреФандосъ! восклицаетъ онъ, выходя съ треФъ. Мы всѣ хохочемъ, хотя ТреФандосъ этотъ являет- ся на сцену аккуратно каждый разъ, какъ мы са- димся играть въ карты, а это случается едва ли не всякій вече})*],. — Фики! продолжаетъ командиръ, выходя съ пи- ковой масти. — Ой, да перестань же, пострѣлъ! говоритъ ге- нералъ Голубчиковъ, покатываясь со смѣху: — вѣдь этакъ я всю игру съ тобой перепутаю. Такимъ образомъ мы пріятно проводимъ осталь- ную часть вечера, вплоть до самаго ужина. Кто что ни говори, а карты для служащаго чело- вѣка вещь совершенно необходимая. День-то день- ской слоняясь по правленьямъ да по палатамъ, по- неволѣ умаешься и захочешь отдохнуть. А какое отдохновеніе можетъ быть приличнѣе картъ для служащаго человѣка? Вино пить — непристойно; книжки читать — скучно, да и пишутъ нынче все какія-то безнравственности; разговоромъ постоянно заниматься — и нельзя да и матерію не скоро оты- щешь; съ дамами любезничать — для этого въ наши — 199 — лѣта просторъ требуется; на молодыхъ утешать- ся — утѣшенья-то мало видишь, а все больше озор- ство одно... Словомъ сказать, вездѣ какъ будто пу- стыня. А карты — святое дѣло! За картами и время скорѣе уходитъ, и сердцу волю даешь, да и не про- болтаешься. Иной разъ и чешется языкъ что ни- будь лишнее сказать, анъ тутъ десять безъ козы- рей сосѣду придетъ — ну, и промолчишь поневолѣ. Нѣтъ, карты именно благодѣтельная для общества вещь — это не я одинъ скажу. Но вотъ и ужинъ. Кушанья подаются не роскош- ныя, но сытныя и здоровыя. Подкрѣпивши себя рюмкой водки, мы весело садимся за столъ и съ но- вою силой возобновляемъ прерванную преоеран- сомъ бесѣду. Вспоминается милое старое время, вспоминаются .молодые годы и сопровождавшія ихъ канцелярскія проказы, вспоминаются добрые на- чальники, охранители нашей юности и благодѣтели нашей старости, и быстро летятъ часы и минуты подъ вліяніемъ этихъ веселыхъ воспоминаній! Такъ проводимъ мы свободные отъ служебныхъ занятій часы , и могу сказать но совѣсти, что на- ступающій затѣмъ сумракъ ночи не вызываетъ за собой никакихъ видѣній, которыя могли бы возму- тить нашъ душевный покой. И въ самомъ дѣлѣ, пе- релистывая книгу моей жизни (книгу для многихъ столь горькую), я нахожу въ ней лишь слѣдующее: Такого-то числа, всталъ, умылся, помолился Богу, былъ въ палатѣ, гдѣ пользовался правами и преи- муществами, предоставленными мнѣ закономъ и древними обычаями родины, обѣдалъ, послѣ обѣда — 200 — отдыхалъ, вечерь же провелъ въ безобидныхъ для ближняго разговорахъ и увеееленіяхъ. Такого-то чист, всталъ, умылся, помолился Вогу, былъ въ палатѣ и т. д., т. е. одно и тоже ровно столько разъ, сколько, по благости Провидѣнія, суж- дено будетъ прожить мнѣ дней въ земной сей юдоли. ДЕРЕВЕНСКАЯ ТИШЬ. Утро. Кондратій ТриФОнычъ Сндоровъ спалъ ночь скверно и въ величайшей тоскѣ слоняется по опу- етѣлымъ комнатамъ деревенскаго своего дома. Ком- натъ цѣлый длинный рядъ, и слоняться есть гдѣ* нѣ- когда онъ гордился этимъ рядомъ залъ, гостиныхъ, диванныхъ и проч., и даже называлъ его анФила- дою, произнося н нѣсколько въ носъ* теперь онъ относится къ анФиладѣ иронически и, принимая гостей, говоритъ просто: а вотъ и сараи мои! На дворѣ зима и стужа; въ комнатахъ свѣжо, окна слегка запушило снѣгомъ; видъ изъ этихъ оконъ неудовлетворительный: земля покрыта бѣлой пеленою, рѣчка скована, людскія избы занесло — 202 — сугробами, деревня представляется издали какою-то безобразною кучею почернѣвшей соломы.... бѣло, голо и скучно! Походитъ, походитъ Кондратій ТриФОнычъ и ос- тановится. Иногда потретъ себѣ ладонью по животу и слегка постонетъ, иногда подойдетъ къ окну и по- барабанитъ въ стекло. Вонъ по дорогѣ ѣдутъ въ одиночку сани, въ саняхъ завалился мужикъ* про- ѣзжаетъ мимо барскаго дома и шапки не ломаетъ. — Ладно! думаетъ Кондратій Триоонычъ. И опять начинаетъ ходить по своимъ сараямъ, и опять остановится. Посмотритъ на сапоги, про- сторно ли они сидятъ на ногѣ, вытянетъ ногу, чтобъ удостовѣриться, крѣпко ли штрипки пришиты и не морщатъ ли брюки. — Ванька ! квасу ! кричитъ Кондратій ТриФО- нычъ. Ванька бѣжитъ изъ лакейской и подаетъ на под- носѣ стаканъ съ пѣнящимся квасомъ. Но Кондра- тію ТриФОнычу кажется, что онъ не подаетъ, а суетъ: — Что ты суешь? что ты мнѣ суешь? вскиды- вается онъ на Ваньку. — Ничего я не сую! отвѣчаетъ Ванька. — Ладно! думаетъ Кондратій ТриФОнычъ. И опять начинается ходьба. Еондратій ТриФОнычъ останавливается передъ стѣнными часами и при- стально смотритъ на циФерблатъ; посрединѣ цифер- блата крупными буквами изображено: Ъошіоп, а внизу болѣе мелкимъ шриФтомъ: КозвогТ а Мозсои. Все это онъ сто разъ видѣлъ, надъ всѣмъ этимъ сто — 203 — разъ острилъ, но онъ все-таки смотритъ, какъ будто хочетъ выжать изъ надписи какую-то новую, неслы- ханную еще остроту. Часы стучатъ мѣрно и одно- образно: тикъ-такъ, тикъ-такъ:, Кондратій ТриФО- нычъ вторитъ имъ: тикё-такё, тикё-такё, прито- пывая въ тактъ ногою. Наконецъ и это прискучи- ваетъ* онъ снова подходитъ къ окну и начинаетъ вглядываться въ деревню. Оттуда не слышно ни еди- наго звука* только сѣрые дымки вьются надъ хи- жинами добрыхъ поселянъ. Кондратію Сидорычу, неизвѣстно съ чего, приходитъ на мысль слово «анта- гонизмъ», и онъ начинаетъ пѣты антагонизмъ! анта- гонизмъ! выговаривая букву н въ носъ. Все это заканчивается свистомъ, на который опять вбѣ- гаетъ Ванька. — Ты что на меня глаза вытаращилъ? напу- скается на него Кондратій ТриФОнычъ. — Ничего я не вытаращилъ! отвѣчаетъ Ванька. — Ладно! говоритъ Кондратій ТриФОнычъ : — пошелъ, позови Агашку! Черезъ минуту является Ванька и докладываетъ: что Агашка не идетъ. — Почему жь она не идетъ? — Говоритъ: не пойду! — Только и говоритъ? — Только и говоритъ! — Ладно! Въ головѣ Кондратія ТриФОныча зрѣетъ мысль: онъ рѣшается все терпѣть, все выносить до пріѣзда становаго. Поэтому, хотя внутри у него и кипитъ, но онъ этого не выражаетъ; онъ даже никому не — 204 — возражаешь, а только думаетъ про себя : ладно ! и помалчиваешь... до пріѣзда становаго. Не дальше какъ вчера на ночь, Ванька снималъ съ него сапоги и вдругъ ни съ того ни съ сего прыснулъ. — Ты чему, шельма, смѣешься? полюбопытство- вали. Кондратій ТриФОнычъ. — Ничего я не смѣюсь! отвѣчалъ Ванька. — Этакая бестія! смѣется, да тушь же въ глаза еще запирается! — Чего мнѣ запираться? кабы емѣялся, такъ бы и сказалъ, что смѣялся! упорствовалъ Ванька. — Ладно ! Съ этихъ поръ въ немъ засѣла мысль, съ этихъ поръ онъ рѣшился терпѣть. Одно только смущаетъ его: всѣ свои грубости Ванька производишь наединѣ, то есть тогда, когда находится съ Кондратьемъ Три- Фонычемъ съ глазу на глазъ. Выйдешь Кондратій ТриФОнычъ на улицу — Ванька бѣжитъ впереди, снѣгъ разгребаетъ, спрашиваешь, не озябли ли ножки; придешь къ Кондратію ТриФОнычу старо- ста — Ванька то и дѣло просовываешь въ дверь свою голову и спрашиваешь, не угодно ли квасу. — Услуга парень ! замѣчаетъ староста. — Гм... да... услуга! бормочешь Кондратій Три- ФОнычъ и обдумываешь какой-то иланъ. Онъ считаешь обиды, понесенныя имъ отъ Ваньки, и думаетъ, какъ бы такимъ образомъ его уличить, чтобъ и отвертѣться было нельзя. Намѣднись, на- примѣръ, Ванька, подавая барину чай, скорчилъ рожу; еслибъ можно было устроить, чтобъ эта рожа — 205 — гакъ и застыла до пріѣзда становаго, тогда было бы неоспоримо, что Ванька грубилъ. Въ другой разъ, на вопросъ барина, какова на дворѣ погода, Ванька отвѣчалъ: сиверко-съ, но отвѣчалъ это такимъ то- номъ, что еслибъ можно было, чтобы тонъ этотъ застылъ въ воздухѣ до пріѣзда становаго, то, ко- нечно, никто бы не усумнился, что Ванька грубилъ. И еще разъ, когда баринъ однажды дѣлалъ Ванькѣ репримандъ но поводу нерачительно вычищенныхъ сапоговъ, то Ванька, ничего не отвѣчая, отставилгь ногу; еслибъ можно было, чтобъ онъ такъ и застылъ въ этой позѣ до пріѣзда становаго, тогда, разу- мѣется... — Нѣтъ, хитеръ бестія! ничего съ нимъ не по- дѣлаешь! восклицаетъ Кондратій ТриФОнычъ, и хо- дитъ, и ходитъ по своимъ сараямъ, ходить до того, что и полъ-то словно жалуется и стонетъ подъ но- гами его: да сядь же ты, ради Христа! Онъ уже давно замѣтилъ, что между нимъ и Вань- кой поселилась какая-то холодность, какая-то натя- нутость отношеній. Услышавши, что объ этомъ предметѣ весьма подробно объясняется въ книжкѣ, называемой «Русскій Вѣстникъ», онъ съѣздилъ къ сосѣду, взялъ у него книжку и узналъ, что подобная натянутость отношеній называется сословнымъ ан- тагонизмомъ. — Ну, а дальше что? допрашивалъ Кондратій ТриФОнычь, но книжка говорила только, что объ этомъ предметѣ подробнѣе объясняется въ другой такой же книжкѣ. — Оно конечно, разсуждалъ по этому поводу Кон- — 206 — дратій ТрііФОнычъ: — оно конечно... Ванька сапоги чпститъ, а я ихъ надѣваю, Банька печки топитъ, а я около нихъ грѣюсь... ну да, это оно! И съ тѣхъ поръ слово «антагонизмъ» до такой степени врѣзалось въ его память, что онъ не только- положилъ его на музыку, но даже употребляетъ для выраженія всякаго рода чувствъ и мыслей. II ходить Кондратій ТриФОнычъ по своимъ опу- стѣлымъсараямъ, ходитъ и останавливается, ходитъ и мечтаетъ. Мало по малу мысль его оставляетъ Ваньку-подлеца и обращается къ другимъ предме- тами Онъ думаетъ о томъ, что вдругъ будущимъ лѣтомъ во всѣхъ окрестныхъ имѣніяхъ засуха, а у него у одного все дожди, все дожди; что окрестные помѣщики не соберутъ и на сѣмена, а онъ все самъ-десятъ, все самъ-десятъ. Онъ думаетъ о томъ, что кругомъ все тихо, а у него въ имѣньи вдругъ землетрясеніе; слышится подземный шумъ, люди въ емятеніи, животныя въ ужасѣ... вдругъ вв!... зз!...жж!...и, о радость, на томъ самомъ мѣстѣ. гдѣ у него росъ паршивый кустарникъ, въ одну минуту выростаетъ высокій и частый лѣсъ, за кото- рый ему съ перваго слова даютъ по двѣсти рублей за десятину. Онъ думаетъ о томъ, что мужики его расторговались, что они иомнятъ его благодѣянія и подносятъ ему соболью шубу въ пятнадцать ты- сячъ рублей серебромъ. Онъ думаетъ о томъ, что въ Москвѣ сгорѣло все сѣно, сгорѣли всѣ дрова и неизвѣстно куда дѣвался весь хлѣбъ, что у него, напротивъ того, вслѣдствіе собственной благора- зумной экономіи, а также вслѣдствіе различныхъ — 207 — поощреній природы, всего этого накопилось множе- ство, что онъ возитъ и продаетъ, возитъ и про- даетъ.... Онъ думаетъ о томъ, что вышло повелѣніе ни у кого ничего не покупать, кромѣ какъ у него, Сидорова, за то, что онъ, Сидоровъ, въ такую-то достопамятную годину пожертвовалъ изъ крестьян- скаго запаснаго магазина столько-то четвертей, да нотомъ еще столько-то четвертей, и тѣмъ показалъ ревность безпримѣрную и чувствительность подра- жанія достойную Онъ думаетъ о томъ, что въ домѣ его собрались окрестные помѣщики и что онъ имъ толкуетъ о превосходствѣ вольнонаемнаго тру- да надъ крѣпостнымъ. «Конечно, господа, говоритъ онъ имъ, въ настоящее время помѣщикъ не можетъ получать дохода, сидя на мѣстѣ сложа руки, какъ это бывало прежде; конечно, онъ прежде всего дол- женъ употребить свой личный трудъ, свою личную, такъ сказать, распорядительность...» Но вотъ мысли его, отъ усиленной работы, на- чинаютъ мѣшаться. Передъ глазами его, отъ без- прерывнаго коловратнаго движенія, показываются зеленые круги; бѣлая колокольня, стоящая передъ барскимъ домомъ, начинаетъ словно подплясывать; дворовая баба, проходящая но двору, словно не идетъ, а на одномъ мѣстѣ пошатывается и что-то у ней подъ Фарту комъ, что-то у ней подъ <і>арту- комъ — Ьсть что ли мнѣ хочется? спрашиваетъ самъ себя Кондратій ТриФОнычъ и съ злобою замѣчаетъ, что часовая стрѣлка показываетъ только десять. — А вѣдь у ней подъ Фартукомъ что-то есть, 208 продолжаетъ онъ, но не даетъ евоимъ иредположе- ніямъ дальнѣйшато развитія, атолькоприбавляетъ: — ладно! Надоѣло ходить, надоѣло мыслить... Кондратій ТриФОнычъ садится на диванъ и примѣчаетъ, что пыль со стола не сметена. Въ былое время, т. е. до «антагонизма», онъ вскипѣлъ бы при видѣ такого безпорядка, онъ кликнулъ бы Ваньку и тутъ же задалъ бы ему трепку. Теперь этотъ бе;пюрядокъ приносить ему болѣе удовольствія, нежели огорче- нія. ибо онъ видитъ въ немъ улику. — Ванька! кричитъ Кондратій ТриФОнычъ, и въ головѣ его слышится уѵке торжество побѣды: — это что? — Столъ-съ, отвѣчаетъ Ванька съсамымъ невоз- мутимымъ хладнокровіемъ. — А на столѣ что? — Пыль-еь. — Ну? Ванька мо.ічитъ. — Ладно! говорить Кондрат ій ТриФОнычъ, и че- резъ минуту имѣетъ удоволъствіе слышать, какъ Ванька хихикаетъ съ кѣмъ-то въ передней. Кондратій ТриФОнычъ снова предается мечта- ніямъ. Он г» мечтаетъ о томъ, какъ было бы хо- рошо, еслибъ онъ быль живописцемъ; тогда онъ срисовал ь бы нахальную Ванькину рожу въ тотъ моментъ, когда огвѣчаеть, «пыль-съ», и предста- вилъ бы эту картинку становому. Но съ другой стороны, гдѣ же ручательство, что становой не при- метъ этой картинки за вымышленное произведете — 209 — собственной его, Кондратія ТриФОныча, Фантазіи? гдѣ свидѣтели, которые подтверждали бы, что Вань- ка, отвѣчая е< пыль-съ», имѣлъ именно такое, а не иное выраженіе лица? — О, чортъ побери! Эти приказные вѣчно съ своими канцелярскими заковычками! восклицаетъ Кондратій ТриФОнычъ и начинаетъ выискивать ме- чтаній болѣе практическихъ. Онъ мечтаетъ о томъ, какъ было бы хорошо, еслибъ становой вдругъ, въ эту самую минуту, вы- росъ изъ земли, такъ, чтобъ Ванька не опомнился и никакъ не успѣлъ стерѣть пыль со стола. Пред- ставляетъ онъ себѣ изумленную, ополоумѣвшую морду Ваньки, и невольно, и сладко хихикаетъ. — ее Пыль-съ», дразнитъ онъ Ваньку, почти под- плясывая на мѣстѣ. — Это что? грозно спрашиваетъ Ваньку вообра- жаемый становой. — ее Пыль-съ», опять дразнится Кондратій Три- фонычъ и опять подплясываетъ на мѣстѣ. Становой, наконецъ, убѣждается; онъ приказы- ваетъ срубить цѣлую березу и вручаетъ ее де- сятскимъ. Ваньку уводятъ... На другое утро, Вань- ка является толковый; цѣлый день все что-то чи- ститъ и стираетъ, цѣлый день мететъ полъ и опра- вляетъ баринову постель, цѣлый день етавптъ са- мовары и мѣшаетъ въ печкахъ дрова... Но съ другой стороны (о, чортъ возьми!), гдь же ручательство, что становой именно велитъ березу срубить? Гдѣ ручательство, что онъ не отвѣтмтъ Н - — 210 — Кондратью ТриФонычу, что онъ исамъ могъ бы сте- реть пыль со стола? — О, чортъ побери! эти приказные вѣчно съ своими канцелярскими заковычками! восклицаетъ Кондратій ТриФонычъ и начинаетъ выискивать ме- чтанііі еще болѣе практических^. Онъ мечтаетъ, что никакихъ заковычекъ больше нѣтъ, что онъ призываетъ становаго (который на- рочно тут], и едѣлапъ, чтобъ заковычекъ не было) и говорить ему: Ванька миѣ мину сдѣлалъ! — Сейчасъ-съ, говорить становой и летитъ во весь духъ распорядиться. Потомъ онъ опять призываетъ становаго и го- ворить ему: Ванька пыли со стола не стеръ! — Сейчасъ-съ, говорить стеновой и летитъ рас- порядиться. Но во гь и опять мысли мѣшаются, опять обра- зуются зеленые круги, опять подилясываетъ бѣлая длинная колокольня. Надоѣло еидѣтъ, надоѣлѳ мы- слить... — Чортъ знаетъ, ѣеть что ли мнѣ хочется? опять спрашиваетъ себя Кондратій ТриФонычгь и съ то- скою взглядывает ь на часы. Тоска обращается въ ненависть, потому что часовая стрѣлка показы- вает ь половину одиннадцатого . — 8а поповымъ братомъ что ли спосылать? раз- суждаетъ самъ съ собой Кондратій ТриФонычъ и тутъ же рѣшаетъ, что спосылать необходимо. Кондратій ТриФонычъ малый не злой и даже по- кладистый для своихъ домочадцевъ, но съ нѣкото- раго времени нравъ у него страннымъ образомъ — 211 — переменился. Ванька, съ свойственною ему легко- мысленностью, отзывался объ этой перемѣнѣ, что Кондратій ТриФОнычъ спятилъ; ключница Мавра выражалась скромнѣе и говорила, что баринъ заду- мывается, что на него находитъ. Какъ бы то ни было, но перемѣна существовала и произошла едва ли не въ ту самую минуту, какъ онъ прочиталъ, что есть на свѣтѣ какой-то сословный антагонизмъ. Съ тѣхъ самыхъ норъ онъ вообразилъ себѣ, что онъ — одна сторона, а Ванька — другая сторона, и что они должны бороться. Ванька представлялъ собою интересы всѣхъ чистящихъ сапоги и топя- щихъ печки, Еондратій ТриФОнычъ — интересы всѣхъ носящихъ сапоги и грѣющихся около истоп- ленных!» печей. Ясно, что стороны эти не могутъ понимать другъ друга и что изъ этого долженъ про- изойти антагонизмъ. И вотъ онъ борется утромъ, борется за обѣдомъ, борется до поздней ночи. Но Ванька ве нѳнимаетъ, что такое антагонизмъ и, очевидно, уклоняется отъ борьбы. Онъ исправляетъ свои обязанности но прежнему, то есть по прежне- му не стираетъ пыли со столовъ, по прежнему за- бываетъ закрыть трубы въ печахъ, а Кондратій ТриФОнычъ видитъ во всемъ грубыя мины, злост- ный позы а 1а неглиже съ отвагой и старается Ваньку изобличить. Изъ этого выходитъ, что Вань- ка, какъ только забьется въ переднюю, первымъ дѣ.томъ начинаетъ хихикать и представляетъ, какъ баринъ къ нему лристаетъ. Кондратій ТриФОнычъ слышитъ это и говоритъ: ишь, шельма! смѣется! а того никакъ понять не хочетъ. что Ванька даже м — 212 — не подозрѣваетъ, что ему, Кондратью ТриФОнычу, хочется борьбы. И такимъ образомъ, умаявшись къ вечеру, оба засыпаютъ- Кондратій ТриФОнычъ ви- дитъ во снѣ, что онъ сдѣлался медвѣдемъ, что онъ смялъ Ваньку подъ себя и торжествует^ Ванька видитъ во снѣ, что онъ третьи сутки все чиститъ одинъ и тотъ же сапогъ и никакъ-таки вычистить не можетъ. — Что за чудо ! кричитъ онъ во снѣ и , какъ оглашенный, вскакиваетъ съ одра своего. — Ишь вѣдь, каналья, даже во снѣ не оставляешь въ покоѣ! думаетъ въ это время Кондратін Три- фонычъ, пробужденный неестественнымъ крикомъ Ваньки. И такимъ образомъ проходятъ дни за днями. Выигрываетъ отъ этого положительно одинъ Кон- дратііі ТриФОнычъ, потому что такое препровожде- ніе времени, по крайней мѣрѣ, наполняетъ пустые дни его. Съ тѣхъ поръ, какъ завелось «превосход- ство вольнонаемнаго труда надъ обязательными, съ тѣхъ поръ, какъ съ другой стороны опекунски! со- вѣтъ закрылъ гостепріимныя свои двери, глупов- скія веси уныли и запустѣли. Заниматься рѣши- тельно нечѣмъ да и не для чего: все равно ничего не выйдетъ. Говорятъ, будто это отъ того происхо- дитъ, что кредиту нѣтъ и что Сидорычамъ подняться нечѣмъ; можетъ быть, жалоба эта и справедлива, однако до Сидорычей ни въ какомъ случаѣ отно- ситься не можетъ. Недостатокъ кредита не губить, а спасаетъ ихъ, потому что, будь у нихъ деньги, они накупили бы себѣ собакъ, а не то что бы что нибудь — 213 — для души полезное сдѣлать. А то еще подниматься! Повторяю: веси пріуныли и запустѣли* въ весяхъ дѣлать нечего , потому что все равно, ничего не выйдетъ. То, что оживляло ихъ въ бывалыя вре- мена, какъ-то: взаимные банкеты и угощенія, а также распоряженія на конюшнѣ, то въ настоящее время не можетъ уже имѣть мѣста: первые — по причинѣ недостатка кредита, вторыя — потому что не дозволены. Какимъ же образомь убить, какъ из- держать распроклятые дни свои? По иеволѣ ухва- тишься заантагонизмъ,хотя въ сущности никакого антагонизма нѣтъ и не бывало, а было рі есть одно: «вы наши кормильцы, а мы ваши дѣти!» Вотъ и Кондратш ТрііФОнычъ ухватился за антагонизмъ, и хотя онъ не сознается въ этомъ, но все-таки жизнь его съ тѣхъ поръ потекла какъ-то полнѣе. По край- ней мѣрѣ, теперь у него есть политически! инте- ресъ, есть политически врагъ, Ванька, противъ котораго онъ направляетъ всю дѣятельность своихъ умственныхъ способностей. Смотришь, анъ день-то и канулъ незамѣтнымъ образомъ въ вѣчность, а тамъ и другой наступилъ, и другой канулъ... Но вотъ и батюшкинъ братъ пришелъ* Кондра- тій ТриФОнычъ слышитъ, какъ онъ сморкается и откашливается въ передней, и въ нетерпѣньи вор- читъ: — О, чтобъ!... сморкаться еще выдумалъ!... Батюшкинъ братъ — человѣкъ маленькій, рых- ленькій; онъ ужь лѣтъ семь какъ состоитъ въ ожи- даніи вакансіи, но, по какому-то несчастному слу- чаю, мѣста не получаетъ; лицо имѣетъ благостное, 214 но вмѣстѣ съ тѣмъ и угрожающее, какъ будто оно говорить: а вотъ погоди ! скажу я тебѣ ужо пропо- вѣдь! Ходитъ батюшкинъ братъ словно лебедь плы- ветъ, рукой дѣйствуетъ размашисто, говоритъ раз- мазисто. Носъ у него, вслѣдствіе внезапнаго пере- хода со стужи въ тепло, влаженъ, на усахъ висятъ ледяныя сосульки. — Скука, отче! говоритъ Кондратіи ТриФонычъ, послѣ взаимныхъ привѣтствій. — Можно молитвою развлечься! отвѣчаетъ ба- тюшкинъ братъ, и при этомъ лицо его слегка оскла- бляется. — Ну вась! Молчатъ. — Опдѣлъ-сидѣлъ, молчалъ-молчалъ, начинаетъ Кондраты! ТрііФонычъ: — инда дурость взяла! чортъ знаетъ, чего не передумалъ! хоть бы ты что ли, отче, паству-то вразумилъ! — Развѣ предосудительное что замѣтить изво- лили? отвѣчаетъ батюшкинъ братъ, и лицо его вы- ражаетъ жалость, смѣшанную съ испугомъ. — Да что! грубятъ себѣ поголовно, да и ша- башъ! — Не похвалю! — Просто житья отъ хамовъ нѣтъ! — Въ комъ же вы наиболѣе такое настроеніе заліѣчать изволили, Кондратій Сидорычъ? — Во всѣхъ! Отъ мала до велика — всѣ грубятъ! Да какъ еще грубить-то выучились! Ни слова тебѣ не говоритъ — а грубитъ! служитъ тебѣ, каналья, стаканъ воды иодаетъ — а грубитъ! — 215 — Ватюшкинъ братъ тоскливо помоталъ головой и крякну лъ. — И во многихъ такое настроеніе замѣчаете? брякнулъ онъ , позабывъ, что повторяетъ свой прежній вопросъ* — Да говорятъ же тебѣ: во всѣхъ! во всѣхъ! Ну, слышишь ли ты: во веѣхъ! во всѣхъ! Ватюшкинъ братъ слегка привскакнулъ и отки- нулся назадъ, какъ будто обжогся. Опять молчатъ. — Что-жь это за скука такая! начинаетъ Кон- дратій ТрііФонычъ: — закуску что ли велѣть по- дать? — Во благовременіи и пища невредительна бы- ваетъ. — А не во благовременіи какъ? Ватюшкинъ братъ опять привскакиваетъ и отки- дывается назадъ. — Ну, и сиди не ѣвши: зачѣмъ пустяки го- воришь! Молчатъ. — Не люблю я, когда ты пустяки мелешь! Молчатъ. — И кого ты этими пустяками удивить хочешь? Ватюшкинъ братъ краснѣетъ, Кондратій ТриФО- нычъ тяжко вздыхаетъ и произносить: — Охъ, скука-то, скука-то какая! — Время не благопотребное! рискуетъ батюш- кинъ брать, но тутъ же обнаружнваетъ безпоком- ство, потому что Кондратій ТриФОнычъ смотритъ на него сурово. II откуда ты этаким і. глупымъ с.ювамъ вы- — 216 — учился! говорилъ бы просто: непотребное время! И не надоѣло тебѣ языкъ-то ломать! строго говоритъ Кондратій ТрііФонычъ. Опять водворяется молча ніе, изрѣдка прерывае- мое глубокими вздохами Кондратія ТриФОныча. Батюшкпнъ братъ вынимаетъ платокъ изъ кармана и начинаетъ вытирать имъ между пальцевъ. — Что это я все вздыхаю! что это я все взды- хаю! произноситъ Кондратій ТриФОнычъ. — О грѣсѣхъ... началъ было батюшкинъ братъ, но не окончилъ, а только писк ну лъ. — ТьФу ты! Молчать. — А ты сдушалъ, что Скуракинъ на дняхъ та- кого же, вотъ какъ ты, поповскаго брата высѣкъ? спрашиваетъ внезапно Кондратій ТриФОнычъ. — Сс... стало быть, слѣдствіе наряжено? — Да, братъ; тоже вотъ все говорилъ: «о грѣ- сѣхъ» да «благоутробно» — ну, и высѣкъ! Всю эту исторію Кондратій ТриФОнычъ сейчасъ только что выдумалъ, и никакого поповскаго брата Скуракинъ не сѣкъ. Но ему такъ понравилась его выдумка, что онъ даже повеселѣлъ. — Да, братъ, права наши еще не кончились! Вотъ вздумалъ высѣчь — и высѣкъ! Ищи на немъ! — Однако, позвольте, Кондратій ТриФОнычъ! осмѣливаюсь я думать, что господинъ Скуракинъ поступилъ не по закону! — Ну! по какому тамъ еще закону! Извѣстно, сѣкутъ не по закону, а по обычаю! — Позвольте, Кондратій ТриФОнычъ! я все-таки — 217 — осмѣливаюсь полагать, что господинъ Скуракинъ не имѣлъ никакого права! — Высѣкъ — и все тутъ! — Высѣчь не долго-съ — Ну да... и долго и не долго... а высѣкъ! Батюшкинъ братъ крякнулъ* онъ видимо былъ обиженъ. Что-жь это такое въ самомъ дѣлѣ? И съ какой стати Кондратій ТриФОнычъ завелъ такую пустую матерію? и не заключаютъ ли слова его Фи- гуры иносказанія? — Стало быть, этакъ всѣхъ высѣчь можно? про- изнесъ онъ съ видим ымъ волненіемъ. — Всѣхъ! — Стало быть, и... батюшкинъ братъ не дого- ворилъ. — Стало быть, и... Батюшкинъ братъ обидѣлся окончательно. Мало- по-малу онъ такъ разревновался, что даже всталъ и началъ прощаться. — Ужь я, ТриФОнъ Кондратьичъ, лучше въ дру- гой разъ приду, когда улучится болѣе благопріят- ная минута, сказалъ онъ. — Ну, да постой! куда ты! это вѣдь я пошутилъ! — Неблагообразно шутить изволите! — Фу, чортъ! опять ты съ своимъ блатоутробі- емъ! да говорятъ тебѣ: пошутилъ! — Нѣтъ, Кондратій ТриФОнычъ! — Слышь, говорятъ: пошутилъ! — Нѣтъ-съ, Кондратій ТриФОнычъ! — Ну, и ступай! ну, и пропадай! Только ты у меня смотри: ни всенощныхъ, ни молебновъ... ни-ни! — 218 — — И не надо-съ! собственную же свою душу не соблюдете! Ватюшкинъ брать ушелъ, въ передней опять по- слышалось откашливанье и сморканье; Кондратій ТриФОнычъ опять почувствовалъ приливъ тоски. — Эй! воротить его! крикнулъ онъ. Ванька побѣжалъ, но воротился съ отвѣтомъ, что батюшкинъ братъ не идетъ. — Сказать ему, что я умираю! Батюшкинъ братъ воротился, но сталъ у самой двери. — Что вамъ, сударь, угодно? спросилъ онъ съ достоинством:;,. — Да садись же ты! — Нѣтъ-съ, и дома посижу! — Ну, да полно! благопрости ты меня! поблаго- бесѣдуй ты со мной! Ыу, видишь? Батюшкинъ братъ колебался. — А не то, давай иочавкаемъ что нибудь ' А ес- .ш п это не нравится, такъ поблаготрапезуемъ! Батюшкинъ братъ плавными шагами приблизил- ся къ стулу и сѣлъ. Но онъ все-таки еще не со- всѣмъ оправился, потому что опять вынулъ изъ кармана платокъ и началъ вытирать имъ между пальцевъ. Приносятъ водку; Кондратій ТриФОнычъ иали- ваетъ рюмку и подыоситъ батюшкину брату, но въ ту минуту, когда батюшкинъ братъ ужь почти ка- сается рукою рюмки, Кондратій ТриФОнычъ дѣ- лаетъ быстрый маневръ и мгновенно выниваетъ водку самъ. Батюшкинъ брать крякаетъ и опять — 219 — косится на шапку. Однако, на этотъ разъ все устраивается благополучно . — Я думаю на будущін годъ молотилку выпи- сать! говоритъ Кондратій ТриФонычъ, а самъ въ то же время думаетъ: — кукишъ съ масломъ! на какія-то деньги ты выпишешь! — Это полезно, отвѣчаетъ батюшкинъ брать: — и крестьяне отъ васъ позаняться могут ъ. — Я и еѣноворошилку куплю, упорствуетъ Кон- драт! ТриФонычь: — да вотъ еще сѣялка такая есть — Сс... произносить батюшкинъ братъ. Модчатъ. Выпили по другой. — У меня имѣніе хорошее! говоритъ Кондратій ТрИФОНЫЧЪ. Батюшкинъ брать, неизвѣстно съ чего, вдругъ распростираетъ руки, какъ будто хочетъ обнять необъятное. — Ну да! Это надо сказать правду, что хоро- шее! нужно только руки приложить! продолжаетъ Кондрат іп ТрИФонычъ: — вотъ я съ будущаго года молоко въ Москву возить стану! — Экішажцы, стало быть, такіе сдѣлаете? — Ну да! Положи мъ, напримѣръ , что корова даетъ... ну, хоть ведро въ день! Батюшкинъ братъ крякаетъ и откидывается на- зад ъ. — Ну да... ну, хоть ведро въдень! положишь, хоть по восьми гривенъ за ведро... сколько это будетъ? КондратіЙ ТриФонычъ задумывается и въ разсь- — 220 — янности выпиваетъ третью рюмку. Батюшкинъ братъ съѣдаеть грибокъ. — Одного торФу сколько у меня! вдругъ воскли- цаетъ Кондратій ТриФОнычъ. — Стало быть, торФОмъ торговать будете? спра- шиваетъ батюшкинъ братъ, и, приложивъ руку къ сердцу (дабы не распахнулась ряска), крадется къ столу, чтобъ отрѣзать кусочекъ ветчинки. — Всѣмъ буду торговать! и молокомъ буду тор- говать! и торФъ буду продавать! и ягоды въ Москву буду возить! Ноньче, братъ, глядѣть-то нечего! ноньче, братъ, дворянскую-то спѣсь надо по боку! — Сс... удивляется батюшкинъ братъ: — стало быть, изволите находить, что не предосудительно? Вмѣсто отвѣта, Кондратій ТриФОнычъ выпиваетъ четвертую и въ то же время указываетъ на гра- финъ батюшкину брату, который немедленно слѣ- дуетъ его примѣру. — А позвольте узнать, спрашиваетъ батюшкинъ братъ: — какъ же теперь купцы, мѣщане... стало быть, имъ возбранено будетъ торговать? — А мнѣ что за дѣло! — Стало быть, этого ужь не будетъ, чтобы вся- кому, то есть, званію предѣлъ былъ положенъ? — Не будетъ! а что? — Ничего-съ; конечно, по писанію, оно не то, чтобы... потому, есть купующіе, есть и куплю- дѣющіе, есть воздѣлывающіе землю, есть и поя- дающіе... — Ну, такъ что жь? — Ничего-съ... я къ примѣру-съ... — 221 — — И кого только ты этими глупостями удивить хочешь! Молчатъ. — А то вотъ еще иекусственнымъ разведеыіемъ рыбъ заняться можно! вдругъ изобрѣтаетъ Кондра- тій ТрИФОНЫЧЪ. — Сс... стало быть, всякую рыбицу у себя за- вести можно? — Всякую! — Сс... подумаешь, какую, однако, власть надъ собой человѣкъ взялъ! — Да, братъ, власть! — Только тверди и звѣздъ небесныхъ еще содѣ- лать не можетъ! — А рыбу можетъ всякую! — И не безвыгодно? — Какое, къ чорту, безвыгодно! ты пойми, сколь- ко въ Москвѣ стерлядь-то стоитъ! — Чтожь, это дѣло хорошее! можетъ, и крестьяне около васъ позаймутся. Молчатъ. Кондратій ТриФОнычъ слегка зѣваетъ. — Я ноньче все буду самъ! лѣсъ рубить буду самъ! молоко въ Москву возить — самъ! торФъ про- давать — самъ! говоритъ онъ, приходя внезапно въ восторгъ. — Доброе, сударь, дѣло! отвѣчаетъ батюшкинъ брать. — Ноньче, братъ, не то, что прежде! нѣтъ, братъ, шалишь! ноньче вездѣ все самъ: и посмотри самъ, и свѣсь самъ, и съѣзди вездѣ самъ, и опять посмо- три, и опять евѣсь! — 222 — Кондратій ТриФОнычъ, говоря это. суетится и тыкаетъ руками, какъ будто онъ въ самую эту ми- нуту и емотритъ, и вѣситъ, и куда-то ѣдетъ. — Это точно; и предки наши говаривали: свой глазокъ-смотрокъ! — Предки-то наши только говаривали, а сами одну навозницу соблюдали! Ватюшкинъ братъ снисходительно улыбается. Водворяетси иолчаніе. — Хорошо бы машину какую нибудь выдумать! говорить Кондратій ТриФОНычъ. — Про какую такую машину говорить изволите? — Ну, да какую нибудь чтобт> и жала, и коси- ла, и дѣсъ бы рубила, и масло бы иахтала и вездѣ бы одинъ приводъ дѣйетвовалъ! — Слышно, англичане много всякихъ машинъ выдумываютъ! — Спдѣлъ бы я себѣ дома, да дѣлалъ бы, да дѣ- лалъ бы машины, а потомъ въ Москву продавать вози. г ь бы. — Вотъ Вогъ англичанамъ на этотгь счетъ боль- шую остроту ума даль! наетаиваетъ батюшкинъ братъ. — А нашим ъ не далъ! — За то, нашъ народъ благочеетіемъ и благоу- годною къ церкви преданностью одарилъ! — Ну, и опять тебѣ говорю: кого ты своими благо- глупостями благоудивить хочешь? Ватюшкинъ братъ окончательно конфузится и за- кусываетъ губы. Напротивъ того, Кондратій Три- фонычъ воспламеняется и постепенно входитъ въ — 223 — хозяйственный азартъ. Онъ объясняв тъ, что можно налима съ лещемъ совокупить и что изъ этого долж- на произойти рыба, у которой будутъ печенки и молоки налимьи, а тёшка лещиная* онъ объяс- няешь, что примѣры подобнаго совокупленія случа- лись и въ природѣ: стерлядь совокупилась съ осет- ромъ, и вышла рыба типъ^ которую онъ ѣлъ на обѣдѣ у губернатора. — Не у теперешнего, прибавляетъ онъ: — теперь у насъ какой-то гордпшка , аристократишко ка- кой-то, а вотъ у прежнего, у генерала Слабомы- слова! Онъ объясняетъ батюшкину брату, какую онъ машину выпишетъ: и дрова таскать будетъ, и па- хать будетъ, и воду носить будетъ, и топить ее бу- детъ не дровами, а землей, — все землей! — Работниковъ, братъ, мнѣ съ этой машиной совсѣмъ не надо! прибавляетъ онъ. Онъ объясняетъ, какихъ онъ коровъ изъ Англіи выпишетъ: костей у нихъ совсѣмъ нѣтъ, а все одно мясо да молоко, все молоко, все молоко! Онъ объясняетъ, наконецъ, что выстроить новую колокольню: такую колокольню: одииъ этажъ камен- ный, другой деревянный, потомъ опять каменный и опять деревянный. — Жертва Богу угодная! замѣчаетъ батюшкинъ братъ: — жертва, сударь, все равно, что кадило благовонное! — А ты думать какъ? — Вирочемъ, колокольня у насъ еще попоить... вотъ на счетъ трапезы, Кондратій ТриФОнычъ! — 224 — — Ужь ты молчи! я все сдѣлаю! и колокольню сломаю! и трапезу сломаю! я все сломаю! объяс- няетъ Кондратій ТриФонычъ. И разговаривая такимъ манеромъ, выпиваетъ рюмку за рюмкой, рюмку за рюмкой! Батюшкішъ брать въ свою очередь выпиваетъ, и вслѣдствіе этого безпрестанно поправляетъ паль- цами глаза , какъ будто хочетъ ихъ разодрать, чтобъ лучше видѣть. Въ то же время онъ радуется, что въ одно утро пріобрѣлъ столько разнообраз- ныхъ свѣдѣшп. — Это вы благополезное дѣло затѣяли, Кондра- ты! ТриФонычъ! говоритъ онъ. — ТьФу ты! Наконецъ, изолгавшись въ конецъ и, вѣроятно, найдя, что машины всѣ до одной изобрѣтены, ко- ровы всѣ выписаны, Кондратій ТриФонычъ впа- даетъ въ истощеніе. Часы бьютъ два. — Обѣдать! кричитъ Кондратій ТриФонычъ: — ты со мной что ли, отче? — Ужь очень занятно вы разсказываете, Кондра- тій ТриФонычъ! послушалъ бы и еще-съ! — Ну, а коли послушалъ бы, такъ оставайся! Подаютъ обѣдать; но геній хозяйственной распо- рядительности уже отлетѣлъ отъ Кондратья ТриФО- ныча. Онъ не то, чтобы спитъ, но слегка совѣетъ и только изрѣдка подмигиваетъ батюшкину брату на Ваньку (дескать, посмотри, какъ суетъ!), кото- рый, въ свою очередь, не стѣсняясь присутствіемтз этого послѣдняго, показываетъ барину сзади языкъ. Такимъ образомъ антагонизмъ, о которомъ такъ — 225 — много говорить Кондратій ТриФОнычъ, представ- ляется батюшкину брату въ лицахъ, на самомъ дѣйствіи. — Ты для чего же рыжиковъ къ жаркому не по- далъ? невѣрнымъ, нѣсколько путающимся языкомъ допрашиваетъ Ваньку Кондратій ТриФОнычъ. — А для того и не подалъ, что огурцы есть, тоже путающимся языкомъ отвѣчаетъ Ванька. — Ишь ты! дразнится, шельма! замѣчаетъ Кон- дратій ТриФОнычъ и подмигиваетъ батюшкину бра- ту, какъ бы приглашая его быть свидѣтелемъвань- киной грубости. Наконецъ и сумерки упали. Батюшкинъ братъ давно ушелъ* Кондратій Триоонычъ спитъ и даже, во снѣ ничего не видитъ. Какъ повалился онъ на постель, такъ ему голову словно заложило чѣмъ. Въ передней вторитъ ему Ванька. Въ шесть часовъ Кондратій ТриФОнычъ ужь ша- гаетъ по своимъ сараямъ и проситъ квасу. Въ сред- ней комнатѣ уныло мерцаетъ стеариновая свѣча, прочія комнаты окутаны мракомъ. Кондратій Три- ФОнычъ шагаетъ и думаетъ: что бы ему едѣлать такое, чтобы... — Чтобы что? спрашиваетъ его внутренній го- лосъ. — Господи! какая тоска: восклицаетъ Кондратій ТриФОнычъ, не разрѣшая вопроса. И опять ходитъ, и все о чемъ-то думаетъ, все чего-то ждетъ. Думаетъ о томъ, что завтра, быть можетъ, будетъ снѣгъ, а быть можетъ, будс;тъ и вьюга; ждетъ. что къ Ыиколину дню будут ъ морозы. 15 — 226 — — О, чортъ побери! восклицаетъ онъ. И опять ходитъ, и опять ждетъ: скоро ли чай по- да дутъ?... — Ванька! да пошли ты, разбойникъ, Агашку ко мнѣ! кричитъ онъ отчаяннымъ голосомъ. Агашка на этотъ разъ является. Это дѣвушка кругленькая, полненькая, бѣлокуренькая, съ измя- тымъ, но весьма пріятнымъ личикомъ. — Что вы, Агашенька, ко мнѣ не ходите? спра- шиваетъ ее Кондратій ТриФОнычъ, сѣменя кругомъ нея ножками, какъ дѣ.іаютъ очень влюбленные пѣ- тухи. — Вы развѣ спрашивали меня? отзывается Ага- шенька, повертываясь на своей оси по тому же на- правленію, по какому ходитъ Кондратій ТриФОнычъ. — Я за вами десять разъ Ваньку посылалъ-съ! — Ванька ни разу мнѣ не говорилъ! — Этакой скот'ь, иодлецъ! А отчего же вы сами никогда ко мнѣ не зайдете-съ? Агашенька не отвѣчаетъ; она слегка зардѣлась. — Ну-съ, Агашенька-съ! — Я, Кондратій ТриФОнычъ, я-съ... начинаетъ Агашенька и никакъ не можетъ кончить! — Ну-съ. что же вы-съ? — Я-съ... позвольте мнѣ, Кондратій ТриФОнычъ, замужъ идти-съ! скороговоркою произноситъ Ага- шенька и умодкаетъ, словно сама испугалась словъ своихъ. А щечки у нея такъ и пылаютъ, такъ и рдѣютъ отъ стыда и испуга! Кондратій ТриФОнычъ озадаченъ* онъ думаетъ, какъ ему поступить и, разумѣется, какъ всѣ люди, — 227 — которыхъ самолюбіе неожиданно уязвлено, на пер- выхъ порахъ надумываетъ глупѣйшую штуку. Онъ какъ-то надувается и устроиваетъ оскорбленную мину; онъ поднимаетъ плечи и отступя нѣсколь- ко шаговъ назадъ, указываетъ Агашѣ руками на двери. — Скатертью дорога-съ! говоритъ онъ: — ну, такъ что же-съ! и съ Вогомъ-съ! — Душенька, Кондратій ТриФОнычъ! ей-Вогу, я не могу! говоритъ Агашенька и въ то же время стыдится и рдѣетъ, едва выговаривая отъ волненья слова. — А коли не можете, такъ и съ Богомъ! отвѣ- чаетъ Кондратііі ТриФОнычъ, по прежнему глупымъ образомъ уставляя руки но направленію къ двери. Агашенька закрываетъ лицо платкомъ и быстро выбѣгаетъ. Кондрапй ТриФОнычъ остается одинъ и опять принимается за ходьбу. Но онъ чувствуетъ, что у него начинаетъ щемить сердце, онъ чувствуетъ, что къ глазамъ что-то подступаетъ. — .Ладно! это ладно! говоритъ онъ самому еебѣ. — Что «ладно» -то? спрашиваетъ внутренній го- лосъ. — Ну, чортъ съ нею! думаетъ онъ: — поѣду въ Москву и найду себѣ... а вѣдь она, чай, за повара? И опять начинаетъ сосать сердце, и опять начи- наетъ что-то подступать къ глазамъ. — Ваня! позови Агашу! говоритъ онъ словно измѣнившимся голосомъ, просовывая голову въ пе- реднюю. — 228 — Черезъ минуту Ванька возвращается и докла- дываетъ, что Агашка не идетъ. — Да ты поди, ты скажи ей, что я... такъ. Ванька скрывается. — Вы меня спрашивали, Кондратій ТриФОнычъ? раздается въ темнотѣ знакомый голосъ. — Вы за кого же замужъ выходите, Агашень- ка-съ? спрашиваетъ Кондратій ТриФОнычъ. — Я-сь... за повара... за Степана-еъ! — Гм... за Степана! а въ дѣвушкахъ остаться не хотите? — Ужь позвольте мнѣ, Кондратій ТриФОнычъ! — Ну, Богъ съ вами! кто же увасъ посаженымъ отцомъ будетъ9 Агашенька перебираетъ пальцами концы боль- шаго платка, который накинутъ у ней на шею. — Хочешь, я посаженымъ отцомъ буду ? — Ахъ нѣтъ!... нѣтъ... ужь оставьте это, Кон- дратій ТриФОнычъ! — Чтожь, и въ посаженые-то ужь взять не хотите? Агашенька видимо тяготится разговоромъ^она переминается съ ноги на ногу; ей хочется уйти. Кондратію ТриФонычу кажется, что она неблаго- дарная. — Ну, съ Вогомъ! что жь... если я... если я... ну, и съ Богомъ! Кондратій ТриФОнычъ давится, и чтобы скрыть охватившее его волненье, кашляетъ; но въ ту ми- нуту, когда онъ поднимаетъ голову, Агаши ужь нѣтъ — Хоть жить-то у меня останетесь ли? кричитъ — _29 — онъ вслѣдъ и, не получивши отвѣта. ворчитъ: — ишь! даже отвѣта не дает ъ ! а вѣдь я два года еще право имѣю... ладно! Между тѣмъ на дворѣ разыгрывается вьюга* она несетъ цѣлые снопы снѣга съ рѣки и укладываетъ ихъ буграми и грядками около барскаго дома:, она наполняетъ воздухъ какою-то сумятицей и засти- лаетъ огоньки, которые свѣтятся въ людскихъ из- бахъ и въ тихую погоду бываютъ видны изъ го- сподскаго дома; она визжитъ и воетъ; она стучится въ стѣны и въ окна, словно просится со стужи въ тепло. — Нѣтъ тебѣ ни правой, ни лѣвой! нѣтъ тебѣ ни правой, ни лѣвой! слышится Кондратъю ТриФО- нычу въ этомъ заунывномъ голошеньи вьюги. Дѣлать рѣшительно нечего; что было дѣла — все передѣлалъ , что было мыслей — всѣ передумалъ. Часы тоскливо стучатъ: тикъ-такъ, тикъ-такъ, и Кондратій ТриФОнычъ чувствуетъ , какъ взмахи маятника, одинъ за другимъ, уносятъ его надежды. Онъ чувствуетъ, что съ каждой минутой все боль- ше и больше дряхлѣетъ, что дерево жизни подто- чено, что листья одинъ за однимъ все падаютъ, все падаютъ — Что жь это онъ чаю, подлецъ, не даетъ! вскри- киваетъ онъ какъ уязвленный, удостовѣрившись, что часовая стрѣлка стоитъ на половинѣ осьма- го: — Ванька! чаю, чаю-то что жь не даешь? Не стою я что ли? Ванька хочетъ уйти. — 230 — — Нѣтъ, ты лшѣ говори: не стою что ли я чаю, что ты меня до сихъ поръ моришь? — Я думалъ, что не надо! огрызается Ванька. — Ты думалъ! онъ думалъ! милости просимъ! онъ думалъ! а ты знаешь ли, какъ вашего брата за ду- манье-то! онъ думалъ!... ты! ты!... ахъ, ты! Ну, ступай... ладно! Кондратій ТриФонычъ опять пересчитываешь свои обиды: тогда-то иыл:і не стеръ, тогда-то рожу со- строилъ, тогда-то прыснулъ въ самое лицо барину, тогда-то безъ чаю намѣревался оставить. — Агашку взбаламутилъ, говоритъ, онъ инстинк- тивно склоняя голову на бокъ, какъ будто сооб- щаешь это по секрету становому на ухо. Но вотъ и чай выпить* Кондратій ТриФонычъ беретъ засаленныя карты и начинаешь расклады- вать гранъ-пассьянсъ. Онъ гадаетъ, уродится ли у него рожь самъ-десятъ — не выходитъ ; :онъ га- даетъ, останется ли Агаша жить у него — не выхо- дитъ; онъ гадаетъ, избавится ли его имѣніе отъ продажи съ публичнаго торга — не выходитъ. — Нѣтъ тебѣ ни правой, ни лѣвой, нѣтъ тебѣ ни правой, ни лѣвой! злится на дворѣ вьюга. Кондратій ТриФонычъ спитъ; въ комнатѣ жарко и душно; онъ разметался; одна рука свѣсилась съ кровати, другая легла на лѣвую сторону груди, какъ будто хочетъ сдержать учащенное біеніе сердца. Онъ видитъ во снѣ, что послѣдовало какое-то новое распоряженіе. Въ чемъ заключается это распоря- женіе, сонъ не объясняетъ, но самое слово «распо- — 231 — ряженіе» уже вызываетъ капли холоднаго пота на лицо Кондратія ТриФОныча. Онъ стонетъ и захле- бывается. Поутру, часовъ въ восемь, чуть брезжится, аужь его будитъ Ванька. — Что такое? что такое? спрашиваетъ онъ, глядя на Ваньку мутными глазами. — Становой пріѣхалъ ! — А!... ллладно! произноситъ Кондратій ТриФО- нычъ, и лицо его принимаетъ ироническое выраже- ніе, которое очень не нравится Ванькѣ. — Имѣнье описывать иріѣхалъ-съ ! говоритъ Ванька въ самый упоръ, какъ бы желая сразу ока- тить Кондратія ТриФОныча холодной водой. Занавѣсъ опускается. СВЯТОЧНЫЙ РАЗСКАЗЪ. (Изъ ПУТЕВЫХЪ ЗАМѢТОКЪ чиновника). I. Въ 18** году, и именно въ ночь на Рождество Христово, пришлось мнѣ ѣхать по большому ком- мерческому тракту, ведущему отъ города Срывнаго къ Усть-Дёминской пристани. «Завтра, или лучше сказать, даже сегодня, большой праздникъ», думалъ я: «нѣтъ того человѣка въ цѣломъ православномъ мірѣ, который бы на этотъ день не успокоился, и не предался всѣмъ отрадамъ семейнаго очага; нѣтъ той убогой хижины, которая не освѣтилась бы при- вѣтнымъ лучомъ радости } нѣтъ того нищаго, без- домнаго и увѣчнаго, который не испыталъ бы на себѣ благотворное дѣйство великаго праздника ! Я одинъ, горькимъ насильствомъ судьбы, вынужденъ ѣхать въ эту зимнюю, морозную ночь, между тѣмъ — 233 — какъ всѣ мысли такъ естественно и такъ неудержимо стремятся къ теплому углу, ѣхать Богъ вѣсть куда, и Богъ вѣсть зачѣмъ, перестать жить самому и мѣ- шать жить другимъ?» Мысли эти неотступно оса- ждали мою голову и дѣлали положеніе мое, и безъ того непріятное, почти невынос имымъ. Всѣ воспо- минанія дѣтства, съ ихъ безмятежными, озаренными мягкимъ свѣтомъ картинами , всѣ лучшіе часы и даже мгновенія моего прошлаго, какъ нарочно, воз- ставали передо мной самыми симпатическими, лас- кающими своими сторонами. «Какъ было тогда хо- рошо!» отзывался тихій голосъ гдѣ-то далеко, въ са- мой глубинѣ моей души: «и какъ, напротивъ того, все теперь непріятно и безучастно вокругъ!» Кибитка зіежду тѣмъ быстро катилась , одно- образно и мѣрно постукивая передкомъ объ уступы, выбитые копытами возовыхъ лошадей. Дорога узень- кою снѣговой лентой бѣжала все вдаль и вдаль; ко- локольцы, привязанные къ низенькой дугѣ корен- ника, будили оцѣпенѣвшую окрестность то яснымъ и отчетливымъ звономъ, когда лошади бѣжали рысью, то какимъ-то безпорядочнымъ гуломъ , когда онѣ пускались вскачь; по временамъ этотъ звонъ и гулъ смѣшивался съ визгомъ полозьевъ, когда они врѣ- зывались въ полосу рыхлаго снѣга, нанесенную внезапнымъ вихремъ; по временамъ, впереди ки- битки поднималось и нѣсколько мгновеній стояло не- движно въ воздухѣ облако морозной пыли, застилая собой всю окрестность... Горы, рѣчки, овраги — все какъ будто замерло, все сдѣлалось безраз.тпчнымъ подъ пушистою пеленою снѣга. — 234 — «Зачѣмъ я ѣду?» безпрестанно повторяла я самъ себѣ, пожимаясь отъ проникавшаго меня холода: «за тѣмъ ли, чтобы безполезно и произвольно впа- дать въ яіизнь и спокойствіе себѣ подобныхъ? за тѣмъ ли, чтобъ удовлетворить извѣстной потребно- сти времени или общества? за тѣмъ ли, наконецъ, чтобы преследовать свои личныя цѣли?» II разныя странныя, противорѣчивыя мысли, одна за другой отвѣчали мнѣ на этотъ вопросъ. То ду- малось, что вотъ пріѣду я въ указанную мнѣ мѣст- ность , пріючусь, съ горемъ пополамъ, въ курной избѣ, буду по цѣлымъ днямъ шататься, плутать въ непроходимыхъ лѣсахъи искать... «Чегожь искать, однакожь?» мелькнула вдругъ въ головѣ мысль, но, не останавливаясь на этомъ вопросѣ, продолжала прерванную работу. И вотъ я опять среди снѣговъ, среди сувоевъ, среди лѣсной чащи; ;і хлопочу, я выбиваюсь изъ силъ... и наконецъ, мое усердіе, то усердіе, которое все превозмогает!., увѣнчивается полнымъ успѣхомъ. и и получаю возможность на- сладиться плодами моего трудолюбія... въ видѣ трехъ-четырехъ бабъ полу-глухихъ, полу-слѣпыхъ, полу-безногихъ, изъ которыхъ младшей не менѣе семидесяти лѣтъ!.. «Господи! а ну какъ да онѣ про- слышали какъ нибудь?» шепчетъ мнѣ тотъ же враж- дебный голосъ, который, очевидно,' считаетъ обя- занностью всѣ мои мечты отравлять сомнѣніями: «что если Еванѳія... Е-ван-ѳі-я!.. куда нибудь скры- лась?» Но съ другой стороны... зачѣмъ мнѣ Еван- оія? зачѣмъ мнѣ всѣ эти бабы? и кому онѣ н;, жны, кому отъ того убытокъ, что онѣ ушли куда-то въ — 235 — глушь, сложить тамъ свои старыя кости? А все-таки хорошо бы, кабы Еванѳію на мѣстѣ застать!... При- вели бы ее ко мнѣ: «ага, голубушка, тебя-то мнѣ и нужно!» сказалъ бы я. «Позвольте, ваше высоко- благородіе!» шеинулъ бы мнѣ въ это время становой приставъ (тотъ самый, который изловидъ Еванѳію, покуда я сидѣлъ въ курной избѣ и отъ скуки по- свистывалъ): «позвольте-еъ; я дозналъ, что въ та- кой-то мѣстности еще столько-то безногихъ старухъ секретно проживаетъ?» — О, Боже! да это просто подарокъ! восклицаю я (не потому, чтобъ у меня было злое сердце, а просто потому, что я ужь за- рвался въ порывѣ усердія), и снова спѣшу, и зады- хаюсь, и открываю... Господи! что я открываю!... Чтожь, однакожь, изъ этого? къ какому результату ведутъ эти усилія? Къ тому ли, чтобъ перевернуть вверхъ дномъ жизнь десятка полуистлѣвшихъ ста- рухъ?... Нѣтъ, видно, въ самой мыслительной моей способности имѣется какой нибудь порокъ, что я даже не могу найдти нриличнаго отвѣта на во- просъ, безъ того, чтобы снова, дѣйствіемъ какого- то досаднаго волшебства , не возвратиться все къ тому же вопросу, изъ котораго первоначально вы- шелъ. Между тѣмъ, повозка начала все чаще и чаще постукивать передкомъ* полозья, по временамъ ра- скатываясь, скользили по обледѣнелому черепу до- роги; все это составляло несомиѣнный признакъ жила, и дѣйствительно, высунувшись изъ кибитки, я увидѣлъ, что мы въѣхали въ большое село. — 236 — — Ботъ и до мѣста до ѣхали ! молвилъ яміцикъ, поворачиваясь ко мнѣ. Заиндевѣвшая его борода и жалкій бѣлый пони- токъ, составлявши! вмѣстѣ съ дирявымъ ті совер- шенно вытертымъ полушубкомъ, единственную его защиту отъ лютаго мороза, бросились мнѣ въ глаза. Странное ощущеніе испыталъ я въ эту минуту! Хотя и обледенѣлыя бороды и худые бѣлые понитки до того примелькались мнѣ во время моихъ частыхъ скитаній по дорогамъ, что я почти пересталъ обра- щать на нихъ вннманіе, но тутъ я совершенно не- вольнымъ и естественны мъ путемъ поставленъ былъ въ невозможность обойдти ихъ. — Какъ-то придется тебѣ встрѣтить Христовъ праздникъ! подумалъ и, и тутъ же, по какому-то озорному сопряженію идей, прибавилъ: — а я вотъ ѣду въ теплой шубѣ, а не въпониткѣ... ты сидишь на облучкѣ и безпрестанио вскакиваешь, чтобъ попугать кнутомъ переднюю лошадь, а я сижу себѣ развалившись и занимаюсь мечтаніями... ты дол- женъ будешь, какъ пріѣдемъ на станцію, прежде всего лошадей на морозѣ распречь, а я велю ввести себя прямо въ тепло, велю поставить самоваръ, велю напоить себячаемъ, велю собрать походную кровать, и засну сномъ невинныхъ Въ селѣ было пусто; былъ шестой часъ утра, а въ это время, какъ извѣстно, по болыпимъ празд- ник амъ, идетъ уже обѣдня въ тѣхъ селахъ, гдѣ нѣтъ помѣщиковъ, и гдѣ массу прохожанъ состав- ляетъ сѣрый народъ. И дѣйствительно, хотя мы почти мгновенно промчались мимо церкви, но я — 237 — успѣлъ, сквозь отворенную ея дверь, разсмотрѣть, что она полна народомъ, что глубина ея горитъ огнями по праздничному, и что густой паръ стоитъ надъ толпою, одѣвая туманомъ и богомольцевъ и яркоосвѣщенный иконостасъ . Наконецъ, лошади остановились у просторной избы. Это была станція, но не почтовая, гдѣ, хоть съ грѣхомъ пополамъ, путешественникъ можетъ пріютить свою голову, безъ опасенія быть ежеми- нутно встревоженнымъ шумомъ и говоромъ людей, хлопаньемъ дверей и не засыпающею деятельностью дня; это была простая изба, назначенная по отводу для отдыха проѣзжающихъ по казенной надобности чиновниковъ, покуда сбираютъ для нихъ свѣжихъ обывательскихъ лошадей. Сверхъ моего ожидаяія, горница, въ которую меня ввели, оказалась про- сторною, теплою и даже чистою; полъ и вдѣланныя по стѣнамъ лавки были наканунѣ выскоблены и вы- мыты; иередъ образами весело теплилась лампадка; четыреугольный столъ, за которымъ обыкновенно трапезуютъ крестьяне, былъ накрытъ чпстымъ бѣ- лымъ переборомъ, а въ ближайшемъ ко входу углѣ, около огромной русской печи, возилась баба-день- щица, очевидно спѣша окончить свою стряпню къ приходу семейныхъ отъ обѣдни. На одной изъ ла- вокъ, возлѣ передняго угла, сидѣлъ слѣиой и ветхій дѣдушко, въ родѣ тѣхъ, которыми почти Фатали- стически снабжается всякая сколько-нибудь много- численная крестьянская семья, и держалъ въ рукѣ деревянную палку, которою задумчиво чергилъ по полу. Онъ дѣлалъ это дѣло съ необычайнымъ — 238 — терпѣніемъ, какъ-будто оно составляло послѣднюю задачу его жизни, и нащупавъ палкою какую-ни- будь неровность, сердился и ворчал ъ. Пріѣздъ мой не произвелъ, однакожь, оеобеннаго впечатлѣнія, такъ какъ, но случаю отвода избы подъ станцію, хозяева ея скоро свыкаются съ об- щимъ видомъ чиновника, котораго появленіе соста- вляетъ в ь кругу ихъФактъ почти ежедневный. День- щица, которая, по разсмотрѣніи, оказалась молоду- хой, продолжала усердно дѣлать свое дѣло, а дѣ- душко, попрежнему, водилъ палкой по полу и вор- чалъ про себя. На полатяхъ возились и потягива- лись ребятишки. — Далеко отсюда становой живетъ? спросилъ я. — Да верстъ, чай, съ восемь будетъ, отвѣчала деныдица, дѣйствуя въ то же время ухватомъ, ко- торымъ отправляла въ печь горшокъ съ похлебкой. — А ты говори дѣло, а не «чай», вступился мой спутникъ и каммердинеръ Гриша, во всякое другое время очень добрый малый, но теперь сильно озло- бившійся вслѣдствіе мороза и другихъ дорожныхъ непріятностей. — Авотъ мужики придутъ — они тебѣ дѣло и ска- жутъ... ишь больно строгъ: съ бабы спрашиваетъ ! — Эхъ ты! баба такъ баба и есть, отозвался Гриша, но съ такимъ глубокимъ презрѣніемъ, что я сразу созналъ глубокую разницу, существующую между привиллегированнымъ поломъ и непривилле- гированнымъ. — Никакъ кто пришелъ? съ кѣмъ это ты, Та- тьяна, разговариваешь? откликнулся дѣдушко. — 239 — — Становой далеко отсюда живетъ? спросилъ я, обращаясь къ старику. — Ась? — Ишь ты! глухіе да глупые — вотъ и жди отъ нихъ толку! злобно замѣтилъ Гриша. — Варинъ пріѣхалъ... чиновникъ, дѣдушко! кри- чала между тѣмъ Татьяна, наклонясь къ самому уху старика: — спрашиваютъ, далече ли до стано- ваго будетъ? — Да верстъ пятокъ-поболѣ будетъ, прошамкалъ старикъ: — выѣдешъ ты, сударь, за околицу и по- ѣзжай все вправо... тамъ три сосенки такія бу- дутъ... древнія, сударь, еще дѣдушко мой ихъ по- мнилъ — во какія сосны!... Отъ нихъ повертывай прямо направо, будетъ тебѣ тамъ озеро, и поѣзжай ты черезъ него все прямо, все прямо... Лѣтомъ-то, сударь, здѣся-ко не проѣдешь, а надо кругомъ, такъ въ ту-пору, вмѣсто пяти-то верстъ и пятнадцать- поди будетъ!... Ну, а за озеромъ, прямо и предста- вится тебѣ господинъ становой... такъ-то. — Такъ нельзя ли лошадей поскорѣй заложить ? спросилъ я. — А у насъ и робятъ-то никого нѣтъ, всѣ въ церкву ушли, отвѣчала молодуха: — видно, ужь тебѣ, баринъ, обоядать придется! — Дѣдушка! какъ бы лошадей заложить? снова спросилъ я, наклоняясь къ дѣдушкѣ.. — х\ что-жь, сударь, для-че не заложить! кони нонѣ дома, мигомъ заложатъ! Татьяна, сбѣгай по- мужа-то, скажи, молъ, чиновникъ наѣхалъ! Но покуда Татьяна сбиралась , семейные ужь 240 возвратились пзъ церкви и гурьбой ввалились въ избу. Прежде всѣхъ, какъ водится, влетѣлъ никѣмъ не прошенный клубъ морознаго воздуха и мигомъ наполнил» комнату бѣлесоватымъ туманомъ • за еимъ вошелъ старшій сынъ дѣдушки, мужичекъ лѣтъ пятидесяти слишкомъ, очень сановитой и бод- рой наружности, одѣтып. по праздничному, въ си- нюю сибирку. — Съ праздникомъ, батюшка! сказалъ он ъ, ио- молившись напередъ образамъ : — Вогъ милости прислалъ! — Ну, слава Богу, слава Богу! прошамкалъ ста- рнкь, привставая съ лавки: — вотъ и опять мы съ праздникомъ! Съ вами что ли некрутъ-то? — Здѣсь, дѣдушко, будь здоровъ! молвил ъ, вы- ступая впередъ, молодой парень. Я вспомнилъ, что, по случаю военныхъ обстоя- тельству объявленъ былъ въ то время чрезвычай- ный набор ъ, и невольно иолюбоиытствовалъ взгля- нуть на рекрута. Физіопомія его была чрезвычайно симпатична: хотя гладко выстриженные волосы нѣ- сколько портили его лицо, тѣмъ не менѣе общее его выраженіе было весьма пріятно; то было одно изъ тѣхъ мягкихъ, полу-стыдливыхъ, полу-застѣичи- выхъ выраженій, который составляютъ почти об- щую принадлежность нашего народи аго типа. Смир- но стоялъ онъ нередъ старикомъ дѣдушкой въ своемъ коротенькомъ рекрутскомъ полушубкѣ , засунувъ руку за пазуху и слегка понуривъ голову- въ голу- быхъ его глазахъ не видно было огня строптивости или затаеннаго чувства ропота; напротивъ того, — 241 — вся его любящая, безпредѣльно кроткая душа све- тилась въ этомъ задумчивомъ и разсѣянно-блуждав- шемъ взорѣ, какъ бы свидѣтельствуя о его вѣчной и беспрекословной готовности идти всюду, куда ука- жетъ судьба. — Ну, дай Богъ здоровья начальниками. . отпу- стили тебя, Петруня... и насъ сдѣлали съ праздни- комъ! сказа. іъ старикъ. Покуда старикъ говорилъ, сзади, у печки, по- слышались сначала вздохи, а потом ь и довольно громкія всхлипыванья. Петруня какъ-тоболѣзненно весь сжался, услышавъ ихъ. — Ну, вотъ пошла баба голосить! уйми ты ее, Иванъ! обратился старикъ къ старшему сыну: — нёшто лучше бы было, кабы не отпустили сына- то... такъ ты бы радовалась, не-чѣмъ горевать! — Такъ неужтожь и пожалѣть нельзя! отозвалась изъ угла баба:— собирались нонѣ женить въ мясоѣдъ парня, анъ, замѣстъ-того, вонь онъ кудаугодилъ... и не чаяли! Петруня, казалось, еще болѣе сжался при по- слѣднихъ словахъ матери. — Ничего, съ Вогомъ... не на грѣхъ идетъ! чай, еще не сколько мученья-то принялъ, Петруня? спро- сил ь дѣдушка. — Мученьевъ, дѣдушко, нѣтъ, а вотъ унтеръ сказывалъ, что черезъ десять день въ иоходъ идти велѣно, отвѣчалъ Петруня тихо и дрожащимь го- лосомъ. — Ну что жь, и въ иоходъ пойдешь, коли ведѣ- но! Да ты слушай, голова! и я вѣдь молоденекъ 16 — 242 — бывалъ, тоже чуть-чуть въ некруты въ ту-пору не угодилъ... ужь и что хлопотъ-то у насъ въ тѣ поры съ батюшкой вышло! — То-то «чуть-чуть!» въ еердцахъ ворчала мать: — вотъ не сдали же, а тутъ какъ есть одинъ сынъ, да п тотъ не въ домъ, а изъ дому вонъ бѣжитъ! - А кто жь тсбѣ не велѣлъ другаго припасти! сказа. іъ дѣдушка полушутливо, полудосадливо : — то-то вотъ баба: замѣстъ-того, чтобъ нотѣшить сы- ночка о праздмкѣ, а она еще пуще его въ разстрой приводить! Ты пойми, глупая, что онъ у тебя въ гостяхъ здѣсь! Вотъ ужо вели коней въ саночки за- пречь... погуляй покуда, Петруня, съ робятками-то, погуляй, милой! ІІванъ, однако, не принимал!» никакого участія въ разговорѣ. ( )нъ спокойно раздавался въ это вре- мя и вмѣстѣ съ гѣмъ дѣлалъ обычныя распоряже- нія по дому. Но это равнодушіе было только кажу- щееся, а въ сущности, онъ не менѣе жены печалился участью сына. Вообще, нашего крестьянина трудно чѣмъ-нибудь расшевелить, удивить или душевно растрогать. Ежеминутно имѣя прямое отношеніе лишь къ самой незамысловатой и неизукрашенной действительности, ежеминутно встрѣчая лицомъ къ лицу свою насущную жизнь, которая часто пред- ставляете для него одну безконечную невзгоду, и во всякомъ случаѣ, многаго никогда ему не даетъ, онъ привыкаетъ смѣло смотрѣть въ глаза этой су- ровой мачихѣ, которая, по временамъ, еще осмѣ- ливается заговаривать льстивыми голосами и назы- вать себя родною матерью. Поэтому, всякая потеря, — 243 — всякая неудача , всякое безвременье состав.! л ютъ для крестьянина такой простой Фактъ, передъ ко- торымъ нечего и задумываться, а только слѣдуетъ терпѣливо и бодро снести. Даже смерть наиболѣе любимаго и почитаемаго лица не подавляетъ его и не производитъ особеннаго переполоха въ душѣ- мало того: я не одинъ разъ видалъ на своемъ вѣку умирающихъ крестьянъ, и всегда (кромѣ , впро- чемъ, очень молодыхъ парней, которымъ труднѣе было разставаться съ жизнью) замѣчалъ въ нихъ какое-то твердое и вмѣстѣ съ тѣмъ почти младен- ческое спокойствіе, которое многіе, конечно, не за- труднились бы назвать геройствомъ, еслибъ оно не выражалось столь просто и неизысканно. Всѣ страданія, всѣ душевныя тревоги крестьянинъ при- выкъ сосредоточивать въ самомъ себѣ, и если изъ этого правила имѣются исключенія, то они состав- ляютъ предметъ хотя добродушныхъ, но всегда об- щихъ насмѣшекъ. Такихъ людей называютъ ню- нями, бабами, стрекозами, и никогда разсудливый мужикъ не станетъ говорить съ ними объ дѣлѣ. Правда, дрогнетъ иногда у крестьянина голосъ, если обстоятельства ужь слишкомъ круто поверну тъ его, измѣнится и какъ-будто перекосится на мигъ лицо, насупятся брови — и только; но жалоба, суетли- вость и базплодное аханье никогда не найдутъ мѣ- ста въ его груди. Повторяю: невзгода представ- ляется для крестьянина столь обычнымъ Фактомъ, что онъ не только не обороняется отъ него, но даже и не готовится къ принятію удара, ибо и безъ того всегда къ нему готовъ. Всю чувствительность, всѣ — 244 — жалобы онъ, кажется, предоставилъ въ удѣлъ ба- бамъ, которыя и въ крестьянскомъ быту, какъ и вездѣ, по самой природѣ, болѣе склонны представ- лять себѣ жизнь въ розовомъ цвѣтѣ и потому не такъ легко примиряются съ ея неудачами. — Рекрутъ что ли у васъ? спросилъ я Ивана . — Рекрутъ, сударь, сыномъ мнѣ-ка приходится. — А велика у васъ семья? — Семья,, нечего Бога гнѣвить, большая; четве- ро насъ братовей, сударь, да дѣтки, въ законъ еще не вышли... вотъ Петрунька одинъ и вышелъ... — Тяжело, чай, разставаться-то? Иванъ съ изумленіемъ взглянулъ на меня, и я, не безъ внутреннон досады, долженъ былъ сознаться, что сдѣланный мною вопросъ совершенно праздный и ни къ чему не ведущій. — Божья власть, сударь! отвѣчалъ онъ, и обра- щаясь къ старику прибавилъ: — обѣдать что ли со- бирать, батюшка? -г- Вели сбирать, Ивану шко, пора! чай, и свѣтъ скоро будетъ!... Да за конями-то пошли что ли? — Давно Васютку услалъ, приведу тъ сейчасъ. Петруня между тѣмъ незамѣтно скрылся за дверь. Не смотря на то, что изба была довольно простор- ная, воздухъ въ ней, отъ множества собравшагося народа, былъ до того спертъ, что непривычному трудно было дышать въ немъ. Еромѣ сыновей ста- раго дѣдушки съ ихъ женами, тутъ находилось еще цѣлое поколѣніе подростковъ и малолѣтковъ, кото- рые немилосердно возились и болтали, походя пич- кая себя хлѣбомъ и сдобными лепешками» — 24Г, — — Кто-то вотъ ласъ кормить на старости лѣтъ будетъ? промолвила, между тѣмъ, хозяйка Ивана, по прежнему стоя въ углу и пригорюнившись. — Чай, братовья тоже есть, семья не маленькая! отвѣчалъ дѣдушка, съ трудомъ скрывая досаду. — Да, дожидайся, пока они накормятъ... чай, по тѣхъ поръ ихъ и видѣли, поколь ты живъ. — Не дѣло, Марья, говоришь! замѣтилъ второй братъ Ивана. — Ее не переслушаешь! отозвался третій братъ. Окончанія разговора я не дослушалъ, потому что не могъ долѣе выносить этого спертато, насыщен - наго парами разныхъ похлебокъ воздуха, и вышелъ въсѣнцы. Тамъ было совершенно темно. Глухо до- носились до меня и голоса ямщиковъ, суетившихся около повозки, и дребезжащее позвякиваніе коло- колъцовъ, накрѣико привязанныхъ къ дугѣ, и еще какіе-то смутные звуки, которые непремѣнио услы- шишь на каждомъ крастьянскомъдворѣ, гдѣ хозяинъ живетъ мало-мальски запасливо. — Какъ же быть-то? сказалъ неподалеку отъ меня милый и чрезвычайно мягкій женскій голосъ. — Какъ быть! новторилъ, иовидимому, совершен- но безсознательно другой голось, который я скоро призналъ за голосъ Петруни. — Скоро, чай, и сряжаться станете? снова началъ женскій голосъ послѣ непродолжительнагомолчанія. Петруня не промолвилъ ни слова и только вздох- нулъ. — Портяночки-то у тебя теилыя есть ли? вновь заговорилъ женскій голосъ. — 246 — — Есть. — Ахъ, не близкая, чай, дорога! Снова наступило молчаніе, въ продолженіе кото- раго я слышалъ только учащенные вздохи разгова- ривающихъ. — Ужь и какъ тяжко-то мнѣ, Петруня, кабы ты только зналъ! сказалъ женскій голосъ. — Чего тяжко! чай, замужъ выдешь! молвилъ Петруня дрожащимъ голосомъ. — А что станешь дѣлать... и выду! — То-то... чай, застараго... за вдовца дѣтнаго... — За стараго-то лучше бы... по крайности, хоть любить бы не стала, Петруня! — А молодаго, небось, полюбила бы!... То-то вотъ вы: потоль у васъ и милъ, поколь въ глазахъ! сказалъ Петруня, котораго загодя мучила ревность. — Ой, ужь не говори ты лучше!., умерла бы я, не-чѣмъ съ тобой разставаться — вотъ сколь мнѣ тебя жалко! — А меня, небось, въ страженіяхъ убыотъ, поку- да ты здѣсь замужъ выходить будешь!., дѣтей, чай, народишь!., вотъ унтеръ намеднись сказывалъ, что въ страженьи какъ есть ни одинъ человѣкъ цѣлъ не будетъ — всѣхъ побьютъ! Вмѣсто отвѣта, мнѣ послышались тихія, словно дѣтскія всхлипыванья. — Ну чтожь, и пущай бьютъ! продолжалъ Пет- руня, находя какое-то горькое удовольствіе въ страд аніяхъ своей собесѣдницы. Всхлипыванья послышались горче прежняго. — Ахъ, пропадай моя голова... хочешь сбѣгу, — 247 — Мавру ша? внезапно спросилъ Петру ня. — Что ты, что ты, Петруня! чтожь это будетъ! отвѣчала Мавруша голосомъ, въ которомъ слышался испугъ. — Убѣгу да и все тутъ, продолжалъ Петруня: — уйду въ лѣса къ старцамъ... ищи, лови тогда! — Стариковъ-то твоихъ, чай, въ ту-пору такъ и засудятъ! робко замѣтила Мавруша. Петруня молчалъ. — Въ разоренье-поди приведутъ ? продолжала Мавруша, какъ бы разсуждая сама съ собой. Тоже молчаніе. — Нѣтъ, ты ужь лучше, не бѣгай, Петруня! какъ- нибудь, Богъ дастъ, и свидимся! — То-то «свидимся!» замужъ, чай, хочется, а не «свидимся!» Ты бы напрямки такъ и говори- ла... а то «свидимся!»... Такъ бѣжать что ли? — Куда жь бѣжать? коли для меня ты хочешь бѣжать, такъ я за тобой вѣдь бѣжать не могу! Петруня заплакалъ. — Петруня! желанный ты мой! прошептала Ма- вруша. Петруня заплакалъ пуще прежняго. — Охъ, да хоть бы не плакалъ ты! сказала Ма- вруша какимъ-то утомленнымъ, замученнымъ го- лосомъ . — Вотъ каково дѣло, что и пособить нечѣмъ! го- ворилъ Петруня, обрываясь почти на каждомъ сло- вѣ: — куда я теперь дѣнусь! Охъ, да подумай же ты, Мавруша, какъ бы намгь хорошо-то было!... жили бы мы теперь съ тобой.... и мясоѣдъ вотъ на — 248 — дворѣ... II все-то вѣдь прахомъ пошло... точно ни- чего и не было! Намеднись вотъ унтеръ сказывалъ, верстъ тысячи за двѣ поведутъ... такъ когда же тутъ свидѣться! — Петруня! гдѣ же ты запропалъ! раздался сзади меня голосъ женщины. — Здѣсь: обѣдать что ли? откликнулся Петруня. — Обѣдать дѣдушко зоветъ. — Сейчасъ. Прощай, Мавруша! нонѣ къ ночи надо опять вт, городъ ѣхать... прощай! можетъ, ужь и не свидимся! — Развѣ на село-то не пойдете съ партіей? хошь бы посмотрѣла я на тебя! — Нѣтъ, по почтовой пойдемъ; вотъ развѣ что: ужо дѣдушка коней посулилъ... погуляемъ что ли? — Не пустят ъ, Петруня, тихо отвѣчала Мавру- ша: — а ужь какъ бы не погулять! Старики-то нонѣ у меня больно зорки стали: поди, и теперь, чай, ищутъ меня! — Ну, такъ инъ Вогъ съ тобой, прощай же, Ма- вруша. Голоса стихли, но Петруня нѣсколько времени еще не проходилъ въ избу; минуты съ двѣ слыша- лись мнѣ и глубокіе вздохи, и неясный шопотъ, прерываемый рыданіями, и стало мнѣ самому такъ обидно, тяжко и больно, какъ-будто внезапно ли- шили меня всего, что было дорого моему сердцу. «Вотъ, думалъя, простая, кажется, съ виду штука, а поди-ко переживи ее!» й должно сознаться, что до тѣхъ поръ никогда эта мысль не заходила мнѣ въ голову. — 249 — — Иди что ли! снова раздался сзади меня голосъ деныцицы. — Иду, 'иду! отвѣчалъ Иетруня! — прощай, Ма- вру ша! продолжалъ онъ какимъ-то гортаннымъ, за- дыхающимся голосомъ: — прощай же, касатка! И вслѣдъ за тѣмъ онъ бѣгомъ взбѣжалъ на лѣст- ницу и направился быстрыми шагами въ избу. Когда- я, черезъ четверть часа, снова вошелъ въ избу, вся семья обѣдала, но общій ея видъ былъ не радошенъ. Какое-то принужденіе носилось надъ ней, и хотя дѣдушка старался завести обычную бе- седу, но усилія его не имѣли успѣха. Иванъ мол- чалъ и смотрѣлъ угрюмо; Марья потихоньку всхли- пывала; ГІетруня сидѣлъ съ заплаканными глазами и ничего не ѣлъ; ирочіе члены семьи, хотя* и менѣе заинтересованные въ этомъ дѣлѣ, невольно слѣдо- вали, однакожь, за общимъ настроеніемъ чуветвъ; даже малолѣтки, обыкновенно столь неугомонные, какъ-то притихли и сжались. Однимъ словомъ, тутъ только и было празднична го, что кушанья, кото- рыхъ было перемѣнъ шесть и которыя однообразно слѣдовали одно за другимъ, ни въ комъ не возбуж- дая веселья. Я тоже невольно задумался, глядя на эту семью... и о чемъ задумался? «Что-то дѣлается, думалъ я, въ томъ далекомъ- далекомъ городѣ, который, какъ червь неусыпаю- щій, никогда не знаетъ ни усталости, ни покоя? Радуются ли, нѣтъ ли тамъ Божьему празднику? и кто радуется? и какъ радуется? Не подпалъ ли тамъ праздникъ подъ общее, тлетворное владычество про- стой обрядности, безъ всякаго внутренняго смысла? — 250 — не сдѣлался ли онъ тамъ днемъ, къ которому ладо особеннымъ образомъ искривить ротъ въ видѣ улыб- ки, къ которому надо накупить много конФетъ, много нарядовъ, въ который, по условному обычаю, слѣ- дустъ призвать въ гостиную дѣтей, съ тѣмъ чтобы вдоволь натѣшиться ихъ благоприличными манера- ми и за тѣмъ вновь отослать ихъ въ дѣтскую, счи- тан всѣ обязанности въ отношеніи къ нимъ уже исполненными до слѣдующаго праздника? Сохра- нилъ ли тамъ праздникъ свое христіанское, брат- ское значеніе, въ силу которап» сама собой обнов- ляется душа человѣка, сами собой отверзаются его объятія, само собой раскрывается его сердце? Вѣдь праздникъ есть такая же потребность человѣческой жизни, какъ радость — потребность человѣческаго сердца: это потребность успокоенія и отдыха, по- требность хоть на время сбросить съ себя тяжесть жизненныхъ узъ, съ тѣмъ чтобы безусловно пре- , даться одному ликованью!». И передо мной незамѣтно раскрылся знакомый рядъ картинъ. свидѣтелей моего прошедшаго, кар- тинъ, въ которыхъ много было движенія, много суеты, много даже какихъ-то неясныхъ очертаній и смутныхъ намековъ на жизнь, радость и наслаж- деніе... Но была ли это радость дѣйствительная, было ли это то чистое наслажденіе, которое не остав- ляетъ послѣ себя въ сердцѣ никакого осадка горечи? Вотъ онъ, этотъ громадный городъ, въ которомъ воздухъ кажется спертымъ отъ множества люд- скихъ дыханій, вотъ онъ, городъ скорбей и никогда неудовлетворяемыхъ желаній , городъ желчны хъ — 251 — честолюбій и ревнивых ъ, завистливыхъ надеждъ, го- родъ гнусно-искривленныхъ улыбокъ и зараждаю- щихъ воздухъ иризнательностей! Какъ волшебенъ онъ теперь при свѣтѣ своихъ милліоновъ огней, ка- кая страшная струя смерти совершаетъ свой без- конечный, разъѣдающій оборотъ среди этого вѣч- наго тумана, среди міазмовъ, безпощадно врываю- щихся со всѣхъ сторонъ! Сколько мученій, сколько никѣмъ незнаемыхъ и никѣмъ нераздѣленныхъ надеждъ, сколько горькихъ разочарованій, и вновь надеждъ и вновь разочарованій! «Господи! надо же было надъ Иетруней такой бѣдѣ стрястись! Кабы не это, сидѣлъ бы онъ здѣсь беззаботный и радостный; весело бесѣдовало бы те- перь за трапезой честное потомство слѣпенькаго дѣдушки... и надо же было слѣному случаю нройдти безиощаднымъ своимъ плугомъ по этому прекрас- ному зеленому лугу, чтобы взбуровить его ровную поверхность и исполосать ее черными безобразными бороздами!» Размышленія эти были прерваны докладомъ о томъ, что лошади готовы. Горько мнѣ было садить- ся одному въ сани, горько было разставаться съ людьми , особливо въ этотъ праздникъ , когда, и вслѣдствіе воспоминаній прошедшаго, и вслѣдствіе всего склада жизни, необходимость общества людей какъ-то особенно живо чувствуется. Казалось бы, что общаго между мной и этою случайно встречен- ною мной семьей, какое тайное звено можетъ соеди- нить насъ другъ съ другомъ? и между тѣмъ я не- сомненно сознавалъ присутствие этой связи , я 52 несомнѣнно ощущалъ. что въ сердцѣ моемъ таится невидимая, но горячая струя, которая, безъ вѣдома для меня самого , пріобщаетъ меня къ первона- чальнымь и вѣчно-бьющтгь источникамъ народной жизни. 11. На дворѣ было еще темно, хотя евѣтъ, очевидно, готовилбя уже вступить въ права свои* морозъ сде- лался какъ-будто еще лютѣе прежняго; крѣпкій вер- ховой вѣтеръ сильно буровилъ здѣсь и тамъ снѣж- ную равнину, и иоднявъ цѣлые столбы сиѣга, на- правлялъ свой путь далѣе, съ тѣмъ чтобы опять черезъ минуту вернуться, и поднявъ новые снѣж- ные столбы, опять нестись куда-то далеко-далеко. Холодъ и вѣтеръ тѣмъ болѣе были для меня ощу- тительны, что я ѣхалъ въ открытыхъ саняхъ, по- тому что долженъ быль, послѣ необходимыхъ объ- ясненій съ становымъ приставомъ, опять вернуть- ся на станцію, гдѣ, вслѣдствіе всѣхъ этихъ сообра- жеяій, я и заблагоразсудилъ оставить свою повозку. Вотъ и тѣ три сосенки, о которыхъ толковалъ мнѣ старикъ; сквозь мутное облако частаго, тон- каго снѣга я видѣлъ только очертанія ихъ, но, вѣ- роятно, душа моя была слишкомъ особеннымъ обра- зомъ настроена, что за плавнымъ покачиваніемъ широкихъ ихъ вершинь, мнѣ именно слышалось, будто онѣ жалуются и говорятъ о томъ, какъ надоѣ- ла имъ эта долгая, почти безконечная жизнь, какъ устали онѣ отъ этихъ отвсюду вторгающихся вѣт- ровъ , которые безпрепятственно и безнаказанно — 253 — оекорбляютъ ихъ, то обламывая самые крѣпкіе их ь побѣги, то разбрасывая мохнатыя ихъ вѣтви въ ка- кой-то тоскливой безпорядочности. Вотъ и озеро, которое подало мнѣ о себѣ вѣсть особенностью зву- ка, издаваемаго копытами лошадей, и вешками, ко- торыя часто натыканы здѣсь по обѣимъ сторонамъ дороги... Я глянулъ въ даль, и не знаю почему, тамъ, на самомъ концѣ ея, представился мнѣ стано- вой приставь, въ видѣ страшнаго, лохматаго чудо- вища, съ семью головами, съ длинными желѣзными когтями и долгимъ огненнымъ языкомъ. И такъ ясно и отчетливо мелькало передо мной это стран- ное и къ счастью совершенно невѣроятное видѣніе, что мнѣ стало жутко, и я поспѣшилъ плотнѣе за- кутаться въ шубу, чтобъ не видать его кривляній. Черезъ полчаса я въѣзжалъ въ огромное торго- вое село, въ которомъ было много домовъ совершен- но городской постройки. Въ одномъ изъ нихъ по- мещалась квартира становаго пристава, и я еще издали могъ налюбоваться на множество огней, ко- торые, очевидно, были зажжены на дѣтской елкѣ. Огни горѣли весело, и проходя сквозь ооледенвлыя стекла оконъ, принимали самые изменчивые и раз- нообразные іівѣта. Становой , или, какъ его обыкновенно зовутъ крестьяне, «баринъ», былъ дома. Звали его Ермо- лаемъ Петровичемъ, по Фамиліи Вондыревымъ; по наружности же былъ онъ мущина дюжій, и вслѣд- ствіе того постоянно отдувался и дышалъ тяже- ло, словно запаленная лошадь. Лицо его, пухлое и отеклое, было покрыто слоемъ жирнаго вещества, — 254 — который придавалъ его кожѣлоскъ почти зеркальный; огромная его лысина, по общему отзыву соелужив- цевъ, имѣла свойство испускать изъ себя облако тумана въ слѣдующихъ двухъ случаяхъ: во время губернаторской ревизіи, когда, какъ извѣстно, сер- дечныя движенія въ уѣздномъ чиновникѣ дѣлаются особенно сильны и остры, и по выпитіи двадцать пятой рюмки очищенной. Голосъ у него былъ силь- ный густой басъ, сопровождаемый легкою хрипо- той, и выходиль изъ гортани какъ бы коломъ. Къ величайшему моему удивленію, это несоразмѣрное преобладаніе матеріп ни мало не тяготило его; во- обще онъ былъ на службѣ легокъ какъ пухъ, и ког- да исполненіе служебных;» обязанностей требовало съ его стороны уже слишкомъ усиленной дѣятель- ности, то вся его досада проявлялась въ томъ только, что онъ пыхтѣлъ и ругался пуще обыкновеннаго. Впрочемъ, онъ былъ, въ сущности , малый до- бродушный, и когда прпнималъ благодарность, то всегда говорилъ спасибо, и этимъ весьма льстилъ самолюбію доброхотныхъ дателей. — Милости просимъ побесѣдовать въ комнату, ваше высокоблагородіе ! сказалъ онъ , встрѣтивъ меня въ прихожей: — у меня ныньче. праздникъ, дѣтки вотъ развозились — — А мнѣ надо бы скорѣе ѣхать, отвѣчалъ я не совсѣмъ впопадъ, все еще находясь подъ вліяніемъ лохматато чудовища. — Что же та,къ-съ? часомъ раньше, часомъ поз- же — дѣло не волкъ, въ лѣсъ не уйдетъ-съ. За одно ужь у насъ покушаете, а послѣ обѣда и въ путь-съ. — 255 — ЛІнѣ вѣдь тоже съ вами надо будетъ отправляться, такъ если сейчасъ же и ѣхать, не будетъ ли ужь очень это обидно? Вѣдь праздникъ-съ.... Я остался, и отчасти былъ даже доволенъ этой задержкой, потому что очень усталъ съ дороги. Въ комнатѣ. въ которую ввелъ меня Бондыревъ, было все его семейство и сверхъ того еще нѣсколько по- стороннихъ лицъ, съ которыми онъ однакожь не заблагоразсудилъ меня познакомить. Онъ только указалъ мнѣ рукой на дѣтей, еказавъ: «а вотъ и потроха мои! » и затѣмъ насильственно усадилъ меня на диванъ. Изъ семейныхъ были тутъ: жена Ёрмо- лая Петровича, бабочка лѣтъ двадцати пяти, кото- рая была бы недурна собой, еслибъ не такъ усерд- но мазалась свинцовыми бѣлилами и не носила столь туго накрахмаленныхъ юбокъ* мать ея, худенькая, повязанная платкомъ старуха съ ФІолетовымъ но- сомъ, которую Бондыревъ, неизвѣстно почему, ве- личалъ вашимъ превосходительствомъ, и четверо дѣтей, которыя основательностью своего тѣлосложе- нія напоминали Ермолая Петровича, и чуть ли даже, подобно ему, не похрипывали. — Не угодно ли чаю съ дороги? спросила меня жена. — Что чай! вотъ мы его высокоблагородіе водоч- кой попросимъ ! отозвался Бондыревъ: — я, ваше высокоблагородіе, этой китайской травы въ ротъ не беру — оттого и здоровъ-съ. — Вы изъ «губерніи» изволите ѣхать? обрати- лась ко мнѣ старуха-теща. — Да, я недавно оттуда. — 25Н — — Такъ-съ. А какъ, а думаю, тамь теперича хорошо должно быть! Предсѣдательствующіе, по случаю праздника, въ соборѣ въ мундирахъ етоятъ... еамъ генералъ, чай, насупившись — Ну, пошла, ваше превосходительство, огородъ городить! замѣтидъ Бондыревъ : — ну, скажите на малость, зачѣмъ генералу насупившись стоять! чан, для праздника-то Христова и имъ бровки свои пораздвинуть можно! — Ахъ, батюшка мой! насупившись стоить по топ причинѣ, что озабоченъ очень!., обуза вѣдь не .маленькая! — А по мнѣ, такъ всего лучше пѣвчіе... это вос- хитительно! вступилась жена: — при слабости нервгь даже слушать почти невозможно! — Нѣтъ, вотъ па моей памяти бывали въ еоборѣ пѣвчіе — такъ это именно, что всѣхъ въ слезы при- водили! перебила теша : ужь на что былъ въ ту-иору губернатор!, суровый человѣкъ, а и тотъ воздержаться нпкакъ не въ силахъ былъ! Особливо былъ ту гі, одинъ черноватенькій: запоетъ, бывало, сначала тихонько-тихонько , а потомъ и перели- вается, и переливается... даже словно журчитъ весь! Авдотья Степановна, втораго діакона жена, сказывала, что ему по два дня ѣсть ничего не давы- вали, чтобъ голосъ чище былъ! — Вотъ расироклятая-то жизнь! молвилъ Ермолай Петровичъ, подмигну въ мнѣ глазомъ, и потомъ, об- ращаясь къ тещѣ, прибавилъ: — а какъ посмотрю я на ваше превосходительство, такъ все-то у васъ однѣ глупости да малодушества на умѣ. — 257 — Но ея превосходительство, должно-быть, ужь при- выкла къ иодобнымъ апостроФамъ, потому что, ни- мало не конфузясь, продолжала: — Ужь я, бывало, такъ и не дышу, словно ту- манъ у меня въ глазахъ, какъ онн-это выводить-то зачнутъ! Да, такой ужь у меня характеръ: коли пе- редъ глазами у меня что-нибудь божественное, такъ я, можно сказать, сама себя не помню... такъ это все тамъ и колышется! Мадамъ Бондырева глубоко и сосредоточенно вздохнула. — Да, въ деревнѣ ничего этого не увидишь! ска- зала она. — Гдѣ увидать! одни выходы у его превосходи- тельства чего стоятъ! Всѣ чиновники, бывало, въ мундирахъ стоятъ, и каждому его превосходитель- ство свой репримандъ сдѣлаетъ! И пойдутъ-это по- томъ каѵкный день закуски да обѣды — однѣхъ сви- ней для колбасъ сколько въ батальонѣ, при солдат- ской кухнѣ, откармливали! — Ну, это-то заведенье и доднесь, пожалуй, оста- лось — скорбѣть объ этомъ нечего! Флегматически объяснилъ Ермолай Петровичъ. — А что, ваше вы- сокоблагородье, не угодно ли будетъ повторить отъ скуки? Водка у насъ, осмѣлюсь вамъ доложить, от- личная: сразу, что называется, ожжетъ, а потомъ и ігоГідеть ползкомъ по веѣмъ еуставчикамъ... каждый изноетъ-съ! — Вотъ у моего покойника, снова обратилась ко мнѣ теіца, — хорошу водку на столъ подавали. Онъ 17 — 258 — только и говоритъ, бывало: лучше ничѣмъ меня от- купщикъ не почти, а водкой почти! — Ну, это опять неосновательно, замѣтилъ Бон- дыревъ: — пословица гласить: пей, да ума не про- пей — стало-быть, зачѣмъ же я изъ-за водки другія статья буду неглижировать? — Да вѣдь и онъ, сударь, не неглижировалі/, а такъ только къ слову это говаривалъ. Онъ водку- то черезъ кубъ, для крѣиости, переганивалъ... — Ну, а ваши какъ дѣла? спросилъя Бондырева. — Слава Богу, ваше выеокоблагородіе,слава Богу! дай Богъ здоровья добрымъ начальниками мило- стями не оетавляіютъ нынѣ вотъ подъ судъ от- дали! — Какъ-такъ? — Дапросто-съ. Чтой-то, ужь ваше высокоблаго- родіс. будто и не знаете! чай. ивы тутъ ручку при- ложили! — Въ первый разъ слышу. — Чтожь-съ, и тутъ мудренаго нѣтъ! извѣстно, не читать же вашимъ высокоблагородіямъ всего, что подписывать изволите! — Скажите, по крайней мѣрѣ, за что вы отданы подъ судъ? — А неизвѣстно-съ. Оно , конечно , довольно тутъ на справку вывели, и жизнь-то кажется на- изнанку всю выворотили... однѣхъ неисполнитель- ностей штукъ до полсотни подыскали — даже поди- вился я, откуда весь этотъ соръ выгребли. — Да-съ* тяжеленька-таки наша служба; губернское-то прав- леніе не то чтобы, какъ мать, по родительски тебѣ ' — 259 — спустило, а пуще считаетъ тебя, какъ бы сказать. за подкидыша: ты-дескать, такой сякой, все за-разъ сдѣлать должонъ! — По пословицѣ, Ермолай Петровичъ, по посло- вицѣ! «Свекровь снохѣ говорила: сношенька, бу- детъ молоть; отдохни — потолки!» Послѣднія слова произнесъ неизвѣстный мнѣ ста- рикъ, стоявшій до сихъ поръ въ углу и не прини- мав шій никакого участія въ разговорѣ. По всему было видно, что этотъ новый собесѣдникъ принад- лежала къ числу тѣхъ жалкихъ жертвъ провинціаль- наго' бюрократизма, которыя преждевременно утра- чиваютъ душевныя свои силы, вслѣдствіе неумѣрен- наго употребленія водки, и за тѣмъ на всю жизнь дѣлаются неспособными ни къ какому дѣлу или за- нятію, требующему умственныхъ соображеній. Онъ былъ одѣтъ въ вицъ-мундріръ стариннаго покроя съ узенькихлш Фалдочками и до. такой степени порыже- лый, что даже самый опытный глазъ не могъ бы угадать здѣсь признаковъ первобытнаго зеленаго цвѣта. Но всего замѣчательнѣе въ этомъ человѣкѣ былъ необыкновенный, грибовидный его носъ, на ко- торомъ, какъ на палитрѣ, сочетавались всѣ возмож- ные цвѣта, начиная отъ чисто-тѣлеснаго и кончая самымъ темнымъ яхонтовымъ. Носъ этотъ, какъ по- слѣ оказалось, былъ источникомъгорькихъ несчастій и глубокихъ разочарованій для своего обладателя. — Это жаль однакожь , сказалъ я Бондыреву, ощущая невольное угрызеніе совѣсти при видѣ че- ловѣка. котораго погибели я самъ нѣкоторымъ обра- зомъ содѣйствовалъ. — 260 — — Ничего, каше выеокоблагородіе! мы нъ уго- яовнбй-то словно въ банькь выпаримся... еще бод- рей послѣ того будемъ! — Это истинно такъ! пояснить обладатель носа. — А что, видно, и тебѣ горловину-то прочистить хочется? обратился къ нему Бондыревъ. — Ваше высокоблагородье! позвольте представить! Егоръ Навловъ Абесса ломовъ, служитъ у меня въ вольно- наемных ь; проку-то отъ него, признаться, мало, такъ больше вотъ для забавы, для домашнихъ-съ держу... Театровъу насънѣтъ, такъ, по крайности, хоть онъ развлечетъ. — Ну ужь, нашли какую замѣну! презрительно процѣдила жена. — А чтожь! по деревнѣ, лучше и быть не надо! продолжали Ермолай ІІетровичъ: — объ ину пору онъ нась, ваше высокоблагородіе, до слезь мимикой своей смѣшить! — Если его высокоблагородію не глуспо, такъ я и теперь свое представленіе сдѣлать могу ! отреко- мендовался Абессаломовъ, выпрямляясь, какь бы предъ наитіемъ вдохновенія. — Прикажите, ваше высокоблатородіе! Не-чѣмъ такъ-то сидѣть, такъ хоть на диковинки наши по- смотрите... Катай, Абессаломовъ. «Іюля пятаго числа»... началъ Абессаломовъ. — Нѣтъ, стой! не такъ разсказываешь! прервалъ его Ермолай Петровичъ: — а ты коли охотишься разсказывать, такъ разсказывай дѣломъ: ивъпози- цію стань, и начало сдвлай! Развозовъ! маршъсюда и ты! - 201 — Нослѣднія слова относились къ молодому чело- веку, служившему пиеьмоводителемъ у Бондырева. Какъ оказалось въ пое.гвдствіи, онъ долженъ былъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подавать Абессаломову ре- плику, черезъ что представление сообщалась осо- бенная живость и вмѣстѣ съ тѣмъ усугублялся ко- мнзмъ. Очевидно, что кто-то (чуть ли даже не самъ Бондыревъ) съ любовью работалъ надъ этой иотѣ- хой, чтобы возвести ее отъ простаго разсказа до степени драматической пьесы. Абессадомовъ сталъ въ позицію, то-есть выдви- нулъ внередъ одну ногу, правую руку отставилъ наотмашь, и выпрямившись всѣмъ корпусомъ, го- лову закинулъ нѣсколько назадъ. Всѣ присутствую- щее улыбались, а нѣкоторые даже откровенно Фыр- кали, заранѣе предвкушая предстоящее имъ на- слажденіе. Абессаломовъ начали»: НЕВЫГОДНЫЙ носъ. (Интермедія въ лицахъ). "Милостивые господа и госпожи! имѣю доложить вамъ о происшествіи, котораго удивительность ра- вняется лишь его необыкновенности! (смѣхъ въ ауди- торы). «Источникомъ какъ сего происшествія, такъ и другихъ многихъ отъ него золъ текущихъ, есть сей самый носъ (теребить себя за носъ), который здѣ пред- стоитъ предъ вами! А въ чемъ сіе происшествіе, тому слѣдуютъ пункты. (аЙгйь ты! по пунктамъіъ раздаете и въ аудиторы. Оміьхъ усиливается). «Іюля пятаго числа 18** года, въ девять часовъ — 262 — утра, елѣдовадъ я, по издревле принятому еще предками нашими обычаю, на службу/ Необходимо, однако, предварительно доложить вашимъ благоро- діямъ, что съ самаго съ Петра и Павла, неизвѣстно отъ какихъ причинъ, подвергнулся я необыкновен- ной тоскѣ. То-есть, тоска не тоска, а тянетъ-вотъ, тянетъ тебя цѣлый день, да и вся не долга. Даже жена удивлялась. «Чтой-то, говоритъ, душечка (она у меня въпансіонѣ Французскому языку обучалась, такъ нѣжное-то обращеніе знаетъ)! Чтой-то, гово- ритъ, душечка! на тебя даже смотрѣть словно тош- но — ты бы хоть водочки выпилъ!» — Худо, гово- рю я, худо это, Прасковья Петровна! это большое несчастіе обозначаешь!.. Однакожь, выпилъ въ ту пору маленько водочки, — оно и поотлегло. «Вотъ только наступило это пятое число. Не ус- иѣлъ я выдти на улицу, какъ идетъ мнѣ встрѣчу нѣкоторый озорникъ, идетъ и очи на меня пучитъ. «Вотъ, говоритъ, носъ! для двухъ росъ, а одному достался!» (Взрывъ хохота въ аудиторы.) Однако, я ничего, ношелъ своей дорогой и даже подумалъ про себя: «погоди, братъ! не больно прытко! можетъ, у тебя и рыло-то все наизнанку выворотитъ» Не успѣлъ я это, государи мои, подумать, какъ встрѣ- чается со мной другой озорникъ. «А позвольте, го- ворить, милостивый государь! извѣстно ли вамъ, что у васъ на лицѣ состоитъ Феноменъ?» И все это, знаете, съ усмѣшкой, и рожа-то у него поганымъ манеромъ отъ смѣху перекосилась... «Милостивый государь!» сказалъ я, начиная обижаться. «Да нѣтъ, говоритъ, вы и сами не понимаете, какимъ 263 обладаете сокровищемъ,.. да господа англичане мил- ліонъ рублей вамъ дадутъ, ежели вы позволите имь отрѣзатъ... вашъ носъ!» «Развозовъ. А чтожь, это вѣдь правда: ногь-то у тебя именно Феноменъ! «Авессаломов ъ. Отстань ты... дай говорить!.. Ну-еъ, отвязался онъ отъ меня коё-какъ, и пришлось мнѣ послѣ того мимо резиденціи ихъ превосходитель- ства идти. А ихъ превосходительство , какъ на грѣхъ, на ту пору чай на балконѣ кушали Ну, занятіевъ у нихъ никакихъ тогда не случилось, смо- трѣли, значить, больше посторонамъ, дасмотрѣвши и узрѣли меня, многогрѣшнаго. Вскипѣли. «Что это, говорятъ, за чиновникъ? какой у него противный носъ!» Не спорю я... не прекословлю! Точно, что носъ мой въ присутственномъ мѣстѣ терпимъ быть не можетъ! Однако, терпѣли же меня двадцать пять лѣтъ, да и ихъ превосходительство, можетъ, отъ праздности только замѣтили... а вышло совсѣмъ на- оборотъ-съ. Пересказали, должно-быть, эти слова мои завистники; только сижу я въ этотъ самый день въ присутствіи , приходить нашъ предсѣдатель- ствующій, и часа черезъ два, что бы вы дузіали, я слышу? (Съ разстановкон) . Что о моемъ, государи, мои, увольненіи ужь и постановленіе состоялось! «Развозовъ. Однако, живо же они тебя обра- ботали. « А в к с с а л о м о в ъ . С пѣш нымъ ж урн ал омъ - съ . Даже закономъ предписанныхъ Формъ не соблюли, потому что въ законахъ именно строжайше иове- лѣно никакихъ шраоовъ не налагать, а кольми паче — 264 — насильственному умертвію не предавать, не истре- бовавъ предварительно объясненія! «Развозовъ. Въ чемъ же, однако, объясненія отъ тебя требовать? «Абессаломовъ. Все же-съ! а если не въ чемъ мнѣ объясняться, такъ тѣмъ паче-съ! Вѣдь это обид- но... я не одинъ... тутъ все потомство мое, можно сказать, изъ-за носа страждетъ! Въ законахъ имен- но сказано, чтобъ на лицо не взирать! «Развозовъ. Ты это оставь. Это не наша ин- станция. Такъ даже скажу: если и напредки тебѣ на этотъ ечегь языкомъ побаловать захочется, такъ ты вспомни пословицу: языкъ мой враъъ мой, ивепом- ннвшп плюнь. Я тридцать пять лѣтъ служу (Разво- зову было всего лптъ о<ш<)и,<шѣ пять), и то все кругомъ да около хожу, а въ центру ни въ жизнь еще не по- падаль! ее А ь ь: (- с алом о в ъ. Вотъ-еъ прихожу я послѣ того домой. Человѣкъ я дѣтный; жена у меня золотуш- ная, такъ каждый годъ псе либо дочку, либо сынка поднритъ... «Развозовъ. II все, чай, съ такими же носами? «Абессаломовъ. Какъ можно — сохрани Вогъ! старшенькая у меня ' дочь, Наташенька, совсѣмъ даже схожаго со мной ничего не имѣетъ... краса- вица! Такъ прихожу я-это домой! Ну, говорю, жена! Богъ милости прислалъ! — А что-такъ? — Да такъ, говорю, ѣздилъ въ пиръ Кирило, да подаренъ тамъ върыло... уволенъ, братъ, въ чистую! (Общін хо- хомъ', Абессаломовъ, въ волнен'ш, не можетъ нѣкопюрое время продолжать). И вотъ-съ, стали мы*послѣ того 265 жить да поживать да добра наживать* живемъ, нече сказать, богато, со двора покато, за что ни хва- тись, за всѣмъ въ люди покатись; запасовъ всякихъ многое множество, а пуще всего всякаго нѣта за- пасено съ самаго съ лѣта. Жена скоро покойницей стала, бо для насъ время гладно настало, а дочекъ- красотокъ люди пріютили, бо родители имъ продо- вольствіе прекратили, а за тѣмъ остаюсь , безъ дальнѣйшихъ словъ, покорный вашъ слуга Егоръ Павловъ Абессаломовъ. {Общгя руктлёскапія; жена бтйноваго презрительно уемѣхаетея). Окончивъ представленіе, Абессаломовъ немед- ленно подошелъ къ подносу съ закуской и сряду вы- пилъ три рюмки водки; послѣ того, онъ удалился въ уголъ, и, сѣвъ на етулъ, почти мгновенно за- снулъ. — іѴ что, ваше высокоблагородье! обратился ко мнѣ Вондыревъ; — вотъ вы и въ столицахъ изво- лили быть, а этакого въ своемъ родѣ дарованія и тамъ. чаи, со свѣчкой поищешь! Но я не отвѣчалъ ни слова на этотъ вопросъ, потому что впечатлѣніе, произведенное на меня этимъ страннымъ существомъ и его разсказомъ, было изъ самыхъ тяжелыхъ. Не смотря на грубо- комическій колоритъразсказа, видно было, что весь тонъ его Фальшивый, и что за нимъ слышится нѣ- что до того похожее на страданіе, что невозможно и непозволительно было увлечься этою мнимою ве- селостью. Вообще, если Ермолай Петровичъ раз- считывалъ на то, чтобы позабавить меня, то далеко не достигъ своей цѣли, и день мой былъ оконча- — 266 — тельно исиорченъ этимь представленіемъ. Я ѣхалъ сюда измученный моимъ одиночествомъ; все суще- ство мое было настроено къ принятію тѣхъ благо - датныхъ свѣтлыхъ впечатлѣцій , которыя , Богъ вѣсть почему, въ извѣстные дни и эпохи неотрази- мо и неизмѣнно носятся надъ душой, но странное «представленіе» мигомъ разрушило это свѣтлое, гармоническое настроеніе. Такъ иногда случается, что въ правильное и совершенно плавное теченіе жизни вдругъ врѣзывается обстоятельство въ пол- номъ смыслѣ слова ей постороннее, и врѣзывается съ такою силой, что не только заставляешь принять себя, но и деспотически подчиняешь себѣ весь строй этой жизни. III. Начинало уже смеркаться, когда мы пріѣхали на станцію. По селу тамъ и сямъ бродили группы под- гулявшихъ крестьянъ, а передъ станціоннымъ до- момъ стояла даже цѣлая толпа народу. — Вѣрно, что-нибудь случилось! еще издали за- мѣтилъ мнѣ Вондыревъ, указывая на толпу. И дѣйствительно, толпа, казалось, тревожно вы- жидала нашего пріѣзда. Едва усиѣли мы выйдти изъ саней, какъ все это вдругъ заговорило и без- порядочно замахало руками. Изъ избы долетали до насъ звуки того унылаго голошенья, услышавъ ко- торое даже самый опытный наблюдатель не въ со- стояніи бываетъ опредѣлить, что скрывается за этими взвизгиваньями и завываньями: искреннее ли чувство, или простой Формализмъ. — 267 — — Что случилось, с проси лъ Вондыревъ. — Петруха... Петруха... раздалось въ толпѣ. Сердце мое болѣзненно дрогнуло. — Племянникъ у насъ бѣжалъ, ваше благородіе! отвѣчалъ, выступая впередъ, одинъ изъ сыновей дѣдушки. — Рекрутъ что ли? — Рекрутъ, ваше благородіе. — Ахъ шельмы вы этакіе ! и снисхожденья-то вамъ сдѣлать нельзя! — Имаютъ его, ваше благородіе! самъ отецъ по- шелъ, робко проговорилъ дядя Петруни. — Да, изызіаютъ, держи карманъ! А не было ли у него на селѣ любезной? спросилъ Вондыревъ, чутьемъ угадывая истину. — Мавруша Савельева, чай, знаетъ! молвилъ кто-то въ толпѣ. — Что ты! перекрестись! почти завопилъ, про- талкиваясь сквозь толпу, сѣдоп старикъ, должно- быть, отецъ Мавруши: — ничѣмъ моя Маврушка тутотка непричастна, ваше благородіе. — Ишь ты какое дѣло случилось! снова на чаль дядя Петруни: — ничѣмъ мы, кажется, его не изоби- дили, а онъ вотъ что съ нами сдѣлалъ. — А вотъ мы это послѣ разберемъ! отвѣчалъ Вондыревъ, и, обращаясь къ толпѣ, промолвилъ: — чтобъ былъ у меня рекрутъ найденъ! веѣ маршъ въ лѣсъ искать! И сназавъ это, величественным ь шагомъ потекъ въ избу порасправить въ тенлѣ свое бѣлое тѣло. РАЗВЕСЕЛОЕ ЖИТЬЕ, РАЗСКАУЪ. Станеть Царь-Государь меня спрашивати: Ты скажи, дѣтннушка, крестьянской сынъ; Ужь ты съ кѣмъ воровалъ, съ кѣмъ разбой держалъ? Бурлацкая п ѣ с н я. «Развеселое, братъ, это житье! Ни передъ тобой, ни надъ тобой, ни кругомъ, ни около никакого на- чальства нѣтъ; никто, значитъ, глаза тебѣ не мозо- литъ, никто съ тебя не спрашиваетъ, а при случаѣ всякъ самъ же тебѣ отвѣтъ должонъ дать. «Такъ скажу: коли нѣтъ у тебя роду-илемени,- или обидѣлъ-заѣлъ кто ни-на-есть, или сердце въ тебѣ стосковалося, — кинь ты жизнь эту нуждную, кинь заботу эту черную, поклонись ты лѣсу дрему- чему: «лѣсъ-молъ государь, дрему чій боръ! ты при- ми меня страннаго, ты прими безчастнаго-безта- ланнаго. Разутѣшь ты, государь, душу мою горь- — 269 — кую, разнеси тоску мою по свѣту вольному! Чтобы зналъ вольный свѣтъ, какова есть жизнь распре- лютая, чтобы вѣдали люди ирохожіе-проѣзжіе, какъ сиротское сердце въ груди встосковалося, въ воль- номъ воздухѣ душа разыгралася». «Народу у насъ предовольно. И изъ Рязани, и нзъ Казани, и изъ-подъ самаго Саратова, есть и казенные, есть и барскіе, однако больше барскіе... Бываютъ и кавалеры: эти больше отъ «зеленыхъ луговъ» въ лѣсу спасаются. Народъ все тёртый: и въ водѣ тонулъ, и въ огнѣ горѣлъ; стало быть, какъ зачнетъ тебѣ сказы сказывать, — заслушаешь- ся. Иной, братецъ, головы два разъ лишался, а все голова на плечахъ болтается, иной кавалеръ и за отечествіе ровно ужь слишнимъ отличку показалъ, и въ паратахъ претерпѣніе видѣлъ, а все въ живыхъ стоить. Никто какъ Богъ. Одинъ кавалеръ рапор- товалъ: пуля ему въ самый лобъ треснула, разле- тѣлась-это голова врозь, посинѣли руки-ноги, ну и яаыкъ тоже: буде врать, говорить Чтожь, су- дарь? къ дохтуру, — не помогъ; къ командиру, — не помогъ; самъ брихадный быль, — не помогъ, а Смоленская помогла! Значитъ — сила! «Такимъ родомъ живучи, на людяхъ и сиротство свое забываешь. Ну, и другое еще: свычка. Это значитъ: коли къ чему человѣкъ нривыкнетъ, лучше съ жизнью ему разстаться, нежели привычку свою покинуть. Сказывалі» одинъ кавалеръ, что по вре- мени и къ палкѣ привычку сдѣлать можно. Ну, это должно быть ужь слишнимъ, а съ хорошимъ житьемъ точно-что можно слюбиться. — 270 — «Да и хорошо вѣдь у наеъ въ лѣсу бываетъ. Лѣ- томъ, какъ сойдетъ-это снѣгъ, ровно все кругомъ тебя заговоритъ. Зацвѣтутъ-это цвѣты-цвѣтики, прилетитъ птичка малиновочка, застучитъ дятелъ, закукуетъ кукушечка, муравьи въ землѣ закопо- шутся, — и не вышелъ бы! Травка малая подъ сос- ной зябетъ, — и та словно родная тебѣ. А иочнетъ этта лѣсъ гудѣть, особливо объ-ночь: и вѣтру не чуть.; и верхи не больно-чтобъ шаталися, — а гу- детъ! Такъ гудетъ, что даже земля на многіе десятки верстъ ровно стонетіі! Столь это хорошо, что даже сердце въ тебѣ взыграетъ! в Вываютъ однако и напасти на насъ, а главная напасть — зима. Первое дѣло — работы совсѣмъ нѣтъ: стужа-то не свой братъ, не сядешь ждать на дорогѣ, какъ слезы изъ глазъ морозомъ вышибаетъ; второе дѣло — всякій въ ту пору въ лѣсъ наѣзжаетъ: кому бреве шко срубить, кому дровецъ надобно, — ну, и неспособно въ лѣсу жить. Значить, въ зим- нее время все больше по чужимъ людямъ, аки Іуда, шманаемся: гдѣ хлѣбца подадутъ, а гдѣ и пирожка укусишь. Только чудной, право , нашъ народъ : хлѣбца тебѣ^Христовымъ именемъ подастъ, даже убоинкой объ ину-пору удовлетворитъ* а въ избу погрѣться не пуститъ, ни-ни, проваливай мимо! Та- кимъ родомъ, все по гумнамъ и имѣемъ ночлегъ. Иной разъ разнеможешься, — просто смерть! Спину словно перешибетъ, въ головѣ звенитъ, глаза за- текутъ, ноги ровно бревна сдѣлаются, — а все ходи! Еще гдѣ до свѣту, запоютъ-это пѣтухи, потянешь носомъ дымокъ. — ну, и вставай, значитъ, покидай — 271 — свое логово! А не уйдешь, такъ тебя, раба Божія. силой изъ-подъ соломы выволокутъ, да на сусѣднее ноле и положатъ: отдыхай-молъ тутъ, сколько тебѣ хочется! Звѣрь-народъ! «Однако., братъ, штука-это жизнь! Иной разъ даже тошнехонько; и на свѣтъ бы не глядѣлъ, и руки бы на себя наложилъ; — анъ нѣтъ, словно наро- чно все такъ подстроится, чтобъбыть тебѣ живу, — живъ и есть. Ровно она сама къ тебѣ мристаетъ, жизнь-то: живи-молъ, восчувствуй! Ну и восчув- ствуешь: пойдешь-это въ кабакъ, хватишь косушку разомъ, и простынетъ въ тебѣ зло, благо сердце у насъ отходчиво. «Случилась однажды со мной оказія. Иду я по Доробину, а на дворѣ стала ночь* только иду я, и идучи будто думаю: и холодно-то мнѣ, и голодно- то, и нѣтъ-то у меня роду-племени, нѣту батюшки, нѣту матушки, и все, знать, такъ-то на Фартуну свою жалуюсь, что ужь оченно, значитъ, горько мнѣ привелось. Только вижу, у Мысеявъ избѣ огонь горитъ. Полюбопытствовалъ я, и гляжу въ окошко*, ну, извѣстно, что въ избѣ дѣлается. Посередь гор- ницы молодуха прядетъ, въ углу молодякъ за ста- номъ сидитъ, на земли робятки валяются, старый лапти на лавкѣ ковыряетъ то есть видалъ и пе- ревидалъ я все это. Однако тутъ, Богъ-е-знаетъ, что со мной сталось: растопилось это во мнѣ сердце, даже затрясся весь. Взошелъ въ избу: «Богъ въ помочь, говорю, господа хозяева! не пустите ли страннаго обогрѣться?» «А ты отколь? сирашиваеть Мысей и смотритъ — 272 — на меня старик ь зорко. Ну, самь, чай, трудно ди тутъ соврать? Сказалъ, что изъ Гаи либо иаь .Іыкошева, — и дѣло съ концомъ! Анъ во т ъ-те Христоеъ, не посмѣлъ солгать, языкъ даже не по- вернулся; стою да молчу. «Инь дай ему, Марьюшка, х.гЬГща, Христа-ради! говорить Мысей-то: — а ты, говоритъ, странный, ступай, — Богь съ тобой!» «Ну, и пошелъ я; только нею эту ночь я про- маялся. Горе, что ли меня больно надавило, а это точно, что глазъ сомкнуть не могь. Все это будто сквозь тумань, либо Мысей представляется, либо робятки малые, либо молодуха п ровно ран у нихъ вь азбѣ-то! «Вторая наша напасть — полицін; однако съ нею больше на деныахъ дѣло имѣемъ. «Вздузіаль этта становой насъ ловить, однако мамонѣ спраздновалъ. Вотъ какъ дѣло было. При- звал ь онькъсебѣ отъ «Разбалуя» цѣловальника: — «ты, говорить, всему этому дѣлу голова; ты, стало быть, п ловить должонъ». «Помилуйте, ваше благородіе! говорилъ Михей Митричъ: — у насъ въ заведеніи, окромѣ какъ ти- химъ манеромъ выпить, никакихъ другихъ дѣловъ не бываеть; одно слово, говоритъ, монастырь сосновый-съ!» Однако становой на него затопалъ: «знать, говоритъ, ничего не хочу!» Ну, Михей Митричъ за Ватыгой: такъ и такъ-молъ, утекайте пока до бѣды. Затосковалъ Ватыга; денно и нощно горькую пилъ, а изъ бѣды-таки выручилъ. Заря- дивши себя такимъ родомъ, пошелъ онъ какъ бы ты думалъ, куда? къ самому, то есть, къ становому! — ш — «Я, говорить, есть тотъ самый Ватыга, объ к<>- торомъ ваше благородіе у знавать изволили...» Такъ становой-то даже обезпамятѣлъ весь отъ злости. Под- летѣлъ-это къ нему, вцѣпилсн смаху въ бороду, и ну волочить. Даже говорить ничего не говорить, а только ротъ разѣваетъ да дышеть. Только Ватыга все претерпѣлъ, ни въ чемъ не перечиль, а какъ увидѣлъ однако, что его благородію маленько будто полегчило, повелъ и онъ свою рѣчь. «А я-молъ къ вашему благородію съ лаской, говорить » . Ну, и опять обез пам ятѣлъ становой . « еотскихъ ! кричитъ : — кап - далы сюда!» И все-таки въ кандалы не заковалъ, а порѣшили наше дѣло промежь себя полюбовно: отъ насъ ему въ мѣсяцъ пятьдесятъ д1».іковьь\ъ, а намъ воровать съ осторожностью. «А по прочему но всему житье намъ хорошее. «Попалъ я на эту лииію постепенно. Человѣкъ я Божій, обшитъ кожей, по просту по-русски сказать, дворовый господина Ивана Кондратьича Семери- кова, на золотѣ не ѣдалъ. медовой сытой не запи- валъ, ходилъ больше в ь нанкѣ да въ иеструшкѣ, хлѣбалъ щи, а пилъ воду. На этомъ, брать, коштѣ не разжирѣешь, а если и разжирѣешь, такъ зна- читъ не отъ себя и не отъ господь, а никто какъ Вогъ. Посту пилъ я спёрва-на-перво въ барскій домъ нъ мальчишки. Должность эта не большая: на по- гребъ за квасомъ слетай, въ обѣдъ за стуломъ съ тарелкой постой, ножи вычисти, тарелки перемой, да изъ чулка урокъ свяжи, — только и всего Такъ-то я и рос ъ. Помню даже теперь ^ какъ бы- вало облизываешься, г л цда иа господь, какъ они 18 — 274 — кушать изволятъ. Иной разъ такъ забудешься, что и ротъ по-ихнему разѣвать начнешь, — ну^ и сѣчь сейчасъ, потому что ты лакей и стало быть дол- женъ за стуломъ стоять смирно. «Хоть баринъ у насъ и богатый, однако ихній тятенька, еще у всѣхъ дворовыхъ на памяти, въ ближнемъ кабакѣ Михей Митричемъ сидѣлъ.... По этому самому случаю, а больше, можетъ, и для того, чтобы себя передъ благородствомъ оправдать, Иванъ нашъ Кондрат ыГчъ свою честь держалъ очень строго. Не то, чтобъ къ кабаку, какъ къ истинному своему отечествію, льнуть, а все наровитъ бывало какъ бы въ болыпіе хоромы вгрызться. А съ нашимъ бра- томіз — никакого и разговору не было. « Наши дворовые были Иванъ Кондратьичемъ не- довольны. Особливо обижался имъ буФетчикъ Иетръ Филатовъ. Прежде-то были мы, слышь ты, княжіе (Овчинина князя, Сергѣй Ѳедорыча, можетъ елы- халъ?). Ну, стало быть, Петру-то Филатычу и точ- но-что будто обидненько было послѣ князя какой ни- будь, съ позволенія сказать, мрази служить. «А пріятный для слуги господинъ какой долженъ быть? Тотъ господинъ для слуги пріятенъ, который его слушается, который обиходъ съ нимъ имѣетъ, и на совѣтъ слугу своего безпремѣнно зоветъ. Въ стары годы, сказываютъ, на этотъ счетъ просто было: господа съ слугами въ шашки игрывали и за- всегда съ ними компанію важивали. Онъ же, Петръ Филатовъ, сказывалъ, что, бывало, господа другъ съ дружкой бесѣду ведутъ. а слуги у дверей сбе- рутся, да временемъ и свое словечко въ господскую — 275 — рѣчь цустятъ. Ну., конечно, что этакъ-то будто лучше, а впрочемъ это не мое, а Петра Филатова разсужденье, потому какъ я на это дѣло давно уже плюнулъ и ногой, братецъ ты мой, его ра- стеръ. «Пречудной былъ этотъ старикъ. Начнетъ бы- вало про князя рассказывать, — что твой соловей заливается, — и ни заткнешь ни чѣмъ; а вспомнитъ, что вотъ на старости лѣтъ Семерику служить при- велось, и пойдетъ-это губами шамкать, даже весь посинѣетъ отъ злости. Такая ужь, видно, линія на роду человѣку написана. «На четырнадцатомъ году свезли меня въ Москву къ повару Французу въ ученье; жилъ я въ пова- ренкахъ четыре года и, хвастать нечего, свѣту боль- шаго изъ-за плиты не видалъ. Потомъ однако пу- стили господа по оброку, чтобъ еще больше, зна- чить, въ наукѣ своей произойти. «Про Москву такъ долженъ сказать: множество видѣлъ я городовъ, а супротивъ Москвы не сыщется. Въ Москвѣ всякій въ свое удовольствіе живетъ, го- спода въ гости другъ къ дружкѣ ѣздятъ, а простой народъ въ заведеніяхъ — блаженство! Возьмемъ , примѣрно, трактиры одни, чего тамъ нѣтъ? И чай, и водка, и закуски и все, значитъ, самъ. Машина «вѣтерокъ» тебѣ сыграетъ, приказный отъ ивер- скихъ воротъ въ присядку отпляшетъ; въ одномъ углу тысячныя дѣла промежь себя рѣшатъ, въ дру- гомъ просьбицу строчатъ, въ третьемъ обнимаются, въ четвертомъ слезы проливаютъ... жизнь! Къ эта- кому-то житью какъ попривыкнешь, ни на что дру- — 176 — г >е и не емотрѣлъ бы! Такь тебя и тянетъ съ утра ранняго все въ трактир ъ да вь трактиръ. «Баринь, къ которому я нанялся (а нанялся я къ нему въ .ъакеи, а не въ повара), очень меня по.ію- билъ; смирный, добрый былъ этотъ баринъ, не на- ругатель и не озорникъ, а къ простому народу особливо былъ жалостливъ. Служить онъ нигдѣ не служнлъ и занимался, по своей охотѣ, все больше книжками, а по кечерамъ господи молодые къ нему собирались. «Одннкожь не долго я у него жи.гь. Въ скорости, этотъ баринъ незнамо куда запроиалъ, да въ ско- рости же пришелъ и ко мнѣ отъ нашего бурмистра приказъ въ деревню явиться. «Ужь какъ мнѣ и га деревня тошна послѣ Москвы показалась — даже рассказать нельзя! Первое дѣло, призглваетъ меня къ себѣ Семерикъ и приказы - ваетъ при конюшнѣ находиться. Снялъя свое платье московское, нарядился въ старый армякъ. «Ну, армякъ такь армякъ. — и на томъ спасибо. «Второе дѣло, содержа ніе въ деревнѣ больно ужь безобразное. Настанетъ , бывало, время обѣдать идти, такъ даже сердце въ тебѣ все воротитъ. Щи пустыя, молоко кислое. — только слава одна, что ѣшь, а настоящаго совсѣмъ нѣтъ. «Однако, хоть и всячески я себя перемогалъ, а по времени не въ моготу стало. И сдѣлалось со мной тутъ словно чудо какое. Отъ думы что-ли, или от- того, что въ Москвѣ живши себя ужь очень изнѣ- жилъ, только сталь я мучиться да тосковать, даже ровно страхъ на меня отъ всѣхъ этихъ мученьевъ — -211 — напалъ. «Господи! думаю бывало, неучтожь и вза- правду мнѣ въ этой трущобѣ, какъ червю, сгнить придется». А сердце вотъ такъ и рветъ, такъ и ноетъ въ груди. «Даже работать еовсѣмъ пересталъ. Знаю и самъ, что худо это, что другіе можетъ и лучше тебя, за тебя работаютъ, однако принужденья сдѣлать себѣ не въ силахъ. Ну, и дай Вогъ нашимъ здоровья, — пожалѣли меня, до барина этого не довели. «Вотъ только одинъ разъ по вечеру господа наши въ гости уѣхали; пошелъ я во дворъ поглядѣть, какъ наши сѣнныя дѣвушки въ горѣлки бѣгаютъ. Только бѣгаютъ-это дѣвки, а во Флигелѣ на кры- лечкѣ какая-то барыня на нихъ смотритъ. Ну, и на- ши всѣ тутъ въ кучу собрались; идетъ промежь нихъ хохотъ да балагурство, увидѣли меня, на смѣхъ тоже подняли: «что пришелъ? или, молъ, смирил- ся»?— «Ань нѣтъ, говорить Филатовъ , онъ къ Марьѣ Сергѣвнѣ на иоклонъ явился!» — Тутъ толь- ко я иузналъ, что эта барыня сама Марья Сергѣвна и есть. «А Марья Оергѣвна у нашего барина въ родѣ какъ экономки жила. Выла она просто-на-иросто пастуха нашего дочь; только Сезіерикъ и въ поневѣ ее облюбовалъ, и по этому самому отца- то изъ иа- гтуховъ въ дальную деревню въ старосты произ- велъ, а ее въ горницу къ себѣ опредѣлилъ. Ну, взяли сердечную, вымыли, вычесали, въ платье нѣ- мецкое одѣли и къ Семерику представили; барыня наша, сказываютъ, много объ этомъ вь ту пору егужалася. — 278 — «Однако любопытно мнѣ стало поглядѣть на нее. Самъ знаешь, баринова сударка — стало быть сила. Коли не настоящее, значитъ, тебѣ начальство, такъ еще хуже того; какъ же тутъ утерпѣть, не посмо- трѣть ? Подошелъ я къ крылечку и гляжу на нее. «И вотъ, братецъ ты мой, даже до сей минуты вспомнить я о ней не могу: такъ-это и закипитъ, задрожитъ все во мнѣ! Ровно подняло во мнѣ все нутро, ровно сердце въ груди даже заиграло, какъ взглянула она на меня! II нельзя даже сказать, чтобъ ужь очень изъ себя пышна или красива была, а такой-это былъ у нея взглядъ мягкій да ласковый, что всякому около нея тепло и радошно становило- ся. Ну, и усмѣшечка эта на губахъ тихонькая — ровно вотъ зоренька утренняя скозь облачка пои- грываетъ. «Много видѣлъ я барынь красивыхъ, и изъ на- шего званія тоже хороши дѣвушки изъ себя бы- ваютъ, а все-таки Маши другой не встрѣчалъ. До- брота въ ней большая была; а по тому, можетъ, самому краса ея силу имѣла, что душа у ней на лицѣ всякому объявлялась. Такъ скажу: не знай я теперь, что давно она въ могилу пошла, жизни бы не пожалѣлъ, въ кабалу бы себя опять отдалъ, только бы на лицо ея насмотрѣться, только бы го- лоса ея милаго наслушаться! « Ну и она, увидѣвши меня будто въ первый разъ, тоже полюбопытствовала. « — Невы ли, говоритъ, новый поваръ, что изъ Москвы онамеднись выслали? — 279 — ■ — Я, говорю. а — Отчегожь, говорить, вы въ такомъ платьѣ ходите? «с — А оттого моль, что на то есть барская воля. « — Такъ вы барина попросили бы... онъ вѣдь только гордъ очень, а добрый! V — Нѣтъ, говорю, я просить не буду, потому что впередъ знаю, что если стану съ бариномъ гово- рить, такъ ужь это безпремѣнно, что ему нагрублю. « — Чтожь такъ? « — Да такъ, Марья Сергѣвна... за что, примѣр- но, онъ меня платья моего лишилъ? « — Вотъ вы какіе! пожили въ Москвѣ да и стали ужь слишкомъ спѣсивы! А вы бы глядя на другихъ дѣлади. «Ну, я противъ. этихъ ея словъ ничего сказать не рѣшился; стою да молчу. « — А хорошее, говоритъ, въ Москвѣ житье? ее И сама, знаешь, тяжеленько этакъ вздыхаетъ. « — И вездѣ, говорю, хорошо, гдѣ тогесть жить намъ мило. « — А гдѣ, по вашему, мило? спрашиваетъ. « — А тамъ, говорю, мило, гдѣ у насъ милый другъ находится «Сказалъ это, да и смотрю на нее, и даже чув- ствую, какъ меня всего знобитъ. И она со словъ моихъ словно зардѣлась вся, опустила это головонь- ку и задумалась. « — Вамъ, можетъ, желательно, чтобъ я за васъ барина попросила, — говоритъ. — 280 — * — Коли ваше желанье на то есть, говори», такъ отъ васъ я принять милость не откажусь. «Больше въ тотъ вечеръ я съ ней не говорилъ. Только стало мнѣ съ той минуты словно легко и незаботно на свѣтѣ жить. Пошелъ я къ себѣ на сѣ- новалъ спать, и всю-то ночь вмѣсто спанья только нѣсни пропѣлъ. «Да и ночь-то на ту пору такая случилась: теп- лая да звЬздния, ровно даже горитъ-это на верху отъ множества звѣздъ ! И все- это кругомъ тебя спитъ; только и слышишь, какъ лошадь около яслей на мякину Фыркнула, пли въ денникѣ жеребенокъ въ солом* съ просоньевъ закопошился. «На утр); полнили меня къ барину. Не могу о себѣ сказать, чтобъ пзъ робкихъ былъ; однако на ту пору такъ сробѣлъ, что даже сердце во мнѣ упало. Баринъ ирпиялъ меня въ лакейской предъ всѣми людьми и очень что-то грозно. « — Ну, что. гокоритъ, прочухался? «Я молчу. «— Чтожь ты не отвечаешь, звѣръѴ «Я опять молчу. Только слышу, что по-за-дверью ровно зашуршало что. Задрожалъ, затрясся я весь. « — Виноватъ, говорю. « — То-то, молъ, виноватъ! «Ну, и простиль онъ меня, на кухню опредѣ.іить велѣлъ, «Стали мы послѣ этого чаще видаться, только больше все при людяхъ. Иной разъ и встрѣнемся гдѣ нибудь одинъ на одинъ, однако смѣшаешься, — 281 — обробѣешь,— ну, ничего и не скажешь. Объ одномъ только и въ мысляхъ, бывало, держишь, какъ бы еъ ней встрѣтиться, или бы шорохъ отъ платья ея услышать, или бы вотъ хоть издальки нанес полю- боваться. Ну, и она словно замѣтила, что усмѣ- шечка ея шибко мнѣ нравится: какъ ни пройдетъ мимо меня, всякій разъ безпремѣнно усмѣхнется — Такъ и протянулось наше дѣло до осени. « По осени, такъ около Введеньевадня, стали наши господа въ Москву сбираться. Пошелъ-это по дому трескъ да шумъ; возы съ поклажей сряжаютъ, эки- пажи дорожные излаживаютъ, — ну, какъ у боль- шихъ господъ обыкновенно водится. Слышу я, что и Маша съ господами уѣзжаетъ, а мнѣ приказу ѣхать не объявляютъ. Сталъ я стороной отъ людей узнавать: кто говоритъ — Павлу повару ѣхать, кто говоритъ — мнѣ ѣхать, а настоящаго нѣту. Вре- мени межь тѣмъ все меньше остается, — смерть, дм и полно! «Норѣшилъ я подъ конецъ, чтобъ мнѣ самому еъ Машей объ этомъ переговорить. Выбралъ время, какъ ей изъ дому во Флигель на ночь идти, сталъ и жду у крылечка. Только вижу, что вдали ого- некъ забрезжить и прямо-таки ко Флигелю бѣжитъ, словно вотъ искорка, откуда ни взялась, одна сама собой въ воздухѣ летаетъ. « — Вы, говорю, Марья Сергѣвна? «Спервоначалу она было испугалась, даже оступи- лась и упала, однако голосу не дала. Я ее бережненько подня.іъ. посадилъ на крылечко и Фонарь затушилъ. « — Вы, я говорю, не опасайтесь меня. Марья — 282 — Оергѣвна!... Я съ тѣмъ нарочно |и пришелъ, чтобъ васъ видѣть. Мочи моей больше нѣтъ; все у меня сердце отъ тоски изорвалось! «Подошелъ я поближе къ ней, взялъ ее за ручень- ку и слышу, что она словно листъ вся трясется. а — Вы вотъ съ господами въ Москву сбираетесь, говорю: — стало быть, разставанье будетъ намъ долгое... Поэтому я такъ теперь о себѣ понимаю, что самый я безъ васъ буду несчастный человѣкъ, и стало быть ничего мнѣ другаго желать не надо, какъ только руки на себя наложить или въ лѣса отъ гакнхъ мучеш.евъ бѣжать « — Да вѣдь и вы, чай, съ нами въ Москву по- ѣдете? Чтой-то. ужь и бѣжать собрались!... словно и разуму своего вы лишились! « — Нѣтъ, говорю, въ Москву я съ вами не поѣду; да и вы, коли меня жалѣете, барина отъ этого на- мѣренья отклоните. Потому, первое, что въ Москвѣ я надежды на себя не имѣю. А второе дѣло, мнѣ и здѣсь на ваше житье смотрѣть совсѣмъ непере- носно стало. «Какъ выговорилъ я ей это, она словно даже ру- чьемъ залилась. « — Такъ вотъ, говорить, чѣмъ вы меня попре- каете! точно сами не знаете, какова моя здѣсь жизнь! « — Я, говорю, не съ тѣмъ это сказалъ, чтобы васъ попрекать, а съ тѣмъ, что при моихъ къ вамъ чувствахъ смотрѣть мнѣ на эти дѣла не приходится. «Только она еще пуще на это заплакала, а меня ровно тутъ духъ какой обуялъ! Бросился я къ ней, поднялъ-это ее къ себѣ на руки — И жалко-то мнѣ — 288 — ея, и душу-то бы я за нее отдалъ, и злость однако за сердце словно вотъ клещами хватаетъ: пропа- дай-молъ все, не доставайся она ни мнѣ, ни ему! Даже закоченѣлъ весь, даже не слышу ничего, мну да тиранию ее, сердечную, въ рукахъ, будто заду- шить хочу... А она только потихоньку етонетъ, а рваться отъ меня не рвется. « — Ваня! говоритъ: — что ты надо мной сдѣлать хочешь? «Опамятовался я иодъ-конецъ, выну стиль ее изъ рукъ. Тяжко мнѣ тутъ сдѣлалось, такъ тяжко, что и сказать нельзя. Смотрю-это на барскій дворъ, и еамъ Богъ знаетъ, что думаю ; смотрю тоже и на большую дорогу, и на лѣсъ дальній, — и все это будто леремѣшалоеь во мнѣ; точно не самъ я, а именно лукавый во мнѣ думаетъ. «И такова была въ ней душа ангельская, что она не токма-что тираннства моего не попомнила, а меня же, звѣря лютаго, утѣшать бросилась. « — Ваня: говоритъ: — голубчикъ ты мой! ахъ, да посмотри же. посмотри же ты на меня! пожалѣп ты меня! Легче бы мнѣ въ пропасть теперь сгинуть, чѣмъ* сердце твое на себѣ видѣть! «И вотъ, братецъ ты мой, хоть зама на дворѣ стояла: заачитъ и темнеть, и сивиръ, и снѣгъ, однако краше для меня эта ночь самой теплой лѣт- ней ночи иоказалася! Всѣ эти звѣзды, что на небѣ горятъ, словно въ сердцѣ у меня загорѣлпся' «На утро прикинулась къ ней горячка. Доложили объ этомъ барину и послали за дохтуромъ. Дохтуръ обозрилъ се и сказалъ, что въ Москву ѣхать ни- — 284 — какъ нельзя. Сокрушился Оемерикъ; однако такую къ Машѣ привычку взялъ, что даже поѣздку въ Москву хотѣлъ отложить. Только тутъ ихняя супру- га, дай Богь ей здоровья, за наше счастье всту- пилася. Семерикъ говорить: не иоѣду! Семеричи- ха кричитъ: врешь, поѣдешь! И опять Семерикъ свое долбить, а Семерпчпха такъ на него и зали- вается: «и безь того и отъ тебя не вѣсть-что безо- бразіевъ терплю, чтобъ емѣлъ ты меня на всю жизнь въ деревню запереть!» Много у насъ тутъ страму на весь дом ъ было. Однако Ое.черичпха, какъ была генеральская дочь, одолѣяа. Стали сбираться- иы- шелъ и мнѣ приказъ быть готовымъ. «Ну, нѣтъ, думаю, это видно подождать при- дется! И дума.гь я тутъ штуку. Явился къ Семерику и, какъ ни ворог п. к» мпѣ сердце, палъ къ нему нъ ноги взаправду. •с — Позвольте, говори), въ дсреинѣ остаться. « — Это еще что за штуки? говорить: — и какъ гы смѣлъ прямо на глаза мои показываться. « — Я говорю, по слабости моей въ Москвѣ на- дежды на себя не пмѣю, потому какъ тамъ и зна- комство у насъ большое, и случаевъ больше есть, а въ деревнѣ все одно, что въ хмонастырѣ... «Понравилось это Семерику. А пуіце всего то но сердцу пришлось, что воть-молъ лютаго звѣря въ смиреніе привелъ! « — Ну, говоритъ, коли есть твое желанье, чтобъ въ иеправленьи своемъ укрѣпиться, такъ я препят- ствовать этому не могу... Взять въ Москву Па- влушку! — 285 — « V ьхали. «Остались мы съ Машей въ домѣ почееть-что одни. Молодых ь всѣхъ госиода еще ст> обозомъ въ Москву угнали, а въ деревнѣ оставили только ета- риковъ да конюховъ. Къ Машѣ старуху Матрену Ивановну приставили. — золотая это была душа! Стало быть, очень намъ было свободно. По началу она еще слабость въ себѣ чувствовала, а недѣльки черезъ двѣ и поправляться стала. А Семерикъ то и дѣло. чго изъ Москвы гонца за гонцом ь шлетъ, да строго-на-строго наказываеть , чтобъ Машу къ нему вь самой скорой скорости выслать. Однако, нѣтъ. «И словно рай промежь насъ тогда поселился. По времени даже смѣлость такая у насъ проявилась, что и людей совсѣмъ опасаться перестали. Зало- жишь, бывало, объ вечерь жеребца съ барской ко- нюшни въ охотницкія саночки, укутаешь ее, голу- бушку, въ шубку, и иошелъ по нолянкамь гулять, — даже духъ занимается! А ночи-то, братъ, лунныя да морозныя, и снѣгомъ-то кругомъ тебя обдаетъ, и вѣтромъ-тожжетъ жизнь! У Маши, бывало, даже глазенки заискрятся, столь это хорошо! «Ну, и домой тоже пріѣдешь, отогрѣвать ее ста- нешь, на рукахъ, словно ребеночка, баюкаешь — «Да, братъ, — какъ подумаешь да погадаешь, что все это жило да сплыло, да быльемъ поросло, и чго всему этому житью Семерикъ на вс.икъ чаеъ поперек ь может ъ стать, — даже е-трахъ чебя каков-то берег ь! «И скажи ТЫ .ашъ на милость, отчего бы, напри- мер ь, мнв счастливым ь не быть? И отчего, напри- — 286 — мѣръ, вздумалъ я разъ въ жизни радость свою имѣть, и тутъ вышло, что радость та не мои, а чужая? Отъ этой, братъ, думы иушелья вълѣса. чтобы больше она меня не тревожила. «Провѣдалъ однако, прозналъ онъ, какъ ужь не знаю, про нашу любовь. Вурмистръ что ли ему от- писалъ, — этого доказать не могу } только разъ пріѣзжаемъ мы вечеромъ съ поля, анъ въ барскомъ домѣ огни горятъ. Маша моя такъ и ахнула... Ну, и я тоже маленько будто посумнился. « — Что, говорю, Машенька! гаркнуть развѣ, и поминай какъ звали! «Только говорю я это, а самъ вижу, что она ни жива ни мертва въ саночкахъ сидитъ. «Ну, думаю, плохо, значить, наше дѣло, — пришлось въраздѣлку идти»!... Надѣялся было я на первыхъ порахъ во фли- гелѣ ее схоронить, анъ и тотъ запертъ. «Привели насъ къ Семерику.... Ну.... кончилось гѣмъ, что Машу, черезъ два дня въ деревню за вдовца за дѣтнаго за мужъ отдали, а меня прика- зали въ солдаты сдать — «Въ эту ночь много я отъ холоду вытерпѣлъ, а пуще того отъ думы да отъ тоски сокрушился. То будто зима-зимская морозная передъ глазами но- сится, и полянки эти дальныя, и саночки малыя, и Маша, разлюбушка моя, тутъ... И словно свѣтъ голубой мнѣ въ глаза бьетъ, и въ этомъ свѣтѣ го- лубомъ она, моя голубушка, ровно въ воздухѣ и дрожитъ, и колышется... залило меня горе всего! «Порѣшилъ я однако бѣжать. Не то, чтобъ сол- датства крѣпко боялся « а словно дѣло это для насъ — 287 — не обычное, да и съ Машей разстаться жалко; все думаешь: «не закопаютъ же ее живую въ могилу, — авось можно свидѣться какъ нибудь». «Вотъ на другой день подняли меня ранымъ ра- нёхонько. Вывели, всего обшарили. На дворѣ-это подвода етоитъ, и отдатчикъ съ подводчикомъ на готовѣ ожидаютъ. Пришли родные, пришла дворня вся; бабы воютъ да стонутъ, особливо матушка. Измаяли они меня». «Привелось намъ мимо екотныхъ дворовъ ѣхать. Не утерпѣлъ я, — и сталъ проситься, какъ бы Машу мнѣ повидать. Извѣстно, отдатчикъ, вмѣсто отвѣта, велѣлъ лошадь стегать; однако я вскочилъ и зачалъ его за горло душить! — «Мнѣ. говорю, за одно тер- пѣть, а тебѣ не быть живу, варвары вы этакіе!» Ну, испугался, — пустилъ. Вошелъ я въ избу: из- бенка-эта темная да смрадная, словно хлѣвъ ко- ровій. « — Много лѣтъ Здравствовать, Марья Сергѣвна! говорю. «Только услыхала она мой голосъ, — бросилаеь- это ко мнѣ, уцѣпилась за полушубокъ... даже ровно замерла тутъ. « — Погубилъ я тебя, Машенька! говорю: — не будетъ мнѣ за это счастія въ сей землѣ. « — Жить.... нѣтъ нѣтъ! говоритъ, а сама такъ и дрожитъ, такъ и трясется вся, и въ лицѣ ни единой кровиночки нѣтъ. «Сѣлъ я на лавку, положилъ ее на колѣни къ себѣ и сталъ это цѣловать да миловать. Только чую, будто слезы у меня горятъ, да и сердце въ груди • — 288 — ровно ширится. Ну. думаю, і. лакать іакъ плакать... въ остатній разь! Плачу ;і это, даже духъ у меня отъ слезъ словно захлестывает*» только и могу выговорить: «Машенька! Машенька!... ахъ, да ка- ково жь это больше не свидѣться!» А она даѵке и не отвьчаеть ничего* навернулась, голубка, головонь- кой подъ полушубокъ ко мнѣ, да только руками обѣнми меня удерживает ь И сладко-то, и то- скливо-то мнѣ! «Только, видно, дали во д»ворь знать, что двоимъ со мной не сладить; прибѣжало еще человѣкъ съ им п. на подмогу. Стали ее отымать отъ меня; ну, и она по началу ровно не поняла, что съ ней дѣ- лается, даже ваять себя допустила Однако, какъ началъ я скотницѣ АграФенѣ въ ноги кланяться, чтобы она ее, сиротку, прнгрѣ.іа да приголубила, вдругъ она словно разразилася: взвизгнула-вто, за- стонала и зачала изъ ихъ рукъ рваться даже я самъ поскорѣй изъ избы выбѣжалъ. «Ъду я дорогой да все думаю: «Уйду я отъ нихъ, безнремѣнно уйду!» Гляжу-это на поле дальнее: вонъ въ сторонѣ вихорик ъ закружился, вонь пе- ленку снѣжную взбуровилъ... уйду-молъ отъ нихъ, безпремѣнно уйду! Вонъ мостикъ ветхонькій черезъ рѣчку лежитъ; но краямъ у рѣчки ледокъ, словно хрусталь чистый, скипѣлся, а середочка плещется, ровно живая журчитъ. . . уйду я отъ нихъ, безпремѣн- но уйду!... Вонъ лѣсокъ впереди засинѣлся: ишь ты, какой лѣсъ частый да береженый!... вонъ и въ де- ревню въѣхали... пошли саночки по ступенямъ тукъ- тукъ... ахъ, да уйду я с>ть нихъ безпремѣнно уйду! — 289 — « — Пусти, Потапъ! говорю отдатчику. « — Что ты! говорить: — чай. я не о двухъ го- ловахъ! ее — Пусти, Потапъ! в ъ могилу за тебя живой лягу, души своей не пожалѣю пусти! «Не пустил ъ — Да уйду же я отъ тебя, безпре- мѣнно уйду! «Нріѣхалимы на постоялый двор ъ ночевать. Сѣли ужинать, а я все одно думаю: «уйду да уйду». По- ложили они меня для вѣрности промеЖь себя спать, даже полушубокъ съ меня сняли, да подъ головы себѣ с> нули. Однако я не сплю и все въ умѣ одно держу: «уйду, молъ, яотънихъ, безпремѣнноуйду»! Вотъ только слышу я, загудѣло мужичьё; были тутъ, кромѣ насъ, извощики; наѣдятся они на ночь, такъ ровно начнетъ ихъ коробить во снѣ-то. Иной, знаешь, не своимъ голосомъ во снѣ зарычитъ, дру- гой даже вскочить съ просоньевъ, посидитъ-поси- дитъ, словно полоумный, перекрестится, да и опять спать. Ну, и я попытать ихъ сначала хотѣлъ: вско- чилъ что есть мочи, не шелохнется ли молъ кто?... Однако никто голосу не далъ; только Потапъ съ просоньевъ сталь около себя шарить, да не на ту сторону, сердечный, попалъ и нащупалъ проѣзжаго извощика. Только я ползкомъ, да ползкомъ.... чу, сверчокъ за печкой затрещалъ... чу, вздохнулъ кто- то, — не Потапъ ли? чу, кого-то словно душитъ во снѣ.... И всего-то до двери пять шаговъ, а столько я тутъ отъ одной думы измаялся, что лучше бы, кажется, пятьверстъ на своихъ на ногахъ сдѣлать... А все-таки доползъ подъ конецъ! Тутъ на лавкѣ 19 — 290 — чей-то полушубокъ порожній обозрилъ, и его про запасъ смахнулъ. «Вышелъ я на задворки, н вѣришь ты? — кажется, не долго мученья мои тянулись, — и всего-то съ сутки! а словно я тутъ впервой воздухомъ свѣжимъ дохнулъ! Даже ослабъ весь, и ноги подкашиваются, и грудь будто расшаталася Вышелъ я на за- дворки; однако какъ началъ дѣломъ смекать: «плохо, думаю, это я сдѣлалъ; такимъ манеромъ они меня какъ разъ по слѣду накроютъ; лучше на большую дорогу пойти». Вышелъ, да не думая, словно изъ лука стрѣла, пустился въ обратный бѣжать. «Бѣжалъ я безъ отдыху версты съ три, даже грудь начало саднить. А ночь-то мѣсячная да свѣт- лая, и поле кругомъ чистое да ровное, — версты за двѣ человѣка видно! Вижу я: коли дальше идти, пер- вое дѣло — изъ силъ выбьюсь, а второе дѣло — хватиться могутъ, и ктожь ихъ знаетъ, въ какую сторону ихъ лѣшій повернетъ ! Показалась въ сто- ронѣ деревушечка, я и повернулъ въ проселокъ. Только она, распроклятая , точно дразнить меня : вотъ, кажется, рукой подать, такъ и вертится пе- редъ глазами; однако за ихними мужицкими вави- лонами, добрыхъ я съ полчаса маялся, доколѣ до- шелъ. «Тутъ я впервой позналъ, что такое бѣглый чело- вѣкъ значитъ. Пришелъ въ деревню, смотрю около себя, а куда идти, — не смыслю. Словно ужь судьба сама за меня промышляла да въ овинъ привела; зарылся я въ солому, да два дня оттоль и не выхо- дилъ, — такъ не ѣвши и лежалъ Послѣ сказы- — 291 — вали мнѣ наши, что и въ этой деревнишкѣ меня отыскивали, однако, стало быть, не постарались. «Черезъ два дня вышелъ. Ну, прежде всего ѣсть до смерти хочется. На дворѣ еще темнеть была, только кой-гдѣ огни въ избахъ виднѣлися: значитъ, исправная баба ужь печку затопила. Подошелъ я къ одной избѣ, вышибъ кулакомъ подворотню, под- лѣзъ скрозь нее и прямо въ избу къ бабѣ. « — Подавай хлѣба! говорю. «Только — она, какъ была съ ухватомъ въ рукахъ, такъ тутъ на мѣстѣ и обмерла. Я къ столу* досталъ хлѣба, взялъ кстати и ножикъ. « — Только ты пикни у меня, говорю: — не нонѣ, такъ завтра — такъ дойму, что на вѣкъ языка ли- шишься! «И точно, дай Вогъ ей здоровья, — не пикнула. «Наѣлся и опять въ солому залегъ — сумерекъ дожидаться. Теперь, думаю, хорошо: и сытъ, да и ножикъ при мнѣ есть — И все-то меня къ дому да къ дому тянетъ. «Вотъ въ сумерки всталъ отъ своего логова и пошелъ-таки прямо въ деревню. Вижу еще изда- леча, что въ кучерской у насъ свѣтъ горитъ. Не думавши долго, прямо туда. « — Ребята! говорю, кто изъ васъ противъ меня измѣньщикомъ хочетъ быть? «Только они сидятъ да помалчиваютъ, да промежь себя переглядываются. «Если кто меня выдать хочетъ, говорю: — такъ я туть весь; а не желаете выдать, такъ обогрѣйте да накормите меня! — 292 — а Никто однако прогивъ своего брата измѣньщи- комъ быть не согласился. Тутъ н узналъ, что въ тотъ самый день Машу на деревню что ни на есть за гадючаго мужика отдали за мужъ; а Семерикъ, какъ ни въ чемъ не бывало, сейчас ь поедѣ свадьбы въ Москву укатил ь. «Загорѣлось-это во мнѣ: хочу да хочу Машу ви- дѣть! даже ѣств не могу; такъ всего и поднимаетъ меня. ' «Ношелъ на деревню; вижу, стоить на краю избен- ка развалившая; подошелъ къ окошку, думаю, нѣтъ ли гульбы у инхь? Однако, видно, бѣдность шибко мужика одолѣла, либо совѣсть на народѣ зазрила, только не чуть въ избѣ никого, кромѣ хозяевъ. Го- ритъ-это посередь горницы лучина, и ровно чадъ да дымъ отъ нея идетъ, а свѣту почесть ничего-таки нѣтъ; въ углу на полу ребята, въ повалку снять ну, одно слово, и голодно-то, и холодно-то въ этой избѣ, еовсѣмъ, кажется, и жить-то нельзя. Одно мяѣ чудно показалось, что они ровно какъ вмѣстѣ жили, — сидятъ около свѣтца. Маша бѣльишко кой- какое дѣткамъ починиваетъ, а ТроФИмъ сапоги на продажу тачаетъ. Долго я такъ смотрѣлъ на нихъ, все думаю: взойти или не взойти? Однако Маша будто почуяла что: встала съ мѣста и слушаетъ; ну, и ТроФимъ къ окошку побрелъ. « — Это я, говорю, ТроФимъ Петровичъ! я-щш^ бѣглый Иванъ! пустишь, что ли? «Услышавши меня, онъ по началу даже отъ окна отшатнулся, однако вскорѣ опять поправился. « — Пустить что ли, Марьюшка? спрашиваетъ. — ш — «Только она ровно иепугалася: побѣжала-это отъ свѣтца прочь и за печку спряталась. « — Пусти, говорю, Метровичъ! Вотъ тебѣ Богъ, что только проститься хочу; одной минуты не про- буду больше! «Взошелъ я въ избу, помолился Богу, сѣлъ на лавку. « — Богъ въ помочь! говорю. «Только она вышла ко мнѣ, мертвая-размертвая. Однако идетъ твердо. « — Прости меня, Иванушка, говорить. «Я заплакалъ; снжу-это ни лавкѣ и, словно баба, малодушествую. Господи! какъ мнѣ горько-то, горь- ко-то въ ту пору было! Словно темь кругомъ меня облегла, словно страхъ да ужасъ на меня напалъ. словно тянетъ, сосетъ мнѣ все сердце! « — Прощай, Иванушка! опять говорить она, а у самой слсзиночка въ голоеѣ дрожитъ. «Векочплъ я; хотѣлъ въ охапку ее схватить, одна- ко вижу — въ углу ТроФИмъ стоить и словно у него зубъ на зубъ не попадаетъ. И она тоже руки впе- редъ протянула, будто какъ застыдилася. Ну, ду- маю, стало быть, нашему дѣлу и взаправду кон- чанье пришло! « — Прощай, говорю, Маша! прощай и ты. Тро- фимъ! «Молчать оба. « — Видно-молъ не свидѣться намъ? « — Да. видно, не свидѣться! молвилъ ТроФИмъ. «Словно ожгло меня это слово. « — Звѣрь ты! говорю. — 294 — ос — Нѣтъ, говорить, не язвѣрь... Ты, говоритъ, рукой махнулъ да въ лѣса бѣжалъ, а ей весь вѣкъ со мной въ голодѣ да въ нуждѣ горе мыкать прихо- дится Такъ инъ лучше не замай ты насъ! «Смотрю я на нее; все думаю: «не скажется ли въ ней хоть на минуточку наше прежнее разлюбов- ное время-времячко»?... «Ну, и нѣтъ, какъ нѣтъ; стоить она какъ безъ чувствъ совсѣм ъ. главами въ землю смотритъ, толь- ко верхняя губа будто дрожитъ легонько. « — Ну, говорю, инъ и взаправду, Маша, прощай! Однако все-таки на розстаняхъ, чай, поцаловаться надо « — Такъ наше дѣло и кончилось. Вышелъ я отъ нихъ какъ безъ памяти. Отхваталъ я, братъ, въ эту ночь верстъ тридцать слишнимъ. Иду да иду впе- редъ, а куда иду, — даже понятіе потерялъ. Снѣгъ мокрый глаза залѣпляетъ, вѣтеръ въ лицо дуетъ, ноги въ сугробахъ тонутъ, а все иду, и все о чемъ- то думаю, хоть истинной думы и нѣтъ во мнѣ. Все это, какъ во снѣ, — отъ одного къ другому пере- ходитъ: и Маша-то тутъ, и не ѣдалъ-то я, и сѣна вонь стогъ въ по.тѣ стоить, и ночь-то была въ-пору холодная да темная. Останови да спроси: о чемъ- молъ сейчаеь думалъ? — ни въ свѣтѣ отвѣту не дашь! «Однако на утрѣ уморился, и понятіе-это ко мнѣ изморомъ воротилось. Тутъ только догадался я, что замѣсто того, чтобъ къ нашимъ на конный дворъ вернуться, я верстъ тридцать въ сторону шагнулъ. Ну, не судьба, значитъ! — 295 — «Вижу, на встрѣчу мнѣ мужичокъ съ дровами ѣдетъ. Мужичоночко этакой худенькой да мозгля- венькой; «ну, на что такому мозглецу топоръ?» ду- маю. Подошелъ къ нему. « — Продай-молъ топоръ, дяденька! «Онъ перепугался. « — Христосъ, говоритъ, съ тобой, молодецъ! топоръ-отъ, чай, мой! « — Известно, говорю, что твой; только и для насъ онъ очень словно надобенъ! «Ну, онъ столько учтивъ былъ, что больше со мной не разговаривалъ. «Такимъ манеромъ прошло больше мѣсяца, что я все дальше да дальше пробирался. Вѣришь-ли, даже не обогрѣлся ни разу порядкомъ, ни разу пу- темъ не поѣлъ. Привычки-то къ ночному рукомеслу еще не было, да и шелъ я все глухимъ мѣстомъ да проселкомъ, — такъ и въ питейный-то зайти не съ чѣмъ. И страхъ тоже одолѣлъ, потому что зима для бѣглаго человѣка — самое некорыстное время; кру- гомъ-это суметы, ни бѣжать, ни схорониться некуда: того гляди — какъ зайца изымаютъ. «Однако, около Благовѣщенья, словно потеплило, а въ деревняхъ въ это время на пригревѣ объ ину- пору даже жарко бываетъ. Тутъ, братецъ мой, только я восчувствовалъ, какова на свѣтѣ жизнь хороша есть. Сядешь, бывало, въ сторонкѣ около стожка: солнышко прямо въ лицо тебѣ поглядываетъ, вѣтерки, словно бархатные, кругомъ поигрываютъ, въ сторонѣ, чу, вода русло себѣ просасываетъ, на- верху всякая птица кишнемъ кишит ъ, и не видать — 296 — ея въ вышинѣ, а словно етонъ сверху внизъ сте- лется. Журчитъ-это, шумитъ все, точно и не одинъ ты въ евѣтѣ, точно завсегда кто ни-на-есть съ то- бой присутствуешь Самое развеселое это время! «Тутъ и поживишка у меня порядочная случилась. Иду я разъ сумерками своимъ трактомъ и вижу, что посередь самой большой дороги кибитка стоить; лошади, пара, сзади привязаны, ямщика нѣтъ. Подхожу я къ кибиткѣ, слышу — разговоръ там ъ идетъ; одинъ сѣдокь, должно быть, заслышалъ меня, веталъ и смотритъ черезъ кибитку.... Куиецъ. « — Много лѣтъ здравствовать, господа хозяева! говорю! «Только онъ думаетъ, что меня, значитъ, ямщик ъ помогать іі.мі. ирислалъ. « — Скоро .пі же яліщикъ-то вернется? снраши- ваетъ. а Пошел ъ я впередь, будто кибитку осматривай), и снмъ нримѣчаю, какъ бы за дѣло мнѣ половчѣй взяться. Вижу, — впереди зажора, у кибитки одна оглобля им прочь отломлена; значитъ, ни взадъ, ни впередь нѣтъ возможности, — Да ты что за человѣкъ? спрашиваетъ куиецъ. «А другой его товарищъ, даже не видѣвши еще ничего, забился въ глубь, да только знай — стонетъ. Вижу я, что они ребята ласковые, и въ разговоръ съ ними взошелъ. « — Вы, говорю, хозяева, просто что-ль ѣдете? « — Нѣть, говорить, безъ топора тоже не ѣздимъ. «Ну, ігтоиоръ показываешь. « — А коли есть топоръ, такъ дайте, значитъ, — 297 — пять цѣлковыхъ, — и Вогъ съ вами! А не то, бу- демъ силу пробовать! «Заартачился-было купецъ, да товарищъ его, спасибо, на выручку мнѣ подоспѣлъ. Застоналъ- это, заревѣлъ пуще прежняго: «отдай да отдай пять цѣлковыхъ!» «Разсчиталиеь. «Пошелъ я нослѣ того въ кабакъ, да тамъ и забылся. Объ ину пору хорошо это бываетъ. Ири- де тъ-это тошно да смутно такъ^ назади некорыстно да и вернуться туда ужь нельзя, а впереди словно тумань да темнеть виситъ... куда идти? Думаешь, думаешь, даже головой о стѣну шаркнешься. Ко- сушка вина много тутъ помощи дѣлаетъ. Выпьешь <»дну, — въ сердцѣ словно радуга иросіяетъ; вы- пьешь другую, — словно по морю по окіяну плы- вешь* выпьешь третью, — ни земли, ни воды под]. тобой нѣтъ, да и люди — ровно точки въ глаза хъ черещатся Въ кабакѣ ;і человека встрѣтиль. Показалось мнѣ. что онъ на меня съ иерваго раза елишкомъ зорко погмотрѣлъ, да и съ цаловальникомь словно перемигнулся. Вотъ, выпилъ я свою чарку и сѣлъ въ углу на лавку, будто какъ благодушествую, а у самого даже муравьи по-за кожей заползали! Все, знаешь, по новости своей думаю, что на лазутчика попалъ. Только они нромежь себя разговора ведутъ съ наловальником ь. « — Худо, Савва Дементьичъ! говорить чело- вѣкъ, — развѣ вотъ лѣтомъ поправимся, а не го^ видно, совсѣмъ отсель откочевывать придется. — 298 — а — Чтожь такъ? « — Да ровно ужь слишком і> много иорядковъ здѣсь завелось. Намеднись Сидорку на гумнѣ изло- вили, отпустить -то отпустили, да ужь и выкупъ больно несообразный заломили. Надоѣло Только бы вотъ товарищей такихъ подыскать, чтобъ и въ огонь и въ воду охочи были идти, такъ, кажется, ни на минуту бы здѣсь не остался. « — И Дарьюшку ништо не жалко! « — Что Дарьюшка! только связался я съ ней, а го давно бы намъ это дѣло покинуть надо! Намед- шісь-вотъ мужъ: «ты, говорить, меня въ окаянство ввелъ, ты меня воромъ сдѣлалъ, да и жену теперь отнимаешь!» Какъ будто я задаромъ его воромъ-то сдѣлалъ! II что еще: такъ-это остерв^нѣлъ, что ухва- тилъ н(іжъ да съ ножемъ зря ипередъи лѣзетъ. Даже смотрѣть на него глупо. « Цаловальникъ захохоталъ . « — Однако надо правду-истину сказать, гово- рить, — и ты въ его добрѣ ровно слишкомъ хозяй- ствуешь! « — Чего хозяйствовать! Съней, братъ, всякій хо- зяйствовать можетъ, — была бы охота! Намеднись — вотъ ОФИцеръ проѣзжій ночевать у нихъ становился, такъ мнѣ даже тошно стало, какъ она передъ нимъ привередничала « — Такъ вотъ она какова! « — Да ужь такъ-то «такова», что опять-таки го- ворю: найдись у меня теперь товарищъ хорошій, чтобы вмѣстѣ бѣжать отсель, ни на минуту бы даже не задумался. — 299 — «А самъ говоритъ-это, да на меня поглядываетъ. Однако я молчу и все-это думаю, что онъ меня ис- пытать хочетъ. Долго ли, коротко ли они промежь себя побесѣдовали, только онъ не утерпѣлъ, подо- шел ъ ко мнѣ. 4 — Да ты что, говоритъ, землякъ, въ землю гла- зами уткнулся да нюни распустилъ? « — А такъ-молъ. « — Что такать-то, а ты говори дѣло. Отколь бредешь? « — Прохожій-молъ; шелъ да зашелъ, — и все тутъ! « — Ирохожій Иванъ стащилъ на селѣ каФтанъ* идетъ на большую дорогу за шубой такъ что ли? « — Хоть бы и такъ, тебѣ что за дѣло? « — Больно ты, братъ, гордъ, либо трусливъ ужь не въ мѣру. Тебя же жалѣючи спрашиваютъ. « — Да ты самъ-то кто таковъ? ее — А я, говоритъ, человѣкъ небольшой, но про- зван ію сторожъ ночной; непода лечку бекетъ здѣсь содержимъ, да ироѣзжающихъ въ страхѣ Вожіемъ держимъ! « Цаловальникъ засмѣялся. « — Да, и уму-разуму наставляемъ ихъ, потому как г, безь нашей науки они безпремѣнно забылись бы Вотъ еще онамеднись углицкіе купцы тутъ ѣхали; ну, я точно-что малую толику отъ нихъ по- пользовался* однако за это и причту имъ сказалъ: «который-молъ звѣрь всѣхъ звѣреіі лютѣе?» — левъ. Кто льва лютѣе? — человѣкъ; потому — человѣкъ человѣка иогубляеть, а левъ льва никогда. Кто — 300 — человѣковъ лютѣе? — разбойникъ!... Такъ вы. го- ворю, ваши здоровья, въ этомъ мѣстѣ поздно ночью не ѣздите, потому — тутъ шалятъ Такъ хочешь что ли съ нами, молодецъ? «Посумнился я тутъ еъ крошечку. Хоть и вижу, что кончанье для меня одно впереди, однако съ не- привычки все будто робоетно. « — Что задумался? или, брать, по поеловицѣ: собака волка деретъ, и драть не умѣетъ, и отстать не смѣетъ? А ты, коли въ тебѣ живая душа есть, говори прямо: хочешь другомъ быть? « — Ты бы ему поднесъ для куражу, Миронычъ! говоритъ ца.іова.іышкъ: — а то вишь онъ какъ отт> дороги осовѣлъ! «Стали мы тутъ пить и бражничали такимъ ро- домъ дня съ три. На четвертый день такіе ли други- пріятели сдѣлались, словно вотъ вѣкъ только другъ о дружкѣ и сокрушалиея. Такъ и рѣшилась судьба моя въ кабакѣ. «Привелъ онъ меня къ своей любезной. Мужъ у ней тутотка на большой дорогѣ въѣзжій дворъ дер- жалъ... такъ, небольно чтобъ очень корыстный. Мѣсто это самое глухое да иепріютное^ и стоялъ ихній дворъ, словно торчокъ, одинъ-одинехонекъ; кругомъ верстъ на двѣнадцать лѣсъ дремучій, по дорогѣ песокъ по колѣни; ни воды, ни лужаечки нѣтъ, — такъ, дичь одна. Какъ ѣдетъ, бывало, кто по дорогѣ, такъ издалеча еще слышно, какъ по лѣсу словно щолканье иойдетъ. Стало быть, польза отъ постояльцевъ была самая пустая; развѣ ужь больно кто обночаетъ. или кони въ штгкахъ шибко замаютсяг — 301 — такъ к і» Уедоту Карпову на часок ь завернетъ, а ирочіе наровятъ, бывало, мимо поскорѣй проѣхать. Да и жили они какъ-то су мнительно; у другихъ хо- зяевъ и работникъ и работница путные есть, а у нихъ и всего-то одна работница, да и та нѣмая да дурочка была. Ну, для проѣзжихъ госнодъ оно и неприглядно; который и остановится елучаемъ, такъ все по сто- ронам!» озирается, не хотят ь ли-молъ рѣзать его. «А Ѳедотъ Карповъ самый изъ себя паренек ь м из ирный да нескладный быль. Махонькой да тощбй такой, борода-это клрінушкомъ, глазки маленькіе да врозь разбѣгаются. — даже емотрѣть гнусно. И все-то, бывало, или на палатяхъпроклажаетея, либо въ окошко сонной глядитъ, а начнетъ-это работать, такъ и не глядѣлъ бы на него: только въ навозѣ, словно боровъ, копошится А со всѣмъ этимъ та- кой жадай былъ, что какъ увидитъ монету, даже словно обезпамятѣетъ весь: этимъ только и держалъ его Корнѣй въ уздѣ. «За то на Дарьюшку точно-что можно залюбо- ваться было. Л высокая-то, и полная-то. и глаза большіе на выкатѣ, а тѣло бѣлое да разбѣлое, словно вотъ пѣна молочная скипѣлася. Одно слово, отдай все да и мало. Пойдетъ-это по горницѣ, или даже на мѣстѣ шевельнется, — такъ вся тебѣ кровь въ голову вдругъ и кинется Пѣсни тоже пѣть ма- стерица была: что хочетъ надъ тобой своимъ голо- сом ь сдѣлаетъ! И тоской -то тебя всего зальетъ, и удалью да .ѵіолодечеетвомъ сердце разутѣшитъ, — словно вся человѣческая душа въ рукахъ у ней была. Жила — 302 — купчика, однако вышелъ ему срокь жениться, онъ и выдалъ ее за Ѳедота. Отъ него и пѣсни-то пѣть она выучилась. «Пришли мы къ нимъ около полдёнъ; смотримъ, Дарьюшка у воротъ сидитъ. на солнышкѣ грѣетея. Поздоровались. « — Жить, что-ли, у насъ будете? спрашиваетъ Дарьюшка , а все на меня исподлобья посматриваетъ. « — ,Да, говоритъ Корнѣй: — покудова до тепла надобно будетъ прожить! << — А послѣ куда? « — А куда пуп» лежать будетъ... вѣрнаго еще ничего сказать теперь не могу. «Только она на эти его слова ровно усмѣхнула- ся; только такъ-то нехорошо да обидно, что разомъ мнѣ Корнѣевы слова вспомнились, которыя онъ ца- ловальнику въ кабакѣ говорилъ. « — Чего смѣешься? правду говорю, что остатніе дни у васъ здѣсь валандаюсь! говоритъ Корнѣй. « — Ну, и съ Вогомъ! отвѣчаетъ Дарьюшка, а сама все на меня да на меня поглядываетъ. «Словно помертвѣлъ Корнѣй. « — Ишь ты, подлая! говоритъ. «Однако она ничего; сидитъ себѣ, да знай поле- гонечку посмѣивается. « — Такъ неужтожь, молъ, мнѣ всѣмъ твоимъ прихотямъ подражать? говоритъ: — хочешь идти, такъ иди... плакать по тебѣ, что ли? « — И уйду; только такъ я тебя на прощаньи приголублю, что вѣкъ ты меня не забудешь... змѣя ты! — 303 — «Чудно мнѣ это показалось. «Будь, думаю, я на Корнѣевомъ мѣстѣ, не посмотрѣлъ бы на косы твои руеыя!» Однако онъ смолчалъ; только все у него нутро, словно у звѣря лѣснаго, зарычало. «Въ тотъ же вечеръ у нихъ съ Ѳедотомъ Кар- повымъ дѣло чуть не до убивства дошло, и все опять эта Дарьюшка на озорство завела. « — Слышалъ, говоритъ, Ѳедотъ Карпычъ, что Корнѣй Миронычъ отъ насъ въ дальны стороны сбирается? «Какъ сказала она это, Ѳедотъ Карповъ даже помертвѣлъ весь. Ну, и Корнѣй словно потупил- ся. А она, замѣсто того, чтобъ смирять ихъ, толь- ко пуще другъ на дружку натравливаетъ. « — Сказываютъ, какъ это тамъ хорошо да при- вольно, и рѣки-то, слышь, молочныя, и берега-то кисельные, и воруютъ-то всѣ безданно-безпошлин- но... инъ и тебѣ за нимъ ужь бѣжать, Ѳедотъ Кар- пычъ? «Слушаетъ это Ѳедотъ, а у самого даже боро- денка словно листъ трясется. « — Правду, что ли, баба лаетъ? говоритъ. «Ну, солгать бы туть Корнѣю: пошутилъ-молъ, и вся недолга; однако онъ или посовѣстился, или не нашелся съ перваго разу: пробормоталъ что-то невнятно въ отвѣтъ, и замолчалъ. « — Анъ врешь ты! говоритъ Ѳедотъ: — не по- смѣешь отсель уйти! «А самъ и заикается-то, и по столу-то кулакомъ бьетъ... « — Али любъ тебѣ сталъ? говоритъ Корнѣй. — 304 — « — Любъ н«' лк/іь. а у меня съ тобой ечеты ест* — Въ кабалу ты ко мнѣ шелъ! «Ну, лѣзетъ на Корнѣя, да и шабашь, даже на мѣстѣ словно екачетъ; и ку.тачишкомъ-то, и голо- вой-то ему въ брюхо норовить... удивленье да и только! « — Ты, говорить, женой у меня зан.іадалъ; такъ задаромъ чтобъ я тебѣ ее отднлъ? к — Ишь, тебя больно спрашивались Л Ѳедотъ все одно: « — Издохнешь, говорить, мнѣ служивши! убью я гебя и ві» отвѣтѣ не буду!., потому — ты воръ... да, говоритъ. воръ, вор]», воръ разбойникъ ты! ссКорнѣй только-знай рукой отмахивается, какъ онъ слишкомъ на него наскакивать начнеть. «А Дарьюшка, сдѣлавши свое дѣло, ушла за пе- регородку, словно горя ей мало; только и слышно, какъ она тамъ иозѣвываетъ да потягивается. « — Чаек» этакъ-то у васъ бываетъ? — спраши- ваю я ее. к — А кто ихь знает ь? Каждый день все ссору да драку заводятъ Что на нихъ смотрѣть-то! Да неужто взаправду Корнѣй на чужую сторону сби- рается? « — Да, взаправду. к— Куда? « — А куда глаза глядятъ. к — Ну, и Богъ съ нимъ! « — Будто тебѣ его не жалко? Такъ она, братецъ мой, не то-чтоф» поскучать 305 или хоть бы задуматься. — все те чужой человѣкъ иередъ ней, — даже засмѣялась въ отвѣтъ. в — Ты, говорить, съ Корнѣемъ что ли? — Съ Корнѣемъ. к — Напрасно... кабы ты съ нами остался, и Ѳе- дотъ бы Карпычъ Корнѣя отпустилъ «Говори! ь это, да такъ-таки прямо въ глаза мнѣ и емотритъ. с — А намеднись, говорить, ОФицеръ ироѣзжій у насъ становился, такъ раза съ четыре ворочался: все бьжать съ собой меня сманиваль! II опять прі- ѣхать обѣщалея — ( — А Корнѣй чего СхМОтрѣ.іг»Ѵ к — Что Корнѣй! Извѣстно въ хлѣву злобство- валъ! Развѣ его въ горницу пущаютъ, когда прі- ѣзжіе господа есть? « — Видно, ты гаки охоча гулять-то! <( — А для-че не гулять, когда гулять можно... весело гулять! Вотъ у меня баринъ былъ милень- кій, — ужь то-то мы съ нимъ погуливали!... Хо- чешь что ли, пѣсню тебѣ спою? (Сияла со стъны титиру, да словно разлилась тутъ вся : <Ахъ, гдѣ жена была, гдѣ сударыня была, Я была, сударь, была, у попа въ гостяхъ....» 41 поетъ-то, и илечьми-то нодергнваетъ, и каб- лучками-то нристукиваетъ... всякая словно жилка въ ней вдругъ заговорила! «А грудь-то бѣлая да полная, тяжеленько-это подъ гитарой мечется, ровно моченьки у ней нѣтъ, ров- 20 — 306 — но истомило ее всю, измаяло! Такъ оно хорошо да сладко, что иКорнѣй съ Ѳедотомъ лаяться переста- ли, а у меня даже свѣтъ въ глазахъ помутился!... Какъ легли мы послѣ того съ Корнѣемъ на сѣнни- цѣ спать, долго она мнѣ сквозь сонъ все мерещилась! 'Жили мы у нихъ съ мѣсяцъ-мѣста, ничего не дѣлавши; однако я укрѣпился, противъ товарища нодлецомъ сдѣлатьея не хотѣлъ. Подивился я туть на Корнѣя! Ужь на что, кажется, крѣпкій человѣкъ былъ, а передъ ней и даже иередъ этимъ Ѳедот- коіі. словно овца смирялся: что хотѣли изъ него дьлалп. Она, бывало, и за водой его посылаетъ, и кушанье стряпать велитъ, — все исправлялъ! чПо времени и совсѣмъ тепло установилось. Сталь Ѳедотъ Карповъ намъ докучать, что мы толь- ко руки склавши сидимъ, да чужой хлѣбъ ѣдимъ. Началъ и я Корнѣю вспоминать, что не затѣмъ въ товарищи къ нему лошелъ, чтобъ у бабы подъ юб- кой прятаться — сВотъ, вышли мы со двора поздно вечеромъ, на самый Егорьевъ день. За десять верстъ отъ двора и мѣсто у насъ было такое назначено, чтобъ съ то- варищами сойтись. Только идемъ мы опушкой, а у меня словно сердце въ груди измираетъ: то, зна- ешь, робость непереносная всего обхватываетъ, то вдругъ такую въ себѣ силу и мочь почувствуешь, что, кажется, не шелъ, а летѣлъ бы впередъ да впередъ. И чего-чего тутъ не передумаешь! и сто- ны-то загодя тебѣ слышатся, и кровь будто передъ глазами проливается И ничего-таки этого не бываетъ, и все, бра- — 307 — тецъ ты мой, ѳто одинъ разговоръ! Наетоящій рай- бойникъ никогда не убиваетъ; убиваетъ больше мелкій воришка, который съ предметомъ свопмъ совладать не можетъ. А у насъ всякое дѣло миромъ кончается: одна часть тебѣ, другая ч:ість намъ, — и ступай на всѣ на четыре стороны! Случается, правда, что бабы отъ страха нищатъ, — ну, и Хри- стосъ съ ними, пускай пищатъ! (Потому, — какая для насъ корысть человѣка жизни лишать? Первое дѣло — грѣхъ за-напраено на душу возьмешь, а второе дѣло — слѣдъ безпре- мѣнно оставишь. Иной, свою часть вручивши, по- горюетъ, погорюетъ — да и броситъ дѣло такъ, по- тому— дорожному человѣку съ полицейскими свя- зываться тоже не приходится. Ну, а какъ убьешь- то его, онъ волей-неволей на тебя пожалуется; пой- дутъ-это шарить да сыскивать, и хоть ничего на- стоящего не найдутъ, однако на цѣлый мѣсяцъ все дѣло тебѣ перепакостятъ. «Въ эту ночь мы барина остановили. Молоденькій такой да нѣжненькій, а трясется, сердечный, одинъ на телѣжечкѣ. Шибко онъ насъ испугался, даже смѣшался еовсѣмъ. «— Чтожь ты не везешь, каналья ты этакая!» кричитъ ямщику, а самъ почти плачетъ. Ну, де- негъ у него мы не густо нашли, потому — домой въ побывку на легкѣ ѣхалъ, а взяли у него чемода- нйшко, часы золотые, да перстенекъ съ руки. Боль- но мнѣ его жалко было. И то говорилъ Корнѣю: что, моль, младость обижать? » Однако онъ не по- слушал ъ — — но8 — Вь другую ночь видим ь, дт.лый рыдван ь по до- рог* шестерииомъ по.ізетъ. Ну, гакь и че решится мнѣ. что Семериковъ-это рыдван ъ. « — Братцы, говорю, голубчики! никак ь :мо ш*м ѣдеть! «Одннко вышел ь не онъ. а барин ь какой-то боль- тон. Растянулся еебѣ м подушкаѵь баринъ лю- безный, спить во всю ивановскую, и у самого крестъ на млппшкЬ болтается. .Ну. мы его разбу- дили. я — Ваше б.іаюродіе! говорить Корньй: — из- вольте ветаваіъ. вм гтанцію иргьхали! Только онъ по началу высоко было взял ь. а — Как ь і;ы емЬгге! говорить. — да вы знаете ли, говорить, что я вае*» гуда упеку, куда Макаръ телятъ не гоняетъ!... Потомъ однакожь урезонился маленько... Мно- го онъ намь ласковых ь еловь юворилъ: что и воро- вать-то стыдно, что в браіья-ю мы веѣ. что оби- жать намъ другь дружку стало быть не приходит - ся; однако, какь наше дѣло къ снѣху было, мы вслушаться въ его рѣчи настоящимь манеромъ не могли, и такъ-таки въ-чистую его обобрали, что да- же лошади пос.тѣ того отъ легкости рыедол побѣ- жали. «Стащили мы нашу добычу въ лѣсъ, в* самую трущобу, и хворостомъ тамъ ее завалили. Только въ лѣсу долго оставаться еще не способно было. Я по дорогѣ, и въ полѣ ужь сухо, а въ лѣсу еще земля словно не весь парь отдала. Приклонишься къ низу, даже видишь, какъ земля на гдазахъ гво- ноч ихъ отходить начинаетъ, а вч. иныхъ мѣетахъ, гдѣ поглуше, словно вотъ легка я -легонькая пеленочка еще лежитъ, — ледокъ, значитъ. А изъ подо-льду ужь и травка зелененькая выбивается, — ну, возь- мешь-это, дыханьемъ пеленочку оттаешь; пущай- молъ Божья травинка безъ помѣхи растетъ! «Воротились мы на постоялый раннимъ утромъ, чуть еще солнышко показалось, Въгорницѣ, видно, еще спили* только нѣмая работница за вороти вы- шла, позѣвываетъ да на восходъ крестится; да и та, увидѣвши насъ, словно испугалась, и вдругъ ни съ того, ни съ сего въ ворота шарахнулась... что за чудо! Однако Корнѣй, должно быть, чутьемъ бѣ- д у свою почуялъ и еамъ за ней слѣдомь ударился... (Только я ужъ засталъ, какъ онъ Ѳедота допра- шивалъ; вижу, на меліъ и званія лица нѣтъ, а Ѳе- дотъ стоить у стѣны въ одной рубашкѣ, волосы-это растрепаны, рожа немытая; стоить да нодъ рукой его, ровно комаръ, топорщится. < — Куда убѣгла? сказывай! говорить Корнѣй. «И не то-чтобъ шибко выкрикиваетъ, однако даже мнѣ отъ его голосу жутко стало. Ну, я Ѳедоткѣ, видно, не до разговоров ь приш- лось; леиечетъ чтой-то про себя да руками разво- ди тъ. <г — ІІродалъ ты, чтоль, ее? опять говоритъ Кор- нѣй: — сказывай, сказывай же ты мнѣ, аспидъ ты эдакой! Собралъ онъ его, братецъ ты мой, въ охапку и грянуль объ полъ. Ужь топталъ онъ, топталъ, ужь возиль онъ его но полу-то, возилъ!... Давно и ду- — 3*0 - шонка-то его смрадная, чай, въ тартарары пошла, а онъ все сытости не чувствуетъ Возьметъ это, подниметъ его съ полу, и опять объ-земь — какъ шваркнетъ! «Ну, подъ конецъ и самъ измаялся; грянулся-это на лавку, да какъ завопитъ да застонетъ, ажъ вчу- жѣ меня холодный потъ прошибъ! «Часа черезъдва мы этотъ проклятый постоялый дворъ со веѣѵь четырехъ угловъ зажгли. Такъ и сгорѣлъ со всѣми пожитками; даже нѣмая, по глу- пости своей, выбѣжать не услѣла... 11 пошли мы послѣ того во путь, во дороженьку, отреклися отъ міра прелестна го, поклонилися бору дремучему, и живемъ, нече сказать, ни худо, ни красно, а хлѣбъ жуемъ не напрасно. «Странствуемъ мы сънимъ по русскому царству, православному государству, странствуемъ по го- рамъ, по доламъ, по лѣсамъ, по полямъ, по зеле- ным ь лузямь, а больше около большой дороги дер- жимся. «Весело, брать! — это ужь говорить нечего — т. е. просто у насъ житье-пережитье!... Однако идешь-это иной разъ по опушечкѣ, и вдругъ на тебя дурость найдетъ.... Растужишься, разгорюешься, и падешь гдѣ нибудь подъ ёлочкой, тяжеленько взды- хаючи, горько слезы роняючи, свою жизнь про- клинаючи И елочка — это словно тебя пони- маетъ: такъ-то плавно да заунывно лапами своими надь тобой помаваетъ: вздохни-молъ, замученный! — 311 — вздохни, безталанный, безчастный! вздохни, сирота сиротскій сынъ! «Видѣлъ я сонъ: прихожу будто я въ градъ нѣкій, и прихожу не одинъ, а съ товарищами: такіе прія- тели есть, сотскими прозываются. Подхожу-это къ палатамъ пространныхъ: съ четырехъ концовъ баш- ни высятся, спереду стоятъ батюшки-солдатушки; стоять солдатушки ружьемъ честь отдаютъ, за бѣлы руки меня принимаютъ, нринимаючи разутѣшными рѣчамиублажаютъ: «ты войди-молъ къ намъ, воръ, разбойничекъ! душегубчишка ты окояЧшенькій! От- дохни ты у насъ въ острогѣ кименномъ, за затворами крѣнкими желѣзными!» «И еще вндѣлъ я сонъ: стою я на мѣстѣ высо- кіимъ и къ столбу у меня крѣпко-на-крѣпко руки привязаны. Собралось тутъ народу видимо-невиди- мо, все на меня позѣвать — поглазѣть, на меня, на шельмецкато-шельмеца, на разбойника! И молился я тутъ Спасову образу, И на всѣ стороны низко кланялся: Вы простите меня, люди Божіи, Помолитеся за мои грѣхи, За мои ли грѣхи тяжкіе! Не успѣлъ я на народъ вдзрити. Какъ отсѣклн мою буйну голову, Что по самыя плечи могучія.... Ну, этотъ сонъ нельзя сказать, чтобъ пригожъ былъ — Однако не лучше ли намъ это бросить - позабыть.... Ахъ, въ горѣ жить, не кручинну быть! А и горе-горе, гориваньице ! Ахъ, въ горе жить, некручинну быть, Нагом ѵ ходить — пе стыдитися! ПОШ ОБЪДА ВЪ ГОСТЯХЪ. Удивительное дѣло, как* все это было пригнано? какая во веем* сказывалась система и гармонія! Потомство рѣшите.іьно не иовѣритъ. Поговорим* хоть о губернском* надзорѣ. Всякій согласится, что без* надзора нельзя: во первых*, обывателям* не- кому будет* жаловаться, во вторых* , — куда же дѣнутся всѣ эти лица, которым* ввѣрен* надзор*? в* третьих*... ну, да вообще какъ-то неловко без* контроля! Что могли бы сказать о нас* иностранцы, еслиб* у нас* не было контроля? Могли бы сказать: у них* царствует* произвол*, потому контроля нѣтъ! могли бы сказать: удивительно, как* это люди живут* въ такой етранѣ, в* которой контроля нѣтъ! А теперь, какъ контроль есть, то иностранцы дол -ле- ны молчать, и ничего больше. — 311 — Главное дѣло, чтобы контроль быль безобидный, и шелъ, такъ сказать, въ видѣ непрерывного пере- крестнаго огня. Объяснимъ это примѣромъ. Если меня будетъ контролировать мужикъ, что можетъ изъ этого выйти? Разумѣется, ничего путнаго, по- тому что и онъ меня не понимаетъ, и я его не пони- маю, и станемъ мы цѣлый день разговариваться по русски, онъ по татарски. Совсѣмъ другое дѣло, когда сойдутся люди просвѣщенные и скажу тъ другъ другу: ты надзирай за мной, а я буду надзирать за тобой. Ясно, что здѣсь не можетъ случиться нираз- доровъ, ни недоузіѣній* ясно, что просвѣщенные люди иоймутъ другъ друга и будутъ объясняться единственно по русски. Такимъ образомъ, подозрѣ- ніе о произволе устраняется; обыватели на каждомъ шагу встрѣчаютъ лицо, которому могутъ принести жалобу; приличія соблюдены, всѣ довольны, а вмѣ- стѣ съ тѣмъ и раздоровъ никакихъ... Возьмемъ другой примѣръ, болѣе осязательный. Нашъ почтенный начальникъ края постоянно на- ходится подъ контролемъ весьма не легкимъ; за нимъ надзираетъ и губернскій штабъ-ОФіщеръ, и губерн- ски проку роръ, — а между тѣмъ спросите его по совѣсти, чувству е тъ ли онъ это? Нѣтъ, онъ не чув- гтвуетъ, ибо, съ другой стороны, штабъ-ОФіщеръ и прокурор*, находятся и подъ его контролемъ. Следо- вательно, сойдутся вмѣстѣ, переговорятъ между со- бой ладкомъ, анъ смотришь, и прекратятся разомъ всѣ недоумѣнія, смотришь — и пошли опять козы- рять, ьакъ ни въ чемъ не бывало. Нашъ добрый и лшлыГі пріятель. СѴліенъ Зіи.хай- — 314 — лычъ Вулановекій былъ именно такого мнѣнія о контролѣ. Во первыхъ. онъ вообще одобрялъ вею систему, а во вторыхъ, хвнлилъ въ особенности то, что контроль именно порученъ ему, а не кому дру- гому. «Это — говаривалъ онъ: — именно величествен- ное зданіе, въ которомъ всякій находится при томъ кругѣ, гдѣ кому по споеобностямъ быть слѣдуетъ». Я знаю, что въ послѣднее время развелось много неблагонамѣренныхъ людей, которые утверждаютъ, будто бы не предстоит ь никакой надобности ни въ штабъ-оФицерахъ. ни въ прокурор ахъ, ни даже... въ начальниках!» края! Дляуправленія обывателями, говорятъони. достаточно однихъ законовъ! Конечно, если разсуждать съ точки зрѣнія теоретической, то нельзя не сознаться, что законы въ евоечъ родѣ тоже представляю'1 і» величественное зданіе; но съ другой сторон ы, бываютъ случаи, когда они гово- рить не могутъ. и когда личное искусное вмѣша- тельство одно может ь предотвратить величайшія бѣдствія. Въ особенности удобно и необременитель- но еіе средство въ дѣлахъ свойства, такъ сказать, доімашнаго (ибо въ нашемъ любезномъ отечествѣ еще встречаются дѣла сего свойства). Приходитъ, напримѣръ, ко мнѣ ѵкена и жалуется, что мужъ ея поступаетъ ст. ней не какт» супругъ, а какъ чело- вѣкъ посторонни!. Что сдѣлалъ бы законъ? Законъ, во первыхъ, сказал ъ бы: сударыня, докажите! Во вторыхъ, еслибъ и послѣдовало доказательство то законъ отвѣчалъ бы: это, сударыня, не мое дѣло? Напротивъ того, что едѣлаю я? Во первыхъ, я при- зову мужа и скажу ему: «какъ же тебѣ. любезный, — и 1 5 — не стыдно! посмотри, какая у тебя жена хорошень- кая!» Во вторыхъ, если онъ этимъ не убѣдится, я пригрожу ему закономъ: «да, скажу., любезный! у насъ на этотъ счетъ и законъ есть!» А такъ какъ онъ законовъ не знаетъ. то и убѣдптся навѣрное. Смотришь — анъ дѣло-то и покончено къ общему удовольствію! Другой примѣръ: приходитъ ко мнѣ работникъ и жалуется, что хозяинъ жалованья еі\іу не платитъ. Натурально, я за хозяиномъ: «зачѣмъ ты, любезный другъ, денегъ не платишь?» Ну, онъ мнѣ: такъ и такъ. Отъ хозяина я опять къ работ- нику: «развѣ ты не можешь, любезный другъ, по- дождать?» Смотришь — анъ дѣло-то и покончено къ общему удовольствію ! Но важнѣе всего то, что мы, россіяне. отърожде- нія нашего нитаемъ къ судамъ нелюбовь. Одарен- ные отъ природы воображеніемъ внечатлительнымъ и характеромъ живымъ, даже строптивымъ, мы тре- буемъ, чтобы дѣла рѣшались немедленно, а же ла- нія наши удовлетворялись безпрепятственно. Что бы это такое было, еслибъ существовали одни суды и не существовало начальства? Страшно подумать, но предугадать не трудно. Во первыхъ, обыватели пришли бы въ уньшіе; во вторыхъ, въ дѣлахъ про- изошелъ бы застой. Результатъ же всего этого — хаосъ, среди котораго люди стремились бы не къ тому, чтобы сдѣлать себѣ одолженіе, но къ тому, чтобы поѣдать друга. Повторяю, нашъ милый Семен ъ Михайлычъ впол- нѣ разд ѣлял ъ эти убѣжденія. Онъ находилъ, что въ особенности полезепъ надзоръ негласный, который — ;ІН> — благодѣтельствуегь, так* сказать, въ тишинѣ уеди- ненія. Въ такомъ видѣ, по мнѣнію его, он ъ уподоб- ляется провидѣнію, всегда намъ сопрнсутствующе- му. Обиженный не пмѣетъ осноканія унывать, ибо знаетъ, что есть рука, которая защититъ его и по- караетъ злодвя. При такой уверенности, не можетъ не житься легко, пбв нгигаиъ. гакъ сказать, сама выносить обывателя на крылахъ своих ъ. Въ этомъ ЯЕв. быть можетъ. заключается и дѣІІс твительния причина того, что въ государства», гіѣ подобный контроль устроенъ, лица обывателей прпнимаютъ видъ откровенный п беН8аботны#, не говоря уже. о толп,, кнкъ ВТО прІЯТНО начальству. Вообще. Семен ь Михаил ычъ чудный .ѵіалый и слыветъ въ іуберніи .завидным», женихвмъ. Онъ очень мило изъясняется по Французски, а благород- ной изысканности его манеръ удивляются веѣ по - мѣщнки. Онъ ньсколько сухощамі» н вообще ело- ѵкенъ, если позволено такъ выразиться, меланхоли- чески; при этомъ строе нъ и пмѣетъ черты лица не только выразительныя, но даже язиительныя. Пра- вильности его носа еще не такъ давно удивлялась купеческая жена Барабошкина , а пристальна го взгляда его сѣрыхъ глазъ не могъ вынести самъ губернскій предводитель дворянства, когда его, по поводу ущерба какому-то казенному интересу, ве- лѣно было келейнымъ образомъ допросить. Но че- ловѣкъ чистый и невинный могъ смотрѣть ему въ глаза смѣло и съ увѣренностію всегда встрѣтить въ нихъ теплое участіе. Ко вселіу этому (какъ бы въ довершеніе общаго очарованія), онъ употреб- 817 даетъ каше- го анаѳемсюе духи, которыми умащае ль еебѣ усы и тѣж>, и отъ которыхъ такъ и разитъ чѣмъ-то таинственным ъ. Семенъ ІѴІихайлычь человѣкь холостой, но не прочь жениться. Если ежь до сихъ поръ не иринесъ себя въ жертву Гименею., то это произошло совсѣмъ не оть того, чтобь наших ъ дѣвицъ не плѣняла его обольстительна и наружность, но отъ того, что онъ желаеть сдѣла ть партію во всѣхъ отношеніяхъ бле- стящую. Ему мало того, что дѣвица, на которую онъ обращаетъ свои взоры, пышка, ему надо, чтобъ и отеиъ ей былъ пышка, т. е. снабженъ надлежа- щими капиталами. «Жена должна принести мужу деньги и протекцію», говоритъ онъ, и, совершенно довольный собой, мечеть жгучіе взоры на сонмище тающихъ дѣвицъ нашихъ. Живеть онъ просто, но мило, въ домѣ той самой купчихи Барабошкиной, которая такъ восхищалась правильностью его носа. Говорятъ, будто бы онъ не платить за квартиру, но если это и правда, то во всякомъ случав онъ обдѣлываетъ свои дѣла такъ скромно, что никто у.шчить его ни въ чемъ не мо- жетъ. Въ какое бы время вы ни зашли къ нему, всегда можете найти добрый привѣтъ, добрую си- гару и добрый стаканъ вина. Семенъ Михайлычъ очень нрінтный собес Ьдннкь, онъ нронида 'іч мі.ный политикъ и умиренный, но глубоко-мысленный фллософъ. Трудно повѣрить, но при всѣхъ скоихъ многочисленных*, занятіяхъ онъ находить время даже слѣдить :>>н теченіем ь планетъ и, руководствуясь брюеовымь календаремъ, охотно 81Н — объясняешь обычнымъ своим ъ еобоеѣдникамъ тай- ное ихъ значеніе. Такъ, наиримѣръ, не далѣе,какъ прошлой зимой, онъ, но теченію иланетъ, очень вѣрно предсказалъ, что въ персидской етранѣ про- изойдут ь козни тайныхъ враговъ, стремящихся огор- чить любезное отечество, но что козни эти будутъ открыты нѣкоторымъ царедворцемъ ОлоФорномъ. который и посрамить кознедѣйцевъ. Все точно такъ я сбылось: чорезъ двѣ недѣли, мы уже читали въ лазетахъ, что ОлоФерігь поймалъ и обличилъ зло- дѣеы», которые были посажены въ мѣшокъ и ввер- жены въ море. Есть у него и бнбліотека, состав- .іе и на я исключительно изъ книгъ, трактующихъ ѳ разным» ппдахь любви къ отечеству. ІІомнѣнію его, только такія книги и могутъ услаждать душу госу- дарственная человѣка, да еще сочнненія эротиче- скаго еодержанія; но сіи послѣднія должны быть читаемы с ь умѣронностью и втайнѣ, дабы но поро- дить соблазна въ народѣ, который, по простодушію своему, можетъ, чего добраго, принять преподан- ныя тамъ правила за руководство въ жизни. Однимъ словомъ, такіе люди, какъ Семенъ Ми- хайлычъ, составляюсь истинное украшеніе городовъ, въ которыхъ поселяются. . я такъ какъ въ Россіи нвтъ губернскаго города, въ которомъ не было бы своего Семена Михайлыча, то иГ оказывается, что всѣ они изукрашены въ этомъ отношеніипреестоственно. Имѣя въ виду впереди балъ у губернатора и по- томъ ночную пирушку у откупщика, я зашолъ къ Семену Михайлычу, чтобъ отвести душу въ умѣ- ренно-либерально-подитико-ФИлосоФской бесѣдѣ. — 319 — Я засталъ его за чтеніемъ новаго ооширнаго трак- тата о любви къ отечеству; неподалеку, на случай отдохновенія, валялся новый романъ Поль-де-Кока. Прежде всего, мы, разумеется, разговорились о различныхъ благодѣтельныхъ реФормахъ, ожидаю- щихъ наше любезное отечество, потомъ о дѣиствіи, которое онѣ оказываютъ на обывателей. Оказалось, что это дѣйствіе, покамѣетъ, ограничилось гѣмъ. что генералъ Голубчиковъ сошолъ съ ума, въ ожи- даніи уничтоженія откуповъ, да председатель уго- ловной палаты запилъ мертвую, въ ожиданіи судеб- ной реформы. Мы, разумѣется, погоревали. — Удивляться тутъ нечему, сказалъ мнѣ Семенъ Михаилы чъ по поводу непріятнаго происшествія съ генераломъ Голубчиковымъ: — такая вѣсть можетъ поразить рі болѣе крѣпкіе организмы. — Какой однако ударъ для всего семейства! Семенъ Михайлычъ только махну лъ рукой, какъ бы говоря: погоди! то ли еще будетъ! — Странно одно, нродолжалъ онъ: — какъ это Иванъ Нико.іаичъ до сихъ поръ не приготовился! Посмотрите на меня: я ужь давнымъ давно ко всему готовь! — Что, развѣ получили что нибудь? — Не получилъ, но получу! Семенъ Михайлычъ сказалъ это съ такизіъ дро- жаніемъ въ голосѣ, что я не сомнѣвался, что онъ по- лучилъ нѣчто, но до поры до времени скрываетъ. Любопытство задѣло меня за живое. — Вотъ вы говорите, что генералъ не пригото- вился, сказалъ я, желая увлечь его въ откровенную — 320 — доеѣду: — да помилуй те, какь же гуть и пригото- виться-то! Вѣдь онъ еще нынче у громъ получилъ радостное для еебя извѣстіе! — И нее- гаки надо было приготовиться! — Дм кал ь же это. однакожь? — Новѣрме лінѣ, что ничего нѣть легче. Нужно только еообрнженіе и хриетіанекос смиреніе! возра- зила Семенъ Михайлычъ и, немного помолчавъ, при- бавить:— да. главное все-таки хрпегіанекое смире- ніе, какь тнмъ вто ни говори! Семепъ Михаилы чъ, который курил і. въ это время трубку, сталъ дуть въ нее съ такою еилой, что искры цѣлымь облакомъ іин-ыііа.шгь на коверъ. — Я был ь сего дня у обѣднн и молился, продол- жал ь онъ таинетвеннымъ голосомъ: — только, когда пропѣлп херувимскую . я вдругъ почувствовал ъ, какъ будто ч то-то кольнуло меня въ самое сердце... Я, знаете, впал ь въ забвеиіе. стою и молюсь, стою и молюсь... Ахъ. что я видѣлъ въ эту сладкую ми- нуту! ахъ. что я видѣлъ! Скажу одно: еъ этого мгно- венія бремя жизни екатплось еъ души моей! съ этого мгновенья я... готовь! «Чортъ возьми! а вѣдь дѣло плохо, коль скоро Се- мену Михаил ычу видѣнія являются!» нодумалъ я, невольно припомнивъ катастрофу,, приключившуюся съ генераломъ Голубчиковымъ. — И представьте себѣ, другъ мой, едва я возвра- тился изъ церкви, какъ мнѣ подаютъ письмо отъ одного петербургскаго пріятеля... — И это письмо?... — Вотъ не угодно ли полюбоваться! — щ — Онъ пода. м, мнѣ дрожащей рукою письмо, кь ко- торомъ я прочиталъ слѣдующее: «Мы провалились, любезный другъ 8ітоп, и ты можешь укладывать своп чемоданы, не опасаясь на этоть разъ быть введендыкчь въ ошибку. На дняхъ все покончено: насъ не будетъ! Мы должны нере- стам, существовать, превратиться въ дымъ — мы и дѣда наши! Первою мыслью моею было, разу- мѣетея, подумать о тебѣ, н знаешь ли, что я при- думалъ? На дняхъ наши Финансисты скомпоновали какой-то невиииыГі проектъ по винной части: не удрать ли на.м'ь съ тобой штуку, пристроившись по части хересовъ и розничной продажи сивухи? Говорить, такой состряпали проектецъ , что паль- чики оближешь- следовательно, надежда есть. А я, къ тому же, коротко знакомъ съ самим ь его си- вушествомъ, княземь цѣловальниковымъ, следова- тельно, іг ту тъ надежда есть! Вспомни, дружище, стишки: Надежда, кроткая посланница небесъ.... и еще: надежда утѣшаетъ царя на тронѣ— Дальше, хоть убей, не помню, — и валяй въ Питеръ! А не то, л ещё ймѣетСя въ виду убѣжпще: поговариваютъ, что учреждается серьезный йадзоръ надъ приста- нищами праздности а разврата, п что по этому слу- чаю гакже потребуется много -дѣятелей. Чтожь, можно міахнуть и по части клубнички! Конечно, деятельность не очень почетная, по нашъ братъ, опричникъ, за іолчкомъ не погонится: видали вилы! 21 — 322 — Со мной, дружище, даже на дняхъ случилось про- исшествие въ этомъ родѣ... и т. д. «Ожидающій тебя съ нетерпѣніемъ ее НикріФоръ Малявка » . — Однако, вамъ еще не измѣнила надежда! ска- залъ я, прочитавши письмо. — Не измѣнила-то не измѣнила, а все-таки больно. Семенъ Михайлычъ размахнулся и ударилъ чу- букомъ объ стѣну. — Больно, Николай Иванычъ! Вольно, въ осо- бенности съ точки зрѣнія благороднаго человѣка! сказалъонъ, останавливаясь предо мною: — поймите, вѣдь наша служба была самая благородная! Вѣдь мы были почти массоны! — Ссс... — Да, массоны! Это я берусь доказать, хоть и знаю, что въ нашемъ отечествѣ массоны не допус- каются. Но мы массоны очищенные, мы массоны, у которыхъ, кромѣ любви къ отечеству, ничего въ предметѣ не осталось! — Да скажите мнѣ, ради Бога, полковникъ: что такое были эти массоны? — Массоны были и будутъ существовать, покуда стоитъміръ; массоны — это просто благонамѣренные люди, изъ которыхъ нѣкоторые заблуждаются, а нѣ- которые не заблуждаются! — Гм... это конечно — всякой вещи бываетъ въ мірѣ по два сорта... — Заблуждающіеся массоны имѣли между собой разные таинственные знаки, безъ дозволенія началь- ства называли другъ друга вымышленными име- — 323 — нами: НикиФОра Петромъ, Петра Степаном ъ, и тому подобное... Согласитесь, что въ государствѣ этого допустить невозможно? — Да, оно конечно... какъ-то подозрительно. — Ну, и вся эта принадлежность перешла отъ массоновъ къ намъ. Мы тѣ же массоны, но массоны очищенные. — Если я васъ понялъ, любезный Семенъ Михай- лычъ, то, стало быть, цѣль этихъ массоновъ заклю- чается въ томъ , чтобы покровительствовать не- счастнымъ. — Совершенно такъ. Видишь, напримѣръ, уто- пающаго, ну, подойдешь, подашь ему руку — и онъ опять пошелъ себѣ жить да поживать. Или, напри- мѣръ, обыграли васъ въ карты; вы приходите, объ- ясняете... Я съ своей стороны призываю лицо, вос- пользовавшееся вашею довѣрчивостью, и говорю ему: «отдай деньги, потому что иначе тебѣ можетъ быть худо!» — Знаете ли что, Семенъ Михайлычъ? Чѣмъ больше думаешь, тѣмъ больше убѣждаешься, что такого рода учрежденіе — истинное благодѣяніе для человѣчества. Тихо, смирно, миролюбиво, безъ раз- говоровъ — сколько тутъ одного сокращенія пере- писки. — Да еще то ли мы дѣлывали! вѣдь на насъ, можно сказать, лежало благоденствіе и спокойствіе цѣлаго отечества — поймите это! Вѣдь, можно сказать, ни одной мысли въ головѣ не зараждалось безъ того, чтобъ эта мысль не была намъ предварительно из- вѣстна Вѣдь это цѣлый романъ! — :і24 — На вашемъ мьсгь, Оёмегіъ Михайлычь. л нс- гіремѣнно писал ъ бы смоп мемуары. — Я думал і» о"бъ этомъ. Оёменъ Михайлычъ задумайся и улыбнулся. Вид- но было, что вгадъ мыслями его пролетали воспоми- напія, и что востібминавія эти улыбались ему. — Да. были дѣла! сказалъ онъ. щипля свой на- душеный усъ: — были дѣла! Я зналъ о і час ііі ;ппдѣла. Тобылидѣла чудод Іиі- ственной ловкости, то'были д-ѣла нечаяннѣййшхъ еюрпризовъ и таинствен нѣйшихъ похищеній. Се- мен ъ Михайлычъ цТ.лую жизнь все ловилъ и хва- талъ, и наконецъ доловился и дохватался до настоя - щаго скорбнаго прложенія. Согласитесь, что Ътб сра- ЗИтъ хоть кого. - Не то больно, сказалъ онъ: — что жалованья іамі» какого ппбудь на время лишусь, то больно, что практики-то Этой не будетъ! — Да. привычка — великое дѣло! Грудью, вбтъ Этою самою грудью жертвовалъ! И чтожъ въ результат ь? — абшидъ! Оеменъ Михайлычь видимо впададъ въ лириимь, потому что колотилъ себя въ грудь самылгь йгеёСте- етвеннымь образом ь. — Что мнѣ нужно? декламировалъ онъ, став* въ позицікУ, как ь это обыкновенно дѣлаютъ благород- ные, но огорченные люди: — что мнѣ нужно? Добрую сигару и стаканъ добраго вина! а Добрую сигару я отдамъ пріятелю; стаканъ вина раздѣлю съ нимъ же! «Теперь у меня нѣтъ ни того нидругаго! ііосігбд- аюю пиару я выкурнлъ вчера, нослъдніп стаканъ вина выпилъ канальи деныцикъ сегодня , нъ то время, какъ я молился Богу! «Новыхъ я купить не въ состояніи. Я не знаю даже, буду ли въ состояніи сшить себѣ новые са- поги! «Это горько! это неблагодарно!» — Яшка! прибавилъ онъ совершенно неожидан- но, клика я деныцика: — ступай, подлецъ, къ Бара- боиікиноГі и спроси, не осталось ли у ней хоть одпогі бутылки моего люб имаго вина? ПослѣднііІ возі ласъоживнлъ меня несколько. Ыѣтъ ничего несносиѣе, какъ присутствовать при посто- ронней горести. Конечно, эта горесть не могла на- зваться п для меня совсѣмъ постороннею: ибо и я, наравнѣ съ другими, могъ погибнуть въ стремнин ь политическаго переворота; но все- гаки я страшны л ъ писемъ еще не получал ъ, слѣдова тсльно, гибель моя представлялась еще отдаленною, и мысль р пей не портила еще моего аппетита въ такой степени, въ какой портила апиетитъ другихъ моихъ сотру днн- ковъ по вертограду администрации. Однимъ словомъ. отъ этихъ унылыхъ стоновъ мною начинало уже овладѣвать нетерпѣніе, и я имѣлъ основаніе думать. что появленіе бутылки вина хоть иѣсколько измѣ- нитъ направление разговора. — Туть была цѣлая система, ириставалъ между гьм ь Семенъ Михайлычъ, — система, могу сказан,. етрого соображенная во всѣхъ своихъ частяхъ л подробноетяхъ. Мы связаны между собой вотъ какъ! Семенъ Михайшчъ еоединддлъ обѣ руки п про- 326 сунудъ пальцы одной изъ нихъ между ііальцевъ другой. — Спрашиваю я васъ теперь, можно ли оста- ваться безъ системы? добивался онъ. — Знаете ли, что? отвѣчалъ я, какъ бы озарен- ный свыше вдохновеніемъ: — вѣдь я думаю, что безъ системы оставаться рѣшительно никакъ не- возможно! — Стало быть, можно, коли оно такъ есть: взгля- ните и судите! иронически замѣтилъ онъ. Такого рода разговоры обыкновенно продолжаются до безконечности. Источникомъ имъ служатъ раны человѣчеснаго сердца, а раны эти, какъ извѣстно, сочатся до тѣхъ иоръ, покуда не изсочатъ изъ себя всего гноя обидъ и оскорбленій, въ нихъ накопив- шихся. Нашъразговоръбылъ прерванъ появленіемъ подлеца Яшки, который долоѵкилъ, что купчиха Ба- рабошкина съ дерзостью отозвалась, что у нея ни- какой бутылки вина для полковника нѣтъ и не было. — Вотъ видите! даже Барабошка — и та отвѣ- чаетъ! сказалъ мой амФіггріонъ, окончательно сра- женный: — подлая! пронюхала, должно быть! Семенъ Михайлычъ неистово зашагалъ по ком- натѣ. — Любопытно! любопытно это будетъ, какъ-то они оезъ насъ обойдутся! Повѣрите ли, Николай Ива- нычъ, когда мнѣ въ первый разъ сказали, что насъ не будетъ, — я думалъ, что это наСхМѣшка, я даже не далекъ былъ отъ мысли, что насмѣшка эта прямо относится къ высшему начальству... — Да, оно похоже на то. — 327 — — Нѣтъ-съ, это была не насмѣшка. Намеднись пріѣзжаю я въ Москву, являюсь къ своему старику, и первое слово, которое отъ него слышу: «а мы, братъ, съ тобой въ трубу вылетѣли!» — Кто же те- перь слѣдить будетъ? спрашиваю я его: — кто слѣ- дить будетъ, ваше превосходительство? И знаете, стою эдакъ передъ нимъ, весь внѣ себя отъ изум- ленія. Только чтожь бы, вы думали, онъ мнѣ въ отвѣтъ? — Я, братецъ, говоритъ, въ пенсію все свое содержание получаю, такъ мнѣ до этого дѣла нѣтъ!!! Такъ-то вотъ, ни въ комъ, просто ни въ комъ сочув- ствія нѣтъ! — Скажите на милость! — А намеднись вотъ, у Иеструшкиныхъ на балѣ, мальчишка, Шалимовскій гимназистъ, подходитъ ко мнѣ, мерзавецъ, и говоритъ: а вы, говоритъ, знаете. Семенъ Михайлычъ , что васъ уничтожаютъ? — Спрашиваю я васъ, каково мнѣ эти плюхи-то ѣсть? — Даже мальчишки, и тѣ! — Да въ мальчишкахъ-то и сила вся! Откровен- но скажу, что еслибъ не мальчишки, мы и до сихъ поръ благоденствовали бы ! Это они своимъ тяв- каньемъ, это отъ нихъ все заторѣлось. Господи! жили- жили и вдругъ напасть! — Да и старики-то, Семенъ Михайлычъ, хороши! — II мальчишки, и старики, и Барабошка, и весь міръ за одно! — Однакожь, вѣдь вамъ недавно мундиръ нере- мѣнили: повидимому, это должно бы поощрить! — Да, и неремѣнили, и поощрили! Ну да, и ие- ремѣнили, и поощрили! Чтожь, и поощрили! — 828 — — Какь же это однако! — Вотъ видите, Николай Иванычь, я цѣлый мѣ- сяцъ объ этомъ знаю... Вы понимаете, что у меня должно туть происходить? Онъ указать па грудь. — Нес это время ;і думалъ... все думалъ... — 11 что же? — И просто прпшель къ заключенію, что все это но болѣе, какь страшный сонъ! — Тсс... — Да, это страшный сонь, потому что этого не можетъ быть! — Однако, вы имѣете письма? — Лмѣю дѣйствительно, но въ то же время питаю у і ; ѣ р енн о с т ь . . . что м ы в о з р од и м с я ! — То есть, какь же это?... Вы думаете, значит]». что вамъ опять дадутъ новый мундиръ? — Да нѣтъ, не то, не въ мундирѣ туть сила: духъ времени не таковъі Но что мы возродимся — этовѣрно. Потому, ненатурально! Опять-таки, спра- шиваю и васъ. возможно лн существовать безъ системы! — Нѣтъ , я положительно убѣжденъ, что безъ системы и одного дня пробыть невозможно. — Ну, а какого же туть чорта систему выду- маешь! Следовательно, мы возродимся: въ мундн- рахъ ли^ безъ мундировъ ли, но мы возродимся — это вѣрноЗ Конечно, сначала все это будетъ какъ будто подть пепломъ, а потомъ оно потеплится-но- теплитеэ д?а и воспрянетъ настоящимъ манеромъ! — Да жы-то? вы-то? что съ вами будетъ? — ш — — Что обо миѣ говорить! Я... я могу найти дли себя убѣжище въ одномъ изъ новыхъ учрежденій, о которомъ шішетъ Малявка — Но это все равно! Главное все-таки въ томъ, что мы возродимся! Семенъ Михайлычъ быль великъ: я понялъ это и позавидовал ь ему. Мнѣ думалось о томъ, какъ гладко и велико должно быть гражданское чувство, въ силу котораго человѣкъ забываетъ о себѣ, что- бы всѣмъ существомъ своимъ устремиться къ одному предмету — любезному отечеству! Мы разстались утѣшенные и облегченные. Всю дорогу я тверд иль себѣ: мы возродимся, ибо безъ системы существовать нельзя! ЗАПУТАННОЕ ДЪЛО, I. ее Будь ласковъ съ старшими, невысокомѣренъ съ подчиненными, не прекословь, не спорь, смиряйся — и будешь ты вознесенъ премного: ибо ласковое геля двѣ матки сосетъ.» Такого рода напутственный завѣтъ былъ ироизне- сенъ Самойломъ Петровичемъ Мичулинымъ двадца- тилѣтнему его дѣтищу, отправлявшемуся изъ дома родительскаго на службу въ Петербургъ. Самойло Петровичъ, бѣдный мелкопомѣстный дво- рянинъ, въ простотѣ души своей былъ совершенно увѣренъ, что, снабженный подобными практически- ми наставленіями, Ваничка его, безъ всякаго со- мнѣнія, будетъ принятъ въ столицѣ съ распростер- — 331 — тыми объятіями. На всякій случай, старикъ, одна- кожь, кромѣ душеспасительнаго слова, вручилъ сыну тысячу рублей денегъ съ приличнымъ наста- вленіемъ носить ихъ всегда при себѣ, не мотать, не мытарствовать, а тратить-себѣ по-маленьку. - — Дитя оно молодое, думалъ добродѣтельный ста- рикъ: — и повеселиться и пожуировать жизнью за- хочетъ — Богъ съ нимъ! Да притомъ же и объятія- то. . . кто его знаетъ! прижимистъ, сухосердъ ныньче сталъ человѣкъ. II вотъ уже около года живетъ юноша въ Петер- бурге, около года онъ добронравенъ, не прекосло- витъ, смиряется и на практикѣ во всей подробности осуществляетъ отцовскій кодексъ житейской мудро- сти — и не только двухъ, но и одной матки не со- сетъ ласловое теля! А между-тѣмъ, онъ ли не уклонялся, онъ ли не угождалъ, онъ ли не нагибался! Кротче сердцемъ, смиреннѣе душою, кажется, въ цѣломъ мірѣ нельзя было съискать человѣка! И все-таки отъ всей Фи- гуры Фортуны видѣлъ онъ одинъ только задъ пренеиріятное дѣло! Сунулся-было Иванъ Самойлычъ къ нужному че- ловѣку мѣстечка попросить, да нужный человѣкъ наотрѣзъ еказалъ, что мѣста всѣ заняты; сунулся онъ-было и по коммерческой части, въ контору ку- печескую, а тамъ все циФры да циФры, въ глазахъ рябитъ, голову ломитъ; пробовалъ-было и стихи пи- сать — да остроумія нѣтъ! Отъ природы ли голова его была такъ скупо устроена, или обстоятельства кой-какія ее сплюснули и стиснули, но оказывалось, — 3$'2 — чи» одна только е<і>ера деятельности была для него возмоігвѳю — Сфера механичеекаго переписыванья, перебѣлив&нъя . да и гамъ ужь народъ кишмя ки- ши тъ, яблоку \ пасть некуда, нее занято, все отдано, и всякій зубами па гное держится Оловомъ. вен жизнь господина Мичулина, съ са- йсаіч) его път.зди въ Цетербургъ, быларядомъ мучи- іслыіыхь нопытокь п неканій и все безъ резуль- тата... Л отцовскія деньги все уходили да уходили, а жедудокъ просилъ ѣсть попрежнему, да и кровь- го еще молода и тепла въ жплахъ... просто, ни на что не похоже! Понпкнуы, головою, тихим ъ шагомъ возвращался Пвапь Самопльічь домой послѣ одной изъ ежеднев- ных ь и неудачныхъ свопхъ эьепедицій. Дѣло шло ужь къ десяти часамъ вечера. Печаль- ное и непріятное зрѣлище представляетъ Петер- бургъ въ десять часовъ вечера и притомъ осенью, глубокою, темною осенью. Разумѣется, если смот- рѣть на міръ съ точки зрѣнія кареты, запряженной рьяною четверкою лошадей, съ быстротою молпіп мчащихъ его по гладкой какь иаркетъ мостовой Непскаго Проспекта, той дождливый осенній вечерь можетъ имѣть не только сносную, но даже привле- кательную ФИЗІОНОМІЮ. Въ-самомъ-дѣлѣ, и тумань, который, какъ удуш- ливое бремя, давитъ городъ своею свинцовою тя- жестью, и меленькая, острая жидкость — не то дождь, не то снѣгь — докучливо и рѣзко дребез- жащая въ запертыя окна кареты, и вѣтеръ, кото- рый жалобно етонетъ и завываеть, тщетно еилясь — Шл -- вторгнуться въ щегольское лкипажъ, чтобь оскор- бить нескромными дуновешемъ своимъ полный и самодоволыш-лоснящіяся щеки сидящаго въ немъ сытаго господина, и гусиный лапки зажженнаго газа, тамъ-и-сямь порывающіяся сквозь густой слой дождя и тумана, и звонков, но тѣмъ не менѣе какъ смутное ахо долетающее «иади» зоркагокакъ кошка Форейтора — все это, вмѣстЬ взятое, даеть городу ка кую-то поэтически-у.істу чн вающуюся физіономію, какой-то обманчивый кашритъ, дѣлая всѣ окру- га ющіе предметы подобными тѣмъ странным ь. беа- раэличнымъ существам ъ, который такъ часто заба- вляли насъ въ дни нашей юности въ заманчивым, каргпнахь волшебнаго Фонаря... И иокачивается-себѣ сытый господии],, самодо- вольно развалившись на мягких ь подушках ь. и сладко жмурить глаза, одолѣваемып неопределен- ною, по тѣмь не меиѣе мягкою дремотою, необык- новенно-вкрадчивымъ, но вмѣстѣ сьтѣмь и пеобык- повенно-с.тадкимъ полузабытьем ь. . . II напоминаем ь ему оно, это волшебное полузабытье, то блаженное сосгояніе. которое каждый изі, иасъ болѣе или пм- нѣе ощущалъ въ дѣтствѣ, слушая до.ігпагь зимнимь вечеромъ безконечно-однообразные п: между-тѣмъ, никогда неутомляющіе, давнымь-давио переслушан- ные и, мея.ду-тѣмь. всегда новые, всегда возбуж- дающее судорожное любопытство разсказьі отарой няни о Бабѣ-ягѣ-костяной-ногь. объ избушкѣ на куръихъ ножкахъ и т. п. Притаились дѣти вокругъ стола въ узкой и ни- зенькой дѣтской; молчатъ они и не пошевельнутся; - Ш — нѣтъ улыбки нарозовыхъ губкахъ ихъ, не слышно свѣжаго, звучнаго смѣха, за минуту передъ тѣмъ оглашавшаго комнату; всѣ мускулы на этихъ пол- ныхъ жизни личикахъ выразили какое-то напряжен- ное вниманіе; тусклый и трепещущій свѣтъ разли- ва етъ кругомъ давно-забытая и страшно-наторѣв- шая свѣтильня сальной свѣчки; обычно тихо и мѣр- но дрожит?* древній голосъ древней няни старую сказку о Змѣѣ-Горынычѣ... Люблю я это морщи- нистое лицо старой няни, люблю ея желтыя, кост- лявыя руки, люблю ея увѣренность, будто она дѣй- ствительно вяжетъ чулок?», мсжду-тѣмъ, какъ на дѣлѣ только спускает ь одну петлю за другою; люблю ея воодушевленіе, ей сочувствіе къ высокой добро- детели Полкана-богатыря, Бовы-королевича; люблю ея двнженіе, когда она, внезапно иомолодѣвъ и оза- ренная какою-то юною силою, стучитъ дряхлымъ кулакомъ по столу, приговаривая: «дернетъ Пол- канъ-богатырь за руку — рука прочь; схватитъ за голову — голова прочь»... Л сжимается дѣтское сердце страхомь великимъ, и сочувствуетъ Ильѣ-Муромцу, слѣдитъ за борьбой его съ страшнымь Соловьемъ-разбойникомъ, и робко вглядываются зоркіе глазки въ темный уголъ ком- наты, высматривая, нѣтъ ли тамъ Бабы-яги, не за- таился ли гдѣ-нибудь ехидный Змѣй-Горынычъ, и ве- село смѣются и хлопаютъ дѣти въ ладоши, когда няня неопровержимыми доводами доказываетъ имъ, что Змѣй-Горынычъ давно околѣлъ и издохъ, гадина, стараніями разных?; добродѣтельныхъ витязей... И сладко засыпаютъ они, рѣзвыя дѣти, исамыя розовыя 385 мечты уоаюкиваютъ юныя воображены ихъ, точно такъ же, какъ уоаюкиваютъ они итого господина, который сквозь туманъ и вѣтеръ ѣдетъ-себѣ въ уютной каретѣ своей, между-прочимъ твердо увѣрен- ный, что ни туманъ, ни вѣтеръ не огорчатъ иухлыхъ и благовоспитанныхъ щекъ его. Но не въ каретѣ ѣхалъ, а ше.тъ-себѣ скромно иѣшкомъ Иванъ Самойлычъ, и потому весьма-есте- ственно, что петербургскій осенній вечерь уграчи- валъ въ его глазахъ свой благонамеренный харак- теръ. Холодный и рѣзкій вѣтеръ, дувшій ему въ самое лицо, не навѣвалъ на него сладостной дре- моты, не убаюкивалъ его воспоминаніями дѣтства, а жалобно и тоскливо стоналъ около него, нагло на- брасывалъ ему на глаза капюшонъ его шинели и съ видимымъ недоброжелательствомъ насвистывалъ въ уши одинъ и тотт» же знакомый припѣвъ: «озябъ, бѣдный человѣкъ! хорошо бы бѣдномучеловѣку у огня да въ теплой комнатѣ! да нѣтъ у него ни огня, ни теплой комнаты, озябъ, озя — ябъ, бѣдный чело- вѣкъ ! » Конечно, и въ ступающемъ по грязи человѣче- ствѣ раждались кой-какія мысли по поводу дождя, вѣтра, слякоти и другихъ непріяі ностей, но это были скорѣе мысли черныя и неблагонамѣреиныя, вращавшіяся большею частію около того пункта, что есть-дескать въ мірѣ, и даже въ самомъ Петер- бургѣ, люди сытые, которые ѣдутъ теперь въ каре - тахъ, которые сидятъ себѣ покойно въ театрахъ, или просто дома одинъ-на-одинъ съ иѣжною подру- гою^ но что.этотъ господинъ, ѣдуіцій въ каретѣ, ;;;;<; чпгаюшдп п.м. креселъ смазливенькой и затЬйливо поднимающей ножку актрис}», сиднпііп одипъ-па^ одинъ і'ъ миловидной подругой и прочая — вовсе не «и к», странствующее во мракѣ грязи в непѣжествн челомЪчестЯо, а совсЬмъ иной. СОВвршвйНО ему не- знакомый гогподппі, . .. — Что же за доли мои горькая! думать Ивапъ Оамойлычь. всходи по грязной и темной лѣстницѣ і;ъ четвертый этажъ: — ни въ чемъ-то мнѣ счастья нѣтъ... право, лучше Ги.і не ѣхать сюда, а оста- ваться бы въ деревйѣ! Л го п голодно-то п холодно... Въ дверяхъ. его встретила козявка квартиры. Шарлотта Готлибовна Гётлихь. у которой онъ на- нимал!, весьма маленькую комнату съ одннмъ цод- слѣповатьшъ окном*, выходившим і. на самую по- мойную яму. Шарлотта Готлибовна взглянула на него недовѣрчпво и покачала головой; в і. первой і.очнаі т. раздавались шумные голоса собравшихся иахлѣбникоеъ: голоса этинеиріятно поразили с.іухъ Ивана Оамойлыча. Съ йѣнотораго времени, онгк сталъ какъ-то задумчивъ, едѣлался мизантропомъ. уоііга.п» всякой к'омнанін и вообще велъ себя до- вольно-странно. й ныньче. какъ всегда, пробрался онъ потихонь- ку въ свою комнату, молча пыпилъ поданный ему стакннь чая. бессознательно выкурилъ обычную трубку вакштаФа нначалъ думать... На этотъ разъ мыслей оказалось нестерпимо-много, и все такія чудныя, одна другой страннѣе. Въ сущности, дѣло было чрезвычайно-просто и немногосложно. Обстоятельства-то Иван а Самойлыча — 337 — были такъ плохи, такъ плохи, что, просто, хоть въ воду. Россія — государство обширное, обильное и богатое — да человѣкъ-то глупъ, мретъ-себѣ съ голоду въ обилыюмъ государств!.! А тутъ, кромѣ безденежья, еще и другія горести завязались, и окончательно сбили съ толку героя нашего. Припоминая все, что сдѣлалъ онъ, со вре- мени отбытія изъ дома родительскаго, въ обезпече- ніе своего голоднаго желудка, господинъ Мичулинъ впервые усомнился, дѣйствительно ли поступалъ онъ въ этомъ дѣлѣ какъ слѣдуетъ, и не обманывалъ ли себя на счетъ покорности, уклоненія, добронра- вія и другихъ полезныхъ добродѣтелей. Впервые, какъ-будто-бы сквозь сонъ, мелькнуло у него въ мозгу, что отцовскій кодексъ житейской мудрости требовалъ безотлагательна го и радикаль- наго исправленія, и что въ нѣкоторыхъ случаяхъ скорѣе нуженъ наскокъ и напоръ, нежели безмолв- ное склоненіе головы. Но малый-то онъ былъ по преимуществу скром- ный и безотвѣтный, да притомъ же и оробѣлъ ужас- но. Пріѣхалъ онъ въ Петербургъ изъ провинціи; жизнь казалась въ розовомъ цвѣтѣ, люди смотрѣли умильно и добродѣтельно, скидали другъ передъдру- гомъ шляпы чрезвычайно учтиво, жали другъ другу руки съ большимъ чувствомъ... И вдругъ оказа- лось, что люди-то они все-таки себѣ-на-умѣ, такіе люди, что въ ротъ пальца имъ не клади! Ну, куда же тутъ соваться съ системою смиренномудрія, тер- пѣнія и любви! И куда ни обернется онъ, за что ни схватится — 22 - 338 — все вокругъ него глядитъ какъ-будто самостоятель- но. Шелъ онъ, напримѣръ, давича по Невскому — на встрѣчу начальникъ отдѣленія идетъ, и крестъ на шеѣ, и видъ такой привлекательный — А вѣдь ещо молодой человѣкъ! Конечно, онъ ужь и полно- ватъ и съ брюшкомъ, а все-таки молодой человѣкъ. Вотъ и онъ тоже молодой человѣкъ, а не началь- никъ отдѣленія... Что за притча такая! Встрѣтилъ онъ также щегольскія дрожки: лошади отличныя, пристяжная такъ и подкидываетъ; въ дрожкахъ ѣдетъ господинъ съ орлинымъ носомъ и проницательными глазами смотритъ на міръ, какъ- будто взоромъ своимъ хочетъ провертѣть диру во вселенной. — Смотрите-ка, говорятъ кругомъ: — это В*** ѣдетъ! пройдоха, кулакъ, бестія! а вѣдь что за голь, что за голь-то была! просто, съ позволенія сказать, въ одной рубашкѣ хаживалъ. И между-тѣмъ, В*** еще молодой человѣкъ, да вѣдь и онъ, Мичулинъ, молодой человѣкъ, а не ѣз- дитъ же въ щегольскихъ дрожкахъ ! А вонъ и еще молодой человѣкъ — этотъ даже совсѣмъ розовый молодой человѣкъ, а вѣдь на немъ одно пальто рублей шестьсотъ стоитъ; онъ и ве- селъ и безпеченъ, всѣ движенія его живы и непри- нужденны, смѣхъ его звонокъ и свободенъ, глаза бодры и свѣтлы, на щекахъ здоровье ключомъ бьетъ. Актриса ли мимо проѣдетъ — улыбнется ему, да и онъ актрисѣ улыбнется; важный человѣкъ встрѣ- тится, руку ему жметъ, шутитъ съ нимъ, смѣется... — Этотъ молодой человѣкъ — князь С***, гово- — 339 — рятъ всѣ кругомъ... Да вѣдь и Иванъ Самойлычъ молодой человѣкъ, а онъ ужь и хилъ, и жолтъ, и согнуть, да и актриса ему не улыбается... Да ужь что тутъ далеко ходить, въ отвлеченности пускаться! въ одинаковой съ нимъ СФерѣ, подлѣ него, всѣ нахлѣбники пользуются хоть какою-ни- будь ролью, какимъ-нибудъ значеніемъ, однимъ сло- вомъ, дѣйствуютъ какъ люди взрослые и самостоя- тельные... Еванъ Макарычъ Пережига, напримѣръ, былъ некогда мирнымъ деревенскимъ жителемъ и затравилъ на своемъ вѣку ни одну сотню зайцевъ. Конечно, и зайцы и деревня — все это было ужь очень- давно; конечно, въ настоящую минуту Иванъ Мака- рычъ пользовался нѣсколько двусмысленною репута- ціей на счетъ способовъ жизни, да вѣдь въ этомъ ви- новна ужь собственная его блудная натура, дапри- томъ хоть какъ-нибудь, а доставалъ-таки онъ себѣ кусокъ хлѣба. Жилъ тутъ же и ВольФгангъ Анто- нычъ Беобахтеръ, философіи кандидату этотъ слу- жилъ, а въ свободное отъ занятій время игралъ на гитарѣ различныя бравурныя аріи. Вмѣстѣсънімъ проживалъ еще Алексисъ Звонскій, чрезвычайно свѣдущій и ученый молодой человѣкъ; этотъ пиеалъ стихи, ставилъ фёльетонъ въ газету. Наконецъ, ря- домъ съ Иваномъ Самойлычемъ обитала Наденька Ручкина: и она была дѣвица евѣдущая, хотя только по своей части... Мысль эта давно ужъ воромъ кралась въ сердце Ивана Самойлыча, и вдругъ зависть, глубокая, но безсильная и робкая, закипѣла въ груди его. Всѣ, ръгпительно всѣ оказывались съ хлѣбомъ, всѣ при — 340 — иізстѣ, всѣ увѣрены въ своемъ завтра; одинъ онъ былъ будто лишній на свѣтѣ; никто его не хочетъ, никто въ немъ не нуждается. — Да что же я въ-самомъ-дѣлѣ такое? говорилъ онъ, прогуливаясь мелкимъ шагомъ по комнатѣ: — отъ-чего же на меня, именно на меня обрушиваются всѣ несчастія? отъ-чего другіе живутъ, другіе ды- шать, а я и жить и дышать не смѣю? Какая же моя роль, какое мое назначеніе?... — Жизнь лотерея! началъ-было по привычкѣ от- цовски! кодексъ житейской мудрости: — смиряйся и терпи! — Оно такъ, подзьікалъ, между-тѣмъ, какой-то недоброжелательный голосъ: — да почему же она лотерея, почему жь бы не быть ей просто жизнью? Иванъ Самойлычъ задумался. — Вѣдь хоть бы этотъ князь! думалъ онъ: — вотъ, онъ и счастливь и веселъ — Отъ-чего жь именно онъ, а не я? Огъ-чего бы не мнѣ уродиться княземъ? % мысли все росли и росли и принимали самыя странныя Формы. — Да что же я, что же я такое? повторялъ онъ, съ безсильною злобой ломая себѣ руки: — вѣдь го- денъ же я на что-нибудь, есть же гдѣ-нибудь для меня мѣсто! гдѣ жь это мѣс.то, гдѣ оно? Такъ вотъ какая странная струна задребезжала вдругъ въ сердцѣ Ивана Самойлыча, и задребезжала такъ назойливо и бойко, что онъ ужь и самъ, по обыч- ной своей робости, не радъ былъ, что вызвалъ ее. И всѣ предметы вокругъ него смотрѣли какъ-то — 341 — подозрительно и странно, принимали такую настой- чивую, вопрошающую физіономію, какъ-будто та- щили его за воротникъ, душили за горло, и, при- ставивъ къ его лбу холодное дуло пистолета, сип- лымъ басомъ допрашивали его: отвѣчай же иамъ, что же ты въ-самомъ-дѣлѣ такое? Блѣдный, испуганный упалъ онъ на кресло, за- крылъ руками лицо и горько заплакалъ... Въ головѣ его внезапно отчетливо нарисовался деревенскій его домъ, родитель въ вязанной изъ шерсти ермолкѣ, мать вѣчно-болѣющая зубами и съ вьчно-подвязннною щекою, отецъ дьяконъ съ дьяко- ницею, отецъ-іерей съ попадьею... Какъ все тамъ просто, какъ дышетъ все деревенскою, буколиче- скою тишиною, какъ зоветъ все къ отдохновенію и успокоенію!.. И зачѣмъ было оставлять все это?за- чѣмъ было мѣнять извѣстное, полное самыхъ пріят- ныхъ и вкусныхъ ощуш,еній, на неизвѣстное, чре- ватое горестями, огорченіями и другимъ дрязгомъ? Зачѣмъ было соваться съ кротостью и смиреніемъ туда, гдѣ нужны дерзость и упрямое преслѣдованіе цѣли? А между-тѣмъ, въ сосѣдней комнатѣ раздался знакомый Ивану Самойлычу голосокъ, напѣвавшій извѣстную арію изъ «Русалки»: Пр;йди въ чертогъ ко мнѣ златой, Прійди, о князь ты мой драгой... Голосокъ былъ небольшой, но необыкновенно мяг- кій и свѣжій. Господинъ Мичулинъ невольно на- чалъ прислушиваться къ пѣнію и задумался.... И — 342 — думалъ онъ много и сладко думалъ, потому-что въ знакомомъ маленькомъ голосѣ было что-то юное, какъ-будто дающее крылья его утомленному вообра- женію. Странное дѣйствіе прои >.водятъ на насъ иногда самыя ничтожныя, невидимому, явленія! Часто са- маго пустаго обстоятельства, просто звуковъ ка- кой-нибудь нелѣпой шарманки или голоса разно- щика, тоскливо и протяжно вопіющаго: «игрушки дѣтскія, игрушки продать!» достаточно для того, чтобъ разстроить всю умственную систему какого- нибудь важнаго господина, разбить въ прахъ всѣ эти штуки и экивоки, которые на пагубу человѣ- чества въ головѣ его строятся... Такъ точно было и съ пѣсенкой, вылетавшей изъ сосѣдней комнаты. Пѣсенка была самая простая, лилась себѣ ровно и безъ претензій, и вдругъ пора- зила слуховой органъ Ивана Самойлыча, и сама не зная какъ, совершенно разстроила всѣ его сообра- женія о смыслѣ и значеніи жизни, о конечныхъ при- чинахъ и такъ далѣе. И сталъ-было господинъ Ми- чулинъ самъ подпѣвать и звать къ себѣ дрожащимъ голосомъ дорогаго князя, сталъ-было бить ногою тактъ и улыбаться и покачивать головою... Но вотъ, тихо-тихо замеръ послѣдній звукъ пѣсенки, еще разъ, и ужь въ послѣдній разъ стукнула въ тактъ нога Ивана Самойлыча, еще разъ ускоренно стук- нуло его сердце, и вдругъ ничего не стало слышно, и прежняя темнота опустилась на его душу, преж- ній холодъ охватилъ сердце... Потому-что не онъ, а другой былъ тотъ дорогой — 343 — князь, котораго звала пѣсенка въ золотые чертоги, потому-что ему на отрѣзъ было сказано, «что ужь чему не быть, такъ и ужь не бывать, и безпокоиться о томъ не извольте...» Съ горя, чтобъ хоть сколько-нибудь разсѣять пе- чальный мысли свои, рѣшился онъ отправиться въ общую комнату. II. Тамъ, въ облакахъ табачнаго дыма, бесѣдовала вся обычная компанія Шарлотты Готлибовны. На первомъ планѣ плотно сидѣлъ Иванъ Мака- рычъ Пережига. Онъ былъ въ венгеркѣ весьма-ли- хаго покроя и въ настоящую минуту курилъ та- бакъ изъ саженнаго черешневаго чубука. Исторія господина Пережиги весьма проста. Жилъ онъ ни- когда въ малороссійской своей деревнѣ, травилъ зайцевъ, и вдругъ — кто его знаетъ? — запилъ ли онъ, проигрался ли въ пухъ, или просто другія ка- кія-нибудь независящая обстоятельства приключи- лись, — только въ одно прекрасное утро и зайцы и деревня какъ-то исчезли, и онъ принужденъ былъ отправиться искать счастья въ Петербургъ. Малый былъ онъ видный, сильный и плотный, не смотря на свои сорокъ лѣтъ, и потому не остался долго безъ занятія... Вообще, съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ по- селился у Шарлотты Готлибовны, благодарная нѣм- ка стала какъ-то благопріятнѣе смотрѣть на міръ, чаще улыбалась и несравненно больше послабленій и льготъ оказывала нахлѣбникамъ. Жизнь Иванъ Макар ычъ велъ беззаботную и — 344 веселую. Вставалъ онъ рано; утромъ ходилъ обык- новенно въ ближайшій трактиръ, выпивалъ рюмку горьчалшзй, сьигрывалъ не переставая партій два- дцать въ бильярдъ, къ которому съ малолѣтства пи- талъ весьма-н'Ьжную страсть; иногда онъ давалъ и десять и пятнадцать впередъ, иногда ему давали впередъ пятнадцать и десять... Доканавъ такимъ образомъ утро, онъ уходилъ домой обѣдать, авечеромъ обыкновенно передавала* слушателямъ эпизоды изъ своего безвозвратно-ми- нувшаго благоденствія; разсказывалъ разные любо- пытные случаи, бывшіе съ нимъ во времена его ожееточенныхъ войнъ противъ волковъ, зайцевъ и другихъ животныхъ, которыхъ онъ называлъ об- щнмъ, но нѣсколько- темнымъ именемъ «скотов ъ» и «подлецовъ». Изъ этого видно, что жизнь Ивана Макарыча какъ-нельзя-лучше содействовала его раетитель- нымъ и воспроизводительнымъ силамъ. Характеръ имѣлъ онъ отъ природы веселый, но нелишенный легкаго сардоническаго оттѣнка. Онъ охотно любилъ подшутить надъ учеными и не про- пускалъ никогда случая сказать бѣлокурому Але- ксису, который въ наукахъ,что называется, собаку съѣлъ, и читалъ-таки на своемъ вѣку и Бруно Бау- ера и Фейербаха: — Ну, а что, Винбахеръ-то все на своемъ стоитъ? все говорить, что того-то нѣтъ... главнаго-то, на- большаго-то и нѣтъ? Бестія, бестія этотъ Бинба- херъ! ужь эти мнѣ нѣмцы!.. вотъ тутъ они, тутъ у меня сидятъ! — 345 — Иванъ Макарычъ ударялъ себя при этомъ плашмя ладонью по горлу, желая этимъ выразить, что за- рѣзали-дескать его нѣмцы, и не безъ лукавства по- сматривалъ на Шарлотту Готлибовну, которая и краснѣла и улыбалась въ одно и то же время, и съ дѣтски-наивнымъ простодушіемъ отвѣчала: — О, ви очень любезны кавалиръ, Иванъ Макар- вичъ! Но при этомъ оставалось покрытымъ непрони- цаемою тайной, кого именно разумѣлъ господинъ Пережига подъ неблагозвучнымъ именемъ Бинба- хера — Фейербаха или Бруно Бауера. По лѣвую сторону отъ Пережиги рисовалась сама хозяйка квартиры. Это была длинная, прямая и то- щая Фигура, какъ-будто-бы сейчасъ проглотившая аршинъ. Движенія благородной нѣмки отличались какою-то особенною апатичностью и дубоватостью, яепріятно поражавшею взоръ. Какъ-будто всѣ ея мысли, весь ея организмъ устремились въ одну сто- рону — къ любезному ея другу, Ивану Макарычу. Она съ нѣмымъ подобострастіемъ смотрѣла ему въ глаза, съ самодовольною улыбкою прислушивалась къ звукамъ его богатырскаго голоса, какъ-будто хотѣла всѣмъ и каждому на стѣнѣ зарубить, что это, дескать, все мое- все, что вы тутъ ни видите — принадлежитъ мнѣ, мнѣ безъ раздѣла. Лицо ея было худощаво и покрыто красными пят- нами, глаза маленькіе, выражавшіе какое-то нена- сытное нахальство, углы губъ опущены и желудокъ выдавался несоразмѣрно впередъ. Едва раскрывалъ Иванъ Макарычъ ротъ, чтобы — 346 — сказать слово, какъ и она, въ свою очередь, спѣши- ла показать рядъ остры хъ и кривыхъ зубовъ, и на- чинала улыбаться, смотрѣла ему томно въ глаза и, по окончаніи его рѣчи, гордо окидывала взоромъ все общество. По всему было видно, что она оставалась совер- шенно-довольна своей судьбою и въ особенности не могла достаточно нахвалиться Пережигою. Кромѣ хозяйки и Пережиги, въ комнатѣ находи- лись еще два лица: кандидатъ философіи ВольФгангъ Антонычъ Беобахтеръ и недоросль изъ дворянъ Алексисъ Звонскій. Беобахтеръ, маленькійи приземистый, быстрыми, но мелкими шагами ходилъ по комнатѣ, бормоталъ себѣ подъ носъ какія-то заклинанія, и при этомъ безпрестанно дѣлалъ рукою самое крошечное дви- жете сверху внизъ, твердо намѣреваясь изобразить имъ паденіе какой-то Фантастической и чудовищно- колоссальной карательной машины. Алексисъ, вытянутый и сухой, сидѣлъ около сто- ла, и устремивъ влажные глаза въ потолокъ, обрѣ- тался въ совершенномъ оптимизмѣ. Молодой чело- вѣкъ размышлялъ въ эту минуту о любви къ чело- вѣчеству и по этому случаю сильно облизывалъ себѣ губы, какъ-будто послѣ вкуснаго и жирнаго обѣда. По обыкновенію, дѣло шло о вещахъ, вызываю- щпхъ на размышленіе, и таинственный Бинбахеръ оказывался совершеннымъ подлецомъ... — Я вамъ говорю, все они врутъ, бестіи! кричалъ Пережига: — ужь какъ же тутъ безъ «него» обой- дешься! Это въ ихней землѣ — ну, тамъ точно — — 347 — тамъ оно можно! а у насъ да вы только сообра- зите, вы только подумайте! — О, какъ это правда, о, какъ эго очень прав- да! воскликнула Шарлотта Готлибовна, подобо- страстно глядя въ самое лицо своему другу и такъ близко наклонившись къ нему, какъ-будто хотѣла положить ему въ ротъ длинный и сухой носъ свой. Господинъ Веобахтеръ, самымъ мягкимъ тено- ромъ, поспѣшилъ объявить, что, не смотря на это, онъ «все-таки надѣется», и тутъ же почелъ за долгъ съ необычайною граціей отмахнуть голову какому- то Фантастическому, но тѣмъ не менѣе закоренѣло- му врагу преобразованій — преобразованій таин- ственныхъ, но уже заранѣе во всей подробности нарисовавшихся въ его воображеніи. — Вы матеріалистъ, Иванъ Макарычъ, отозвал- ся Алексисъ: — вы не понимаете, какая сладость заключается въ словѣ «надежда*! Безъ надежды хо- лодно, сухо, безотрадно! Однимъ словомъ, безъ на- дежды нѣтъ любви — вотъ искреннее убѣжденіе моего сердца! Надо сказать разъ навсегда, что Алексисъ въ стихахъ своихъ постоянно изображалъ груди, вспа- ханныя страданьемъ, чела, взбороненныя горькою мыслью, и щеки, вскопанныя тоскою, но о чемъ были эти «страданіе, горе и тоска» — тайна эта была глубоко скрыта во мракѣ его хитраго мозго- ваго вещества. — Пожалуй-себѣ надѣйся! вотъ и онъ надѣется, прервалъ Пережига, указывая на Ивана Самойлы- ча — да вѣдь яйцо выѣденное развѣ получитъ! — 348 — Всѣ взоры обратились на Мичулина. Онъ стоялъ у печки блѣдный и задумчивый, какъ-будто-бы самъ глубоко чувствовалъ свое ничтожество. Сначала онъ и сталъ-было прислушиваться къ общему раз- говору, хотѣлъ-было и свое словечко какъ-нибудь ввернуть, но разговоръ былъ сухой и ученый, да притомъ же, къ нему и не обращался никто, какъ- будто всѣ молчаливо соглашались между собой, что для ученаго разговора онъ не годится. — Ну что, какъ дѣлишки? обратился къ нему Ріванъ Макарычъ. Мичулинъ не отвѣчалъ, но еще унылѣе прежняго окинулъ взоромъ комианію. — Говорилъ я тебѣ, душа ты горькая, продолжалъ Пережига: — говорилъ тебѣ, поѣзжай въ деревню! ужь гдѣ тебѣ тутъ! сирота сиротой выглядишь — а туда же лѣзешь! Шарлотта Готлибовна никакъ не упустила слу- чая, чтобы тутъ же не удивиться высокой справед- ливости замѣчаній своего любезнаго друга, а Бео- бахтеръ все сильнѣе и сильнѣе наяривалъ ручонкою завѣтное движеніе сверху внизъ. — А по-моему, вы очень-хорошо сдѣлали, что остались здѣсь, сказалъ онъ, быстро остановившись передъ Мичулинымъ и пристально смотря ему въ глаза. Постоявъ съ полминуты, онъ приложилъ палецъ къ губ; мъ и самымъ вкрадчивымъ теноромъ про- должалъ: « — Вѣдь въ наши дни спасительно страданье!» — 349 — — Страданье есть удѣлъ человѣка на землѣ, на- чалъ-б.ыло Алекеисъ: — страдать и любить... Беобахтеръ сдѣлалъ отрицательный жестъ голо- вою, давая тѣмъ знать, что Алекеисъ совершенно не въ ту сторону перетолковывалъ слова его. — С граданье тѣмъ пріятно, говорилъ онъ такимъ равнодушнымъ тономъ, какъ-будто дѣло шло о чрез- вычайно вкусномъ обѣдѣ: — тѣмъ пріятно, что вотъ, какъ тутъ прихлопнетъ, да тамъ притиснетъ, да въ другомъ мѣетѣ, тогда... И онъ съ особеннымъ наслажденіемъ напиралъ на слова а прихлопнетъ» и «притиснетъ». — Нбтъ, я съ тобой никакъ не могу согласиться, возразилъ Алекеисъ, вовсе не стараясь доискивать- ся, что будетъ послѣ таинственнаго «тогда». Иванъ Самойлычъ рѣшительно не зналъ, къ чьей партіи ему пристать: къ Беобахтеру ли, доказы- вавшему несомнѣнную полезность страданія, къ Алексису ли, тоже предписывавшему страданіекакъ лекарство отъ всего, но по какому-то странному обстоятельству никакъ несоглашашнемуся съ кан- дитатомъ философііц или, наконецъ, къ Пережигѣ, увѣрявшему по чести, что все это вздоръ, а вотъ, дескать, у него спросите, такъ онъ знаетъ. — Любовь хорошо! отъ чего жь и не любовь? го- ворилъ между-тѣмъ Беобахтеръ, какъ-будто-бы об- ращаясь единственно къ Ивану Самойлычу, анаса- момъ дѣлѣ видимо желая уязвить Алексиса: — да любовь послѣ, а прежде-то... Вы меня понимаете? продолжалъ онъ, еще пристальнѣе смотря въ глаза Ивану Самойлычу. — 350 — — Догадываюсь, отвѣчалъ робко Мичулинъ. — Отъ-чего же послѣ любовь! приставалъ Але- ксисъ: — и теперь любовь, и потомъ любовь? За- чѣмъ этотъ ригоризмъ! И умолкъ, какъ-будто-бы словомъ «ригоризмъ» онъ насквозь проткнулъ своего противника. Иванъ Самойлычъ, между-тѣмъ, собрался съ мыс- лями и замѣтилъ компаніи, что, конечно, можетъ быть, любовь и страданіе вещи полезныя и спаси- тельныя, да обстоятельства-то его изъ рукъ вонъ плохи, имъ-то какъ помочь? страданіе, дескать, хлѣба не даетъ, любовь тоже некормитъ... Такъ нельзя ли ужь что нибудь такое придумать, что бы онъ могъ примѣнить къ дѣлу. На это Беобахтеръ забормоталъ что-то объ инди- видуализмѣ, говорилъ, что думать о себѣ подло; что если онъ и погибнетъ, то это еще ничего не значитъ, и даже въ нѣкоторомъ отношеніи принесетъ несом- нѣнную пользу для будущаго, какъ реактивтз. — Да, какъ ррреактивъ ! повторилъ онъ метая изъ крогаечныхъ глазъ молніи. Вообще, кандидатъ философіи въ этомъ случаѣ со- вершенно нѳ поща дилъ личности Ивана Самойлыча; но такъ-какъ Алексисъ остался такимъ объясненіемъ совершенно доволенъ, то Беобахтеръ счелъ за нуж- ное тутъ же присовокупить, что все-таки любовь — потомъ^ а прежде... — Да что ты ихъ слушаешь! вступился Иванъ Макарычъ: — нѣтъ, видно, вы и Винбахера-то только такъ говорите, что читали! По моему, ты просто — 351 — ступай въ деревню да храпи-себѣ на боку! Право, славное будетъ житье! Такъ, что ли? Иванъ Самойлычъ робко усмѣхнулся* его самого ужь давно ласкала эта лакомая перспектива. — А то, братъ, пропадешь, ей-Богу пропадешь! продолжалъ Пережига: — или запьешь съ горя — ужь я знаю! Послѣдокало нѣсколько минутъ молчанія. — Оно, конечно, водка ! снова началъ Пере- жига : — отъ-чего бы и не выпить ? и въ глазахъ свѣтлѣе и на людей веселѣе смотрѣть, да и горя не чувствуешь... да вѣдь она водка-то воръ ! она по- знаніе есть зла и добра! Мичулинъ стоялъ у печки блѣднѣе прежняго \ Беобахтеръ искоса поглядывалъ на него, какъ Бер- трамъ на Роберта, и весьма-затѣйливо улыбался; Алексисъ не слушалъ: онъ закатилъ глаза подъ лобъ и бесѣдовалъ съ человѣчествомъ. — Вотъ у насъ въ трактиръ отставной чиновникъ ходитъ, продолжалъ Пережига! — весь трясется, та- кой оборванный да ощипанный, и глаза гноятся и руки дрожатъ; кажется, въ чемъ душа держится, а все пристаетъ, поднеси, дескать, Емелѣ водочки.... Да хоть бы польза какая была, а то отъ водки-то только коробитъ его да жжетъ... Снова минута няпряженнаго молчанія. — А вотъ, вѣдь и чиновникъ былъ, въ службѣ служилъ, мундиръ носилъ, да и не Емелей, а Данп- ломъ Александрычемъ прозывался, а ужь Емелей-то это такъ, послѣ трактирные прозвали! Да вотъ вы- гнанъ былъ изъ казеннаго мѣста , выгналъ его — 352 — хозяинъ за неплатсжъ на улицу — ну, онъ съ горя рю- мочку, потомъ другую, а тамъи пошелъ и пошелъ... Познаніе есть зла и добра! Последовало опять нѣсколько секундъ тягостпаго молчанія. — А впрочемъ, по мнѣ какъ знаешь! продолжалъ Пережига, обращаясь къМичулину: — оно, конечно, коли хочешь, онъ и счастливь! дали ему водки — онъ и забылъ, что въ разодранныхъ сапогахъ хо- дитъ... право, такъ! II внезапно, по какому-то непостижимому сцѣпле- нію идей, на Пережигу напалъ припадокъ санти- ментальности, и онъ сталъ восторгаться тѣмъ, что за минуту выставлялъ въ глазахъ Ивана Самойлыча какъ вещь, которой должно всячески остерегаться. Шарлотта Готлибовна тоже круто перемѣнила об- разъ мыслей и заранѣе глубоко вздохнула. — Да еще какъ счастливъ-то! говорилъ Иванъ Макарычъ: — пуще князя всякаго счастливъ; подит- ка ты, чай, какіе ему сны видятся! не надо ему ни дворцовъ, ни палатъ! вотъ она школа жизни-то, вотъ! а то что вы тутъ съБинбахеромъ! въ Сибирь его, Бпнбахера, на каторгу его! Долго еще Иванъ Макарычъ не могъ успокоить своего Фмлантропическаго потока, долго сидѣлъ онъ покачивая головой и приговаривая: «право, не на- добно ему ни дворцовъ , ни бархату ; каждая слеза его» Наконецъ, всѣ какъ-будто-бы притихли. Беобах- теръ по прежнему граціозно двигалъ рукою сверху внизь, но уже скорѣе безсознательно, нежели съ — 353 — намѣреніемъ; Алексисъ еще болѣе облизывалъ себѣ губы, бесѣдуя съ человѣчествомъ; Иванъ Самой- лычъ конфузился и выводилъ кой-какія заключенія изъ видѣннаго и слышаннаго. Въ это время, часы уныло зазвенѣли одиннадцать. Но и часы били на этотъ разъ какъ-то особенно зло- намѣренно. Ивану Самойлычу показалось , будто каждое біеніе часоваго колокольчика заключало въ себѣ глубокій смыслъ и съ упрекомъ говорило ему : «каждая дуга, которую описываетъмаятникъ, озна- «чаетъканувшую въ вѣчность минуту твоей жизни. . . «да жизнь-то эту на что ты употребилъ, и что такое «все существованіе твое?» Отъ-чего же прежде никогда не говорилъ ему этого бой часовъ? отъ-чего прежде окружающіе его пред- меты не смотрѣли на него съ такимъ вопроситель- нымъ, испытуюіцимъ видомъ? И едва начиналъ онъ въ умѣ своемъ развивать движеніе руки Беобахтера, какъ въ мозгу его за- раждалась другая мысль, совершенно въ репсіапі; къ этому движенію — мысль страшная , давно неда- вавшая ему покоя, и которая была ни что иное, какъ извѣстное уже читателю изъ первой главы: «Кто ты таковъ9 Какая твоя роль? Жизнь лотерея» и нроч. И потомъ все это исчезало, и на сцену являлся полусгнившій, дрожащій старикъ, и, указывая на водку, говорилъ: «познаніе есть зла и добра». — Да вѣдь и не Емеля былъ онъ совсѣмъ, а, слышь-ты, Данило Александрычъ, и служилъ ни- когда, и молодъ былъ нѣкогда, да вотъ выгнали же 23 — 354 — его изъ службы и сталь онъ Ёмелей, по милости добрыхъ людей. Съ ужасомъ и содроганіемъ вспоминалъ Иванъ Самойлычъ этотъ странный анекдотъ* въ головѣ его вдругъ пробѣжала мысль: «а ну, какъ и я Емеля?» да тутъ же и примерзла къ мозгу — до такой степени эта мысль испугала его... Въ такомъ именно настроеніи духа иодошелъ онъ къ своей комнатѣ, какъ вдругъ за сосѣдней дверью, ведшей въ уединенное жилище дѣвицы Ручкиной, послышался шорохъ. Сердце его забилось; чудная пѣсенка назойливѣе прежняго зазвучала въ ушахъ, и все звала, все звала... дорогаго князя... — Идти, или не идти? думалъ Иванъ Самойлычъ. А между-тѣмъ, ужь стучался. — Кто тамъ ? раздался за дверью знакомый свѣ- женькій голосокъ. — Это я... вы не почиваете, Надежда Николаевна? — Нѣтъ, не сплю... войдите. Иванъ Самойлычъ вошелъ; передъ нимъ стояло маленькое, уютное существо, но до того живое и вертлявое, что въ одно и то же время видѣлось во всѣхъ углахъ комнаты; существо розовое и свѣжее, облеченное только большимъ подъ-кашемиръ плат- комъ, плохо скрыв авшимъ пріятную нѣжность ея Формъ, и безпрестанно распахивавшимся но при- чине неимовѣрной живости движеній маленькаго су- щества. — У, какая игривая! была первая и совершенно- естественная мысль Ивана Самойлыча, но мысль, подобно молніи промелькнувшая минутно и скрыв- — 355 — шаяся, какъ въ тучѣ, въ мозговомъ лабиринтѣ сво- его владѣльца. — Что это вы сегодня такъ долго засидѣлись, Иванъ Самойлычъ? отозвалось, между-тѣмъ, малень- кое существо, переходя отъ одного коммода къ дру- гому, отъ стола къ кровати, подбирая съ полу раз- ныя ниточки, бумажки, и все прибирая къ сторонкѣ, чтобъ ничего не пропало втунѣ, потому-что впередъ на черный день пригодится. — Да я такъ-съ... я на счетъ того-съ... бормо- талъ сконфуженный Мичулинъ. — То-есть, какъ же на счетъ того? ужь опять не на счетъ ли прежняго? и-и-и не думайте, Иванъ Са- мойлычъ ! Мичулинъ молчалъ, хоть внутренно и скорбѣлъ, быть можетъ, о томъ, что ему даже и думать было запрещено. — А я въ театрѣ была... сегодня «Уголино» да- вали... до страсти люблю трагедіи... а вы? Иванъ Самойлычъ съ любовью смотрѣлъ на На- деньку и какъ будто бы соображалъ, какимъ обра- зомъ это крошечное, совершенно-водевильное тѣльцо могло до такой степени пристраститься къ трагедіи. — Господинъ Каратыгинъ игралъ... ужь я пла- кала, плакала... II какой видный мужчина! Я до смерти люблю плакать... Господинъ Мичулинъ даже хихикнулъ отъ уми- ленія. — Такъ вы весело провели вечерь? спросилъ онъ, а глаза его, между-тѣмъ , все сильнѣе и сильнѣе разгорались. — 356 — — Очень-весело! я вамъ говорю, я ужасти какъ плакала... особливо, когда эта душка Вероника... — Съ вами былъ кто-нибудь ? — Да, кавалеръ... онъ, видите, былъ прежде мой женихъ, когда я еще у родителей жила... сватался за меня... Такой тоже видный изъ себя мужчина, яблокъ намъ купилъ... да я все плакала, мнѣ не до яблокъ было... Мичулинъ вздохнулъ. — Что вы сегодня такіе скучные? спросила На- денька. — Да я такъ-съ... отвѣчалъ онъ снова, запи- наясь: — я ничего-съ... Но Наденька все-таки поняла, въ чемъ дѣло; она тотчасъ же, по свойственной ей подозрительности, догадалась, что все это по тому дѣлу, по преж- нему... — Нѣтъ, нѣтъ, и не думайте, Иванъ Самойлычъ! сказала она волнуясь и махая руками: — никогда, ни въ жизнь свою не получите!... Ужь я что сказала, такъ ужь сказала! мое слово свято... и не думайте! И по-прежнему съ невозмутимымъ равнодушіемъ маленькая женщина подбирала съ полу бумажки, перевѣшивала съ одной вѣшалки на другую разныя платья и юбки, безъ всякой, впрочемъ, совершенно надобности, а единственно изъ удовлетворенія живо- сти и бойкости характера. — Гм, въ жизнь!... а что такое жизнь? сообра- жалъ между-тѣмъ господинъ Мичулинъ : — вотъ въ томъ-то и штука, Надежда Николавна, что такое жизнь?,.. Не есть-ли это обманъ , мечтанье пустое? — 357 — Наденька на минуту перестала суетиться и въ изумленіи остановилась посреди комнаты. Передъ нею стоялъ все тотъ же ординарный гос- подинъ Мичулинъ, котораго она аккуратно видала каждое утро и каждый вечеръ* все такъ же гемо- роидаленъ былъ цвѣтъ его испещреннаго рябинами лица, только на губахъ едва-замѣтно играла нели- шенная ѣдкости и самодовольствія улыбка, какъ- будто-бы говорила эта улыбка: «а что, задалъ я тебѣ, голубушка, загвоздку* на-тка, поди, раскуси ее!» — То-есть , какъ же обманъ? въ свою очередь робко и нерѣшительно спросила Наденька , думая, что Иванъ Самойлычъ потому, вѣроятно, заговорилъ объ обманахъ, что самъ намѣренъ употребить въ отношеніи къней какое-нибудь злостное ухищреніе. — Да такъ-съ, обманъ! просто обманъ! Посудите сами, вѣдь если бы я въ самомъ дѣлѣ жилъ, я бы занималъ какое-нибудь мѣсто, игралъ бы какую- нибудь роль! Наденька ужь совершенно разувѣрилась и обду- мывала, что бы ей такое поднять съ полу. — Такъ вы думаете, сказала она съ разстанов- кою: — что тотъ только иживетъ, кто играетъ какія- нибудь роли? Иванъ Самойлычъ понялъ , что подъ словомъ «роли» Наденька разумѣла исключительно тѣ, ко- торыя играетъ господинъ Каратыгинъ, и поэтому не нашелся, что отвѣчать. — Гм, сказала дѣвица Ручкина. — Такъ я все вотъ на счетъ этого дѣла, снова началъ Мичулинъ. — 358 — — То-есть, на счетъ чего же, Иванъ Самойлычъ? если на счетъ того, то будьте совершенно покойны: ужь я что сказала, такъ ужь сказала, а если на счетъ чего другаго, извольте, я съ удовольствіемъ. Иванъ Самойлычъ не отвѣчалъ; сердце его надры- валось; слова замирали на губахъ, и даже что-то похожее на слезу сверкнуло въ глазахъ его... Въ который разъ получалъ онъ этотъ черствый отказъ! — Оно не то, Надежда Николавна, говорилъ онъ дрожащимъ голосомъ: — все бы еще снести можно! Да - вѣдь другіе!... Вѣдь другіе-то пьютъ , другіе ѣдятъ, другіе веселятся! Отъ-чего же другіе? Дѣйствительно ли несчастіе его происходило отъ- того, что другіе живутъ, другіе веселы, или, просто, присутствіе маленькаго существа, къ которому самъ питаешь маленькую слабость, еще горчѣе дѣлаетъ наше горе — какъ бы то ни было, но герою нашему дѣйствительно сдѣлалось тяжко и обидно. А между-тѣмъ, Наденька тоже задумалась; она, конечно, замѣтила эту слезу, но все еще какъ-то думалось ей, что Иванъ Самойлычъ хитритъ, что все это онъ на счетъ того дѣла, на счетъ прежняго, а назначеніе и роль были тутъ только предлогомъ, что-бы пустить ей пыль въ глаза, и, пользуясь ея ослѣпленіемъ, поставить-таки на-своемъ. — Да, оно, конечно, обидно, сказала она тонко и деликатно, дѣлая видь, какъ-будто не замѣчаетъ, куда клонится рѣчъ господина Мичулина: — да знаете ли, Иванъ Самойлычъ, ужь не пойдтиливамъ спать? Иванъ Самойлычъ сознался, что дѣйствительно ужь поздно и что спать пора. — 359 — Лежа на одинокой постели своей, долго не могъ заснуть Иванъ Самойлычъ. Все ему чудилось жи- вое, полненькое личико Наденьки, и свѣтло и ро- скошно рисовалась и суетилась передъ глазами его эта миньятюрная, уютная Фигурка, вѣчно хлопочу- щая, вѣчно бѣгающая. . . И мерещится ему во мракѣ его комнаты, что вотъ сверкнула ея грудь, вотъ промелькнула около самыхъ его губъ крошечная ножка... и ловитъ онъ ее взглядомъ, и усиливается высмотрѣть въ густой темнотѣ это дорогое, мимо- летное видѣніе, но тщетно! во мглѣ тонетъ взоръ его, во мглѣ, въ глубокой, непроницаемой мглѣ, и не успѣваетъ онъ опомниться, какъ передъ нимъ стоитъ длинный и тощій вопросъ, вопросъ насмѣш- ливый и недоброжелательный, составляющій все не- счастіе и гибель его бѣдной жизни. И скорѣе закрылъ онъ глаза, чтобъ не видѣть этого больнаго, изнеможеннаго вопроса, и началъ думать о томъ, какъ было бы пріятно, если бы На- денька... О, если бы Наденька!... еслибъ она знала, какъ бьется сердце бѣднаго Ивана Самойлыча, не- счастнаго Ивана Самойлыча, каждый разъ, какъ долетаетъ до него ея маленькій, незатѣйливый голо- сокъ, поющій маленькую, незатѣйливую пѣсенку!.. Еслибъ она видѣла, другими глазами видѣла, какъ судорожно и трепетно сжимается это сердце, какъ прислушивается это ухо, какъ притопываем эта нога, какъ преображается и озаряется внезапнымъ свѣтомъ и теплотою все это такъ долго зябнувшее на стужѣ и непогодѣ существо! Еслибъ она видѣла все это! И какъ смѣла и бойка была его мысль, — 360 — какое будущее готовилъ онъ ей, этой дорогой, вѣчно незабвенной Наденькѣ! не то чреватое горестями и лишеніями будущее, которое на самомъ дѣлѣ ждало ее, а будущее ровное и спокойное, гдѣ все такъ удобно и ловко слагалось, гдѣ всякое желаніе дела- лось правомъ, всякая мысль становилась дѣломъ... еслибъ знала она! Но не видала, не знала она ничего! Обидна и груба казалась ей привязанность господина Мичу- лина, и тщетно раскрывалось сердце скромнаго юноши, тщетно играло воображеніе его: ему пред- стояла вѣчная и холодная, холодная мгла! III. Ужь мозговое вещество Ивана Самойлыча подер- нулось пеленою, сначала мягкою и полупрозрачною, потомъ все болѣе и болѣе плотною и мутною; ужь и слуховой его органъ наполнился тѣмъ однообраз- нымъ и протяжнымъ дрожаніемъ, составляющимъ нѣчто среднее между отдаленнымъ звучаніемъ ко- локольчика и неотвязнымъ жужжаніемъ комара; ужь мимо глазъ его пронесся огромный, неохвати- мый взоромъ городъ съ своими тысячами куполовъ, съ своими дворцами и съѣзжами дворами, съ своими шпицами, горделиво врѣзывающимися въ самыя об- лака, съ своею вѣчно-шумною, вѣчно-хлопочущею и суетящеюся толпою. Но вдругъ городъ смѣнился деревнею съ длиннымъ рядомъ покачнувшихся на сторону избъ, съ сѣрымъ небомъ, сѣрою грязью и бревенчатою мостовой... Потомъ всѣ эти образы, — 361 — сначала опредѣленные и различные, смѣшалисы де- ревня украсилась дворцами; городъ обезобразился почернѣвшими бревенчатыми избами; у храмовъ при- вольно разрослись репейникъ и крапива; на ули- цахъ и площадяхъ толпились волки, голодные, кро- вожадные волки... и пожирали другъ друга. Но вотъ и города исчезли въ туманѣ, и деревня утонула въ синемъ, неизглядномъ озерѣ, и волки скрылись далеко- далеко въ густые лѣса Фантазіи Ивана Самойлыча... Но что же вдругъ такъ сладко поразило слухъ его, что защекатало вдругъ, заше- велило бѣдное его сердце ? Съ тоскою и трепетомъ вслушивается онъ въ эти вѣчно-милые, вѣчно-же- ланные звуки, съ томленіемъ и грустію впиваетъ въ себя чудную гармонію простенькой пѣсенки, ла- скающей слухъ его... — Наденька, Наденька! молящимъ голосомъ го- воритъ Иванъ Самойлычъ. Но гордо и съ обиднымъ презрѣніемъ смотритъ на него, униженнаго и умоляющаго, маленькая жен- щина. Крошечная ироническая улыбка мелькаетъ на розовыхъ губкахъ ея; миньятюрное негодованьице слегка приподняло ея тонкія ноздри и окрасило нѣжнымъ пурпуромъ упругія щеки... — Наденька! говоритъ онъ задыхающимся отъ волненія голосомъ: — я не виноватъ, что люблю васъ Что же мнѣ дѣлать, если это выше силъ моихъ!... И онъ съ трепетомъ ждетъ ея слова: онъ не замѣ- чаетъ, что возлѣ нея стоитъ другое лицо — лицо, принадлежащее ученому другу ея, бѣлокурому — 362 — Алексису; не замѣчаетъ, к&къ томно опирается она на руку юноши, какіе полные нѣги и томленія взо- ры отъ времени до времени обращаетъ къ нему... Но вотъ и на него взглянула она, но какъ-то сурово и съ недоумѣніемъ. Обиженнымъ тономъ отвѣчаетъ она ему, что удивляется, какимъ обра- зомъ могъ онъ даже подумать сдѣлать ей такое странное предложеніе; что, конечно, онъ человѣкъ неглупый, и даже начитанный человѣкъ, но что и она съ своей стороны дѣвушка честная, и хотя не дворянка, но не хуже иной дворянки съумѣетъ по- дать карету не только ему, Ивану Самойлычу, но и всякому другому даже получше и почище его, кто осмѣлится подъѣхать къ ней съ подобнымъ предло- женіемъ. И снова все исчезаетъ въ безразличномъ туманѣ: и бѣлокурое, но нѣсколько-апатическое лицо Алек- сиса, и миньятюрная, вѣчно тревожная Фигурка Наденьки, и тоскливо звучитъ вдали знакомая пѣ- сенка о дорогомъ князѣ и золотыхъ чертогахъ... — Что же я въ-самомъ дѣлѣ такое? спрашиваетъ себя господинъ Мичулинъ; — какое мое назначеніе, какая судьба моя? Толпами собираются около него блѣдные призра- ки и насмѣшливо кричатъ ему: «охъ, усталъ, усталъ ты, бѣдный человѣкъ! разломило тебѣ всю голову!» Влѣдный, трепещущій падаетъ онъ на колѣни, прося пощадить его, объяснить ему это страшное дѣло, недающее ему ни днемъ, ни ночью покоя, но падаетъ такъ неловко и неожиданно, что блѣдные призраки мгновение исчезаютъ. — 363 — Въ комнатѣ темно; старинная кукушка жалобно прокуковала два раза и замолкла. — Чортъ знаетъ, что за дрянь въ голову лѣзетъ! подумалъ Яванъ Самойлычъ: — а вотъ еще фило- софы утверждаютъ И онъ было-намѣревался, не пускаясь въ даль- нѣйшія разсужденія, во снѣ угнать, что утвер- ждаютъ философы, какъ вдругъ за тонкою перего- родкою, которая одна отдѣляла его постель отъ за- вѣтной комнатки, послышались голоса. Иванъ Самойлычъ началъ прислушиваться. — Ужь я вижу, сударь, щебеталъ знакомый ему голосокъ: — ужь, пожалуйста, не приводите мнѣ своихъ резоновъ, ужь пожалуйста... Я все, все на- сквозь вижу — Нѣтъ, Наденька! ты ошибаешься, другъ мой, ошибаешься, милый ты человѣкъ! отвѣчалъ Але- ксисъ, стараясь придать голосу своему льстивый тонъ. — Ужь, пожалуйста, въ чемъ другомъ, а въ этомъ не ошибусь... Стыдитесь, сударь! — Да помилуй же, Наденька! право, я нигдѣ не былъ... — Я вамъ говорю, что все насквозь вижу, всѣ ваши хитрости вижу, Алексѣй Петровичъ! Ужь какъ вы тамъ меня ни называйте — образованная ли я, или необразованная — а ужь я все-таки вижу! Алексисъ молчалъ. — Зачѣмъ же притворство и коварство? продол- жала между-тѣмъ Наденька: — ужь скажите мнѣ - 304 — лучше прямо, что я несчастнѣйшая изъ женщинъ!.. Я дѣвушка прямая, Алексѣй Петровичу я честная дѣвушка, Алексѣй Петровичъ, и не люблю ходить вокругъ да около Ужь скажите мнѣ просто, что я въ слезахъ должна проводить жизнь ! — Отъ-чего же въ слезахъ, Наденька? отвѣчалъ лаконически Алексисъ, и потомъ прибавилъ — отъ- чего же въ слезахъ, милый, хорошій ты человѣкъ? И опять все смолкло вокругъ Ивана Самойлыча, но не въ головѣ его: тамъ, напротивъ, началась страшная деятельность, начался шумъ и стукотня; мысли бѣгали по мозговымъ его нервамъ, переби- вали другъ у друга дорогу, и вдругъ накопилось ихъ такое множество, что онъ ужь и самъ не радъ былъ, что проснулся и какъ глупая тварь поддался грубому и животненному инстинкту любопытства... Не успѣлъ еще онъ хорошенько сообразить, какъ бы этакъ, воспользовавшись недоразумѣніемъ, хитро вырыть ближнему яму, какъ ужь и дѣйствитель- но какимъ-то образомъ подкопался подъ Алексиса. Въ судьбѣ его внезапно произошла совершенная и неожиданная перемѣна; въ одно мгновеніе ока онъ сдѣлался рѣшительно баловнемъ Фортуны; онъ хо- дитъ по Невскому подъ руку съ молодою женой, въ бекешѣ съ сѣдымъ бобровымъ воротникомъ, на лбу красуется глубокій шрамъ, полученный въ битвѣ за отечество, а на Фракѣ огромная испанская звѣз- да съ безчисленнымъ множествомъ угловъ. Онъ мѣ- няется пріятною улыбкою и поклономъ съ значитель- ными господами, онъ совершенно доволенъ своею судьбою и безпрестанно вынимаетъ изъ кармана — 365 — необыкновенно-массивный хронометръ, какъ-будто- бы для того, чтобы узнать который часъ, а въ-са- момъ-дѣлѣ для того только, чтобъ показать народу: пусть-де видитъ онъ, какіе на свѣтѣ бываютъ уди- вительные часы и цѣпочки. Съ презрѣніемъ и пронически улыбаясь смотритъ онъ на проходящаго мимо и дрожащаго отъ холода, въ изношенномъ до нельзя темновишневомъ съ ис- крою пальто, Алексиса, и дѣлаетъ видъ, будто не замѣчаетъ его. Но Алексисъ издалека завидѣлъ знакомую ему маленькую Фигурку; онъ ужь спѣ- шитъ къ ней съ обыкновеннымъ привѣтствіемъ : «здравствуй, Наденька, здравствуй, хорошій ты, милый человѣкъ!» но вдругъ у самыхъ ушей его раздается грозный голосъ: «Милостивый государь! вы забываете...», и Алексисъ, поджавъ хвостъ, удаляется поспѣшными шагами во свояси. Но вотъ и четыре бьетъ на каланчѣ Думы: Иванъ Самойлычъ по привычкѣ ужь чувствуетъ въ желуд- кѣ пріятную тоску. — Не прикажешь ли, душа моя, зайдти въ мага- зинъ, купить чего нибудь къ обѣду? говоритъ онъ, обращаясь къ Наденькѣ. — Отъ-чего же и не зайдти? отвѣчаетъ она съ такимъ философскимъ равнодушіемъ, какъ будто бы дѣйствительно такъ и быть должно. И въ-самомъ-дѣлѣ, люди богатые: отъ-чего же и не зайдти. Ужь съ четверть часа стоятъ они въ великолѣп- номъ магазинѣ. Наденька, какъ существо живое и по преимуще- — 366 — ству прожорливое, бѣгаетъ изъ одного угла въ дру- гой, переходитъ отъ винограда къ великолѣпнымъ бонкретьенамъ, отъ превосходны хъ, подернутыхъ легкимъ пухомъ персиковъ къ не менѣе-превосход- ному ананасу, всего отвѣдываетъ, всего отклады- ваетъ въ свой ридикюль... Но все это въ порядкѣ вещей, все такъ и быть должно; одно только нѣ- сколько-страннымъ кажется Ивану Самойлычу: сѣ- дой и строгіи прикащикъ какъ-будто подозрительно, какъ-будто исподлобья смотритъ навсѣ эти заборы. Онъ мысленно негодуетъ на такую неумѣстную не- довѣрчивость; уже рука его протянута, чтобы раз- стегнуть великолѣпное пальто и показать негодяю корыстолюбцу многоугольную испанскую звѣзду, какъ вдругъ Но тутъ его руки опускаются; хо- лодный потъ градомъ катитъ съ благороднаго чела, онъ блѣднѣетъ, осматривается, щупаетъ себя Боже! нѣтъ никакого сомнѣнія! все это было само- оболыценіе: и испанская звѣзда, и пальто съ удиви- тельно-теплымъ воротникомъ, и одутловатыящеки, и гордый видъ... все, рѣшительно все исчезло, какъ по волшебному мановенію! Какъивъ бывалое время, виситъ на немъ, какъ на подлой вѣшалкѣ, его ста- рая и вытертая шинелька, болѣе похожая на капотъ, нежели на шинель ; по прежнему желты и изрыты рябинами его щеки; по прежнему согнута его спина и униженъ и скареденъ его видъ. Тщетно толкаетъ онъ исподтишка неосторожную Наденьку, тщетно мучитъ онъ мозгъ свой, стараясь выжать изъ него что-нибудь похожее на изобрѣ- тательность: Наденька , нисколько не конфузясь, — 367 — усіаждаетъ свое нёбо дарами юга, и, тоже не конФу- зясь, спитъ мозгъ Ивана Самойлыча, тупо и равно- душно смотря на неимовѣрныя старанія его выпу- таться изъ бѣды, и какъ-будто подсмѣиваясь надъ собственнымъ своимъ безсиліемъ... — Десять рубликовъ и семь гривенокъ-съ! зву- читъ ему между-тѣмъ въ самыя уши страшный го- лосъ прикащика. — Серебромъ? шепчетъ въ отвѣтъ, заикаясь и совершенно растерявшись, Иванъ Самойлычъ. — Да, серебромъ... не-ужь-то жь мѣдными? рѣ- шительно и вовсе-непоощрительно отвѣчаетъ тотъ же самый досадный голосъ. Мичулинъ конфузится еще пуще. — Такъ-съ; серебромъ-съ... говоритъ онъ, блѣд- нѣя и между-тѣмъ ощупывая карманы, какъ-будто отъискивая бььвшія въ нихъ неизвѣстно куда зава- лившіяся деньги: — отъ-чего же-съ? я съ удоволь- ствіемъ... я человѣкъ достаточный... Скажите, по- жалуйста, а я и не замѣтилъ!... Представьте себѣ, мой милый, я и не замѣтилъ, что у меня въ кар- манѣ дира, и какая большая — скажите!... Но прикащикъ только покачиваетъ головой. — А вѣдь можете себѣ представить, продолжаетъ Иванъ Самойлычъ тономъ соболѣзнованія: — и паль- то совсѣмъ новенькое! только- что съ иголочки! ужас- но, какъ непрочно шьютъ эти портные! Да и не удивительно! Французы, я вамъ скажу, Французы! Ну, а Францу зъ, извѣстно, вѣтромъ подбитъ ! ужь это нація такая... Не то, что нашъ братъ русскій: тотъ ужь за что пріймется, такъ все на славу сдѣ- — 368 — лаетъ — нѣтъ, далеко не то!... Скажите, пожалуйста, и давно вы этакъ торгъ ведете? — Торгъ-то мы ведемъ давно, отвѣчаетъ угрюмый пріікащикъ: — а деньги-то вы все-таки отдайте... — Ахъ, Боже мой! право, какой скверный народъ эти Французы! право, только-что съ иголочки! О, премошенники эти портные! — Видно, братъ, мошенникъ-то ты' неумолимой рѣзко отвѣчаетъ угрюмый прикащикъ: — знаемъ мы васъ! у васъ у всѣхъ карманы-то съ дирьями, какъ къ расплатѣ приходится! Иванъ Терентьичъ!асходи- ко, братъ, за Ѳедосѣемъ Лукьянычемъ! Онъ, кажется, тутъ, по близности! Услышавъ знакомое ему имя Ѳедосѣя Лукьяныча, Иванъ Самойлычъ совершенно упалъ духомъ. Со слезами на глазахъ и униженно кланяясь, показы- ваетъ онъ сѣдому прикащику дирявыф карманы сво- его пальто, тщетно доказывая, что не виноватъ же онъ, что за минуту передъ тѣмъ имѣлъ и бобровый воротникъ, и испанскую звѣзду, и одутловатыя щеки, и что все это, по ухищреніямъ одной злобной вол- шебницы, которая давно ужь денно и нощно его преслѣдуетъ, вдругъ пропало, и остался онъ дрянь- дрянью, что называется, голъ какъ соколъ, пушистъ какъ лягушка. — Мамону-то послужить умѣешь! говоритъ ему безстрастный голосъ сѣдаго прикащика: — тельцу- то поклоняешься, чреву угождаешь! а что въ свя- щенномъ писаніи сказано? забылъ? грѣхъ, братъ, тебѣ! стыдно, любезный! — Послужилъ, почтеннѣйшій, попуталъ лука- — 369 — вый, точно, попуталъ! отвѣчаетъ жалобнымъ голо- сомъ йванъ Самойлычъ: — да вѣдь это въ первый разъ; вѣдь другіе ѣдятъ же... — Да другіе-то почище! Мало ли что дѣлаютъ другіе! у другихъ въ карманѣ-то, братъ, не дырья! И сѣдой прикащикъ строго покачиваетъ головой, приговаривая: — Ишь, съ чѣмъподъѣхалъ, анаѳемскій сынъ! ишь ты: и испанская звѣзда у него была! Знаемъ, братъ, васъ! знаемъ, чревоугодники, идолопоклонники! А между тѣмъ Мичулинъ робко посматриваетъ на Наденьку. Дерзко и съ презрѣніемъ глядитъ она на него, какъ-будто хочетъ окончательно докапать и уничтожить несчастнаго. — Такъ вы вотъ какъ, Иванъ Самойлычъ! гово- ритъ она ему, быстро размахивая руками! — такъ вы изволите на хитростяхъ! вы хотѣли воспользо- ваться моею къ вамъ откровенностью! Ужь сдѣлай- те одолженіе! я все понимаю! Можетъ-быть, я и необразованная и не читала книгъ Уяп>, пожа- луйста, не отпирайтесь! я все вижу, все понимаю, очень-хорошо понимаю... всѣ ваши коварства.... Сдѣлайте одолженіе! — Да что же я въ-самомъ-дѣдѣ такое? бормочетъ между-тѣмъ Иванъ Самойлычъ, очень-кстати вспом- нивъ, что затрудненіе именно въ томъ и состоитъ, что онъ до-сихъ-поръ не можетъ себѣ опредѣлить, что онъ такое: — да чѣмъ же я хуже другихъ? — Извѣстно чѣмъ! лаконически отвѣчаетъ сѣдой прикащикъ: — извѣстно чѣмъ! у другихъ въ кар- манахъ-то нѣтъ дырьевъ. 24 — 370 — — Другіе ѣдятъ, другіе пьютъ... да я-то что жь? — Извѣстно, что! звучитътотъ же самый жосткій, голосъ: — можете смотрѣть, какъ другіе кушаютъ! — но такъ иронически звучитъ, какъ-будто-быхочетъ сказать недоумѣвающему Мичулину: — Фу, какой же ты, право, глупый! не можешь никакъ понять самой пустой и обыкновенной вещи! Иванъ Самойлычъ ужь было и смекнулъ, въ чемъ дѣло, и началъ-было углубляться въ подробное раз- смотрѣніе отвѣта прикащика, какъ вдругъ слухъ его поражаетъ другой, еще страшнѣйшій голосъ — голосъ Ѳедосѣя Лукьяныча. Важно и не мигнувши слушаетъ Ѳедосѣй Лукья- нычъ жалобу стараго прикащика о томъ, что вотъ- дескать такіе-то мошенники и пріѣдалы перерыли всю лавку, наѣли на десять рубликовъ и семь гри- венокъ, и теперь показываютъ только карманы и то не цѣльные, а съ дырьями... — Гм, мычитъ Ѳедосѣй Лукьянычъ, оттопыривъ губы и обращаясь всѣмъ корпусомъ къ Мичулину: — ты? — Да я, тово, бормочетъ Иванъ Самойлычъ. — я шелъ и усталъ... освѣжиться захотѣлось... вотъ я и зашелъ! — Гм, да ты не оправдывайся, а отвѣчай! осно- вательно возражаетъ Ѳедосѣй Лукьянычъ, окидывая взоромъ всѣхъ присутствующихъ, вѣроятно, для того, чтобъ удостовѣриться, какой эффѳктъ произ- водитъ на нихъ его соломоновъ судъ. — За дѣло ему, за дѣло! кричитъ съ своей сто- роны Наденька: — осрамить меня хогѣлъ!... Ужь — 371 — пожалуйста, подальше съ своими резонами! я очень хорошо все знаю и вижу. — Фамилія? отрывисто вопрошаетъ суровый го- лосъ Ѳедосѣя Лукьяныча, снова обращаясь къ на- шему герою. — Мичулинъ, отвѣчаетъ Иванъ Самойлычъ, но такъ робко, какъ будто-бы и самъ не увѣренъ, точно ли это такъ, и не есть ли это такое же созданіе блуднаго его воображенія, какъ и теплое пальто, испанская звѣзда, одутловатыя щеки и проч. — Имя? снова вопрошаетъ Ѳедосѣй Лукьянычъ, весьма, впрочемъ, довольный, что произвелъ ро- бость и страхъ въ истязуемомъ субъектѣ. — Иванъ Самойловъ, еще тише и робче отвѣ- чаетъ герой нашъ. — Эй, любезный, взять его! Послѣднія слова, очевидно, относились къ одному рослому мужчинѣ, какъ-то случайно тутъ же про- гуливавшемуся. И вотъ уже берутъ Ивана Самойлыча іюдъ руки; вотъ открываются передъ нимъ двери ада... — Пощадите! батюшки, пощадите! кричитъ онъ, задыхаясь отъ трепета. — Да что это, съ ума что ли вы сошли, Иванъ Самойлычъ? раздается вдругъ у самаго его уха зна- комый голосъ: — совсѣмъ спать не даете добрымъ людямъ! Вѣдь я очень-хорошо понимаю, къ чему все это клонится, да ужь не бывать этому! сказано, такъ ужь сказано, и напрасно вы безпокоитесь и изъ себя выходите! Иванъ Самойлычъ открылъ глаза: передъ нимъ — 372 — въ заманчивомъ неглиже стояла миловидная Надень- ка, та самая Наденька, которая и проч. IV. — А, это ты, Наденька! бормочетъ сквозь сонъ Иван ь Самойлычъ: — что жь это ты не спишь, ду- шенька? А можешь себѣ представить, мнѣ при-ви- дѣлось, будто Ѳе-до... Наденька покачала головкой и ушла. А между-тѣмъ, Лета, эта услужливая рѣка, снова заливаетъ волнами своими воображеніе господина Мичулина, снова начинаетъ она шумѣть въ ушахъ его, снова бѣснуется и выходитъ изъ себя и изъ береговъ своихъ. И вдругъ онъ опять очутился на улицѣ; но на немъ у?ке не прежнее щеголеватое пальто, а обык- новенная истертая его шинелька, и неблаговидна и негорда его осанка, а какь-будто скоробился, смор- щился онъ весь, какь-будто всѣ члены ему свело отъ холода и голода... Не заглядывает ь онъ вь окна кандитерскихъ, бу- лочныхъ и Фруктовых ь лавок і». Сколько соблазновъ лежитъ передъ нимь въ красиво га симметрически расположенные кучкахъ и заперто подъ замкомъ! И все это запер то, все подъ ключомъ! на все это можете глядѣть\ какь выра.шлся недавно съ убій- ственнымъ хладнокровіемь строгій прикащикъ... А дома ждетъ его зрвлище, полное жгучаго, не- переносимаго отчаянЫ Въ холодной комнатѣ, въ изорвапномъ платьѣ, на изломапномъ стулѣ сидитъ - 373 — его жена; около нея, блѣдный и истомленный, стоить его сынъ... И все это проситъ хлѣба, но такъ тос- кливо, такъ назойливо проситъ!... — Папа, я ѣсть хочу! стонетъ ребенокъ: — дай хлѣба... — Потерпи, дружокъ, говоритъ мать: — потерпи до завтра; завтра будетъ! ныньче на рынкѣ все голодные волки поѣли! много волковъ, много вол- ковъ, душенька! Но какъ говоритъ она это! Твой ли это голосъ, милая маленькая Надя? ^отъ ли это мелодичесьій, сладкій голосокъ, распѣвавшій-себѣ беззаботно не- хитрую пѣсенку, звавіпій князя въ золотые черто- ги? Гдѣ твой князь, Надя? Гдѣ твои золотые чер- тоги? Отъ-чего твой голосокъ сдѣлался жостокъ, отъ-чего въ немъ пробивается какая-то ѣдкая, не- свойственная ему жолчь? Надя! что сдѣлалось, что сталось съ тобою, граціозное созданіе? гдѣ веселый румянецъ твой? гдѣ беззаботный твой смѣхъ? гдѣ хлопотливость твоя, гдѣ твоя наивная подозритель- ность? гдѣ ты, прежняя, ненаглядная, миленькая Наденька? Отъ-чего глаза твои впали? отъ-сего грудь твоя высохла? отъ-чего въ голосѣ твоемъ дрожитъ тай- ная злоба? отъ-чего сынъ твой не вѣритъ твоимъ словамъ... отъ-чего это? — Да вѣдь и вчера говорили мнѣ, отвѣчаеіъ ре- бенокъ: — что все голодные волки поѣли! да вонъ другія же дѣти сыты, другія дѣти играютъ... я ѣсть хочу, мама! — Это дѣти голодныхъ волковъ играютъ. это — 374 — они сыты! отвѣчаешь ты, поникну въ головою и не зная, какъ увернуться отъ вопросовъ ребенка. Но напрасно стараешься ты, напрасно хочешь успокоить его: онъ не вѣритъ тебѣ, потому-что ему хлѣба, а не словъ надобно. — Ахъ, отъ- чего же я не сынъ голоднаго волка! стонетъ дитя: — мама, пусти меня къ волкамъ... я ѣсть хочу ! И ты молчишь, подавленная и уничтоженная! Ты вдвойнѣ несчастна, Надя! Ты сама голодна и подлѣ тебя стонетъ еще другое существо, стонетъ сынъ твой, плоть отъ плоти твоей, кость отъ костей тво- ихъ, который тоже проситъ хлѣба. Бѣдная Наденька! что же не идетъ онъ, что не спѣшитъ онъ на помощь къ тебѣ', этотъ давно-же- ланный дорогой князь твоего воображенія? что не зоветъ онъ тебя въ золотой чертогъ свой? Съ томленіемъ и непереносною тоскою смотритъ Иванъ Самойлычъ на эту сцену, и тоже увѣряетъ маленькаго Сашу, что завтра все будетъ, что сего- дня все голодные волки поѣли. Что ему дѣлать? какъ помочь?. . . И ты тоже знаешь, бѣдная Наденька, чтонёчѣмъ ему помочь, ты понимаешь, что онъ ни на волосъ не виноватъ во всемъ этомъ; но ты голодна, подлѣ тебя стонетъ любимое дитя твое, и ты упрекаешь мужа, ты дѣлаешься несправедливою... — Зачѣмъ же вы женились? говоришь ты ему жосткимъ и оскорбительнымъ голосомъ: — зачѣмъ же вы связали себя другими, когда и себѣ не въ со- стоянш добыть кусокъ хлѣба ? Везъ васъ я была — 375 — счастлива, безъ васъ я была беззаботна... я была сыта... Стыдно! Въ свою очередь подавленный и уничтоженный, стоитъ Иванъ Самойлычъ. Онъ чувству етъ, что въ словахъ Нади страшная правда , что онъ долженъ былъ подумать и много подумать о томъ, прилично ли бѣдному человѣку любовь водить , достаточно ли будетъ на троихъ его скуднаго куска. . . И неутомимо, неутомимо преслѣдуетъ его это страшное «стыдно!» А между-тѣмъ, въ комнатѣ все холоднѣе и хо- лоднѣе; на дворѣ дѣлается темно; ребенокъ все также стонетъ, все также жалобно проситъ хлѣба! Воже! да чѣмъ же все это кончится? куда же поведетъ это? Хоть бы поскорѣе пришелъ завтрашній день! а зав- тра что?... Но ребенокъ ужь не стонетъ \ онъ тихо склонился головкой къ груди матери, но все еще дышетъ... — Тише ? едва слышно говоритъ Наденька: — тише! Саша уснулъ... Но что же за мысль гнѣздится въ головкѣ твоей, Наденька? Зачѣмъ же ты улыбаешься, зачѣмъ въ этой улыбкѣ вдругъ сверкнуло отчаяніе и злобная покорность судьбѣ? Зачѣмъ ты бережно сажаешь ребенка на стулъ и, не говоря ни слова, отворяешь дверь бѣдной комнаты? Наденька, Наденька! куда ты идешь? Что хочешь ты дѣлать? Ты сходишь нѣсколько ступеней и останавли- ваешься... ты колеблешься, милое дитя! Въ тебѣ вдругъ забилось это маленькое, доброе сердце, за- билось быстро и неровно. . . Но время летитъ. . . тамъ, — 376 — въ холодной комнатѣ, въ отчаяніи ломаетъ руки го- лодный музкъ твой, тамъ умираетъ твой сынъ! И ты не колеблешься; въ отчаяніи ты махнула рукой; ты ^не сходишь — бѣжишь внизъ по лѣстницѣ... ты въ бель-этажѣ — ты дернула за звонокъ — Страшно, страшно мнѣ за тебя, Надя! А онъ ужь ждетъ тебя, дряхлый, безсильный во- локита, онъ знаетъ, что ты прійдешь, что ты должна прійдти, и самодовольно иотираетъ себѣ руки, и са- модовольно улыбается, поглядывая на часы... О, онъ въ подробности изучилъ натуру человѣка и смѣло можетъ разсчитывать на голодъ' — Я рѣшилась, говоришь ты ему, и голосъ твой спокоенъ... Да, спокоенъ, не дрогнулъ твой голосъ, а все- таки спокойствіе-то его какъ-будто мертвое, могиль- ное... И старикъ улыбается, глядя на тебя; онъ ласково треплетъ тебя по щекѣ и дрожащею рукою привле- каетъ къ дряхлой груди своей юный стань твой... — Да какъ ты блѣдна, душенька! говорить онъ ласково: — видно, тебѣ очень кушать хочется... Э! да онъ просто шутникъ! онъ превеселый малый, этотъ маленькій старичокъ, охотникъ домиленькихъ, молоденькихъ женщинъ! — Да, я хочу ѣсть! отвѣчаешь ты: — мнѣ нужно денегъ. И ты протягиваешь руку... Стало-быть, ты еще хороша, не смотря на твое страданіе; стало-быть, есть еще въ тебѣ, не смотря на гнетущую нищету твою, нѣчто зовущее, возбуждающее застывшія силы — 377 — шутливаго старика, потому-что онъ не считая кладетъ тебѣ въ руку деньги; онъ не торгуется, хотя и знаетъ, что можетъ купить тебя за самую ничтожную плату... — Ъшьте, говоришь ты мужу и сыну, бросая на столъ купленный ужинъ, а сама садишься въ уголъ. — Это жадные волки дали, мама? спрашиваетъ тебя ребенокъ, съ жадностью поглощая ужинъ. — Да, это волкъ прислалъ, отвѣчаешь ты раз- сѣянно и задумчиво. — Мама! когда же убьютъ голод ныхъ волковъ? снова спрашиваетъ ребенокъ. — Скоро, дружокъ, скоро... — Всѣхъ убьютъ, мама? ни одного не останется? — Всѣхъ, душенька, всѣхъ до одного... ни одного не останется... — И мы будемъ сыты? у насъ будетъ ужинъ? — Да, скоро мы будемъ сыты, скоро намъ будетъ весело... очень-весело, другъ мой! А между-тѣмъ, Иванъ Самойлычъ молчитъ; поту- пивъ голову, съ тайнымъ , но неотступно-гложущимъ угрызеніемъ въ сердцѣ, ѣстъ онъ свою долю ужина, и не осмѣливается взглянуть на тебя, боясь увидѣть во взорѣ твоемъ безвозвратное осужденіе свое. Но онъ ѣстъ , потому-что и его мучитъ го.іодъ, потому-что и онъ человѣкъ! Но онъ думаетъ, горько думаетъ, бѣдный мужъ твой! Страшная мысль жжетъ его мозгъ, неотступ- ное горе сосетъ его грудь! Онъ думаетъ: сегодня мы сыты, сегодня у насъ есть кусокъ хлѣба, а завтра? а потомъ?... вѣдь вотъ о чемъ думаетъ онъ! вѣдь и завтра ты будешь должна... а тамъ опять... — 378 — Вотъ эта страшная, гложущая мысль! Наденька, Наденька! правда ли, что ты будешь должна?- . • Ивану Самойлычу дѣлается душно; глухое рыда- ніе заливаетъ грудь его; голова его горитъ, глаза открыты и неподвижно устремлены на Наденьку... — Наденька! Наденька! стонетъ онъ, собравъ по- слѣднія силы. — Да что жь это, въ-самомъ-дѣлѣ, за срамъ та- кой! слышится ему знакомый голосъ: — здѣсь я, здѣсь, сударь! что вамъ угодно? что вы кричите ? Цѣлую ночь глаза сомкнуть не давали! Вы думаете, что я не понимаю, вы думаете, что я не вижу. .. Крѣ- постная я ваша, что ли, что вы на меня такъ гроз- но смотрите? Иванъ Самойлычъ открылъ глаза; въ комнатѣ было свѣтло, у кровати его стояла Наденька въ совершеннѣйшемъ утреннемъ дезабилье. — Такъ это... былъ сонъ! сказалъ онъ едва оч- нувшись:— такъ ты, того. . . не ходила къ старику-то, Наденька? Дѣвица Ручкина взглянула на него въ недоумѣ- ніи. Но вскорѣ все сдѣлалось для нея яснымъ какъ на ладони; ее вдругъ осѣнила свѣтлая мысль, что все это не спроста и что старикъ-то именно не кто иной, какъ самъ Иванъ Самойлычъ, но ужь если она разъ сказала: не бывать! — такъ ужь и не бывать тому, какъ ни хитри и ни изворачивайся волокита. — Нѣтъ, чортъ возьми! должно же это кончиться! сказалъ про себя Иванъ Самойлычъ, когда Наденька — 379 — вышла изъ комнаты: — вѣдь этакъ просто ни за грошъ пропадешь! Господинъ Мичулинъ взглянулъ въ зеркало и на- шелъ въ себѣ большую перемѣну. Щеки его опали и пожелтѣли пуще прежняго, лицо осунулось, глаза сдѣлались мутны* весь онъ сгорбился и изогнулся, какъ олицетворенный вопросительный знакъ. А между-тѣмъ, нужно идти, нужно просить, по- тому-что, дѣйствительно, пожалуй, ни за грошъ пропадешь... Да полно, идти ли еще, просить ли? Сколько времени ходилъ ты, сколько разъ просилъ и кланялся — выслушалъ ли кто тебя? Ой, ѣхать бы тебѣ въ деревню къ отцу въ колпакѣ, къ матери съ обвязанною щекой... Но, съ другой стороны, тутъ же рядомъ возни- каешь вопросъ, требующій безотлагательнаго объя- сненія. «Что же ты такое?» говоритъ этотъ навязчивый вопросъ: «неужели для того только и созданъ ты, чтобы видѣть передъ собою глупый колпакъ, глу- пую щеку , солить грибы и пробовать домашнія наливки?» И среди всего этого хаоса иротиворѣчащихъ мы- слей внезапно возстаетъ въ воображеніи Ивана Са- мойлыча образъ злосчастнаго Емели. . . Этотъ образъ такъ ясно и отчетливо рисуется передъ глазами его, какъ-будто дѣйствительно стоитъ передъ нимъ согнутый и трясу щійся старикъ. и можетъ онъ его ощупывать и осязать руками. Все туловище Емели какъ-будто разлѣзается въ разныя стороны, всѣ — 380 — члены будто развинчены и вывихнуты; въ глазахъ слезы гноятся и голова трясется... Жалобно протягиваетъ онъ изнеможенную руку, дрожащимъ голосомъ вымаливаетъ хоть десять ко- пѣечекъ, и потомъ указываетъ на штофъ съ водкою и приговариваетъ: «познаніе есть зла и добра!» Иванъ Самойлычъ стоитъ какъ въ чаду; онъ хо- четъ освободиться отъ страшнаго кошмара своего и не можетъ... ѵ Фигура Емели преслѣдуетъ его, давитъ ему грудь, стѣсняетъ дыханіе... Наконецъ онъ дѣлаетъ надъ собою сверхъестественное усиліе, хватаетъ шляпу и опрометью бѣжитъ изт^ комнаты. Но на порогѣ его останавливаешь Веобахтеръ. — Вы поняли, что я говорилъ вамъ вчера? спра- шиваетъ онъ съ таинственнымъ видомъ. — То-есть... догадываюсь, отвѣчаетъ Иванъ Са- мойлычъ, совершенно смущенный. — Разумѣется, это были только нѣкоторые на- меки, снова начинаетъ кандидатъ философіи; — вѣдь это дѣло сложное, очень-сложное, всего и не перескажешь! Минутное молчаніе. — Вотъ, возьмите это! прерываетъ Веобахтеръ, подавая Мичулину крохотную книжонку, изъ тѣхъ, которыя въ Парижѣ^акъ грибы въ дождливое лѣто, нараждаются тысячами и продаются чуть ли не по одному сантиму. Иванъ Самойлычъ вънедоумѣніи беретъ книжку, рѣшительно не зная что съ нею дѣлать. — Прочтите, говоритъ Веобахтеръ торжественно, — 381 — но все-таки чрезвычайно-мягко и вкрадчиво: — про- чтите и увидите... тутъ все!., понимаете? Съ этими словами онъ удаляется, оставивъ госпо- дина Мичулина въ совершенномъ изумленіи. V. Погода на дворѣ стояла сырая и мутная; какъ и наканунѣ, сыпалось съ облаковъ какое-то неизвѣ- стное вещество; какъ и тогда, мѣсили по улицамъ грязь ноги усталыхъ пѣшеходовъ; какъ и тогда, ѣхалъ въ каретѣ закутанный въ шубу господинъ съ одутловатыми щеками, и ѣхалъ въ галошахъ другой господинъ, которому насвистывалъ въ до- гонку вѣтеръ «озябъ, озябъ, озя-я-ябъ, бѣдненькій человѣкъ!» Словомъ, все по прежнему, съ тѣмъ не- значительнымъ прибавленіемъ, что всю эту небла- говидную картину обливалъ какой-то блѣдный, мут- ный свѣтъ. На встрѣчу Ивану Самойлычу ѣхала очень-удоб- ная и покойная карета, придуманная въ пользу бѣд- ныхъ людей, въ которой, какъ извѣстно, за гривен- никъ можно пол-Петербурга объѣхать. Иванъ Самойлычъ сѣлъ. Въ другое время при «семъ удобномъ случаѣ», онъ подумалъ бы, мо- жетъ-быть, о промышленномъ направленіи вѣка, и выразился бы одобрительно на счетъ этого обстоя- тельства, но въ настоящую минуту голова его была полна самыхъ странныхъ и черпыхъ мыслей. Поэтому коидукторъ не получилъ отъ него нп — 382 — улыбки, ни поощренія — ничего, чѣмъ такъ щедро любятъ надѣлять иные охотники до чужяхъ дѣлъ. А между-тѣмъ, въ карету набираются другіе го- спода; сперва вошла какая-то скромная дѣвушка, потупивъ глазки; вслѣдъ за нею впрыгнулъ бѣло- курый студентъ весьма-пріятной наружности, и сѣлъ прямо противъ нея. — Здравія желаемъ-съ! сказалъ бѣлокурый сту- дентъ , обратясь къ дѣвушкѣ. — Но дѣвушка не отвѣчаетъ, а иосмотрѣвъ исподлобья на юношу, под- носитъ ко рту платокъ и отворачиваетъ къ окну свое личико , изрѣдка испуская изъ-подъ платка скромное осги-ги-ги!» — Наше почтеніе-съ ! началъ снова студентъ , обращаясь къ веселой дѣвушкѣ. Но отвѣта и на этотъ разъ не послѣдовало; только скромное «ги-ги-ги!» выразилось какъ-то рѣзче и смѣлѣе. — А что вы скажете на счетъ этого нововведе- нія? ласково спросилъ Ивана Самойловича очень- опрятно одѣтый господинъ съ портФёлемъ подъ мышкою. Господинъ Мичулинъ махнулъ головой въ знакъ согласія. — Неправда ли , какъ дешево и экономически? снова и еще ласковѣе обратился портфель, въ осо- бенности нѣжно, хотя и не безъ энергіи , напирая на слово «экономически». — Да-съ, выгодная спекуляция! отвѣчалъ Иванъ Самойлычъ, усиливаясь въ свою очередь поощри- тельно улыбнуться. — 383 — — О, очень-выгодно! очень-экономически! ото- звался въ другомъ углу господинъ съ надвинутыми бровями и мыслящей Физіономіей: — ваше замѣчаніе совершенно-справедливо, ваше замѣчаніе выхвачено изъ натуры! — Впрочемъ, это смотря потому, съ какой точки зрѣнія смотрѣть на предметъ, глубокомысленно за- мѣтилъ господинъ съ огромными черными усами, и тутъ же физіономія его приняла такой таинствен- ный видъ, какъ-будто спѣшила сказать всякому: знаемъ мы, видали мы!... — Батюшки, пустите! да отворяй же, лакей! ба- тюшки, вспотѣлъ, измучился!... Ну, ужь городъ! экъ его угораздило! Разговоръ, принимавших нѣсколько-назидательное направленіе, вдругъ прервался, и взоры всѣхъ пас- сажировъ обратились на толстаго господина, въ ка- кой-то странной лиловаго цвѣта венгеркѣ, который, пыхтя и кряхтя, влѣзалъ бокомъ въ карету. — Ну, ужь городъ! говорила венгерка: — истинно вамъ скажу , Божеское наказаніе ! я , изволите ви- дѣть , здѣсь по своему дѣлу — такъ , иовѣрите ли, просто, то-есть, измучили проклятые! душу тянутъ, вздохнуть не даютъ! И все этакъ, въ бѣлыхъ пер- чаткахъ: на красную, подлецъ, и смотрѣть не хо- четъ — за кого , дескать , вы насъ принимаете, да правосудіе у насъ не продажное! а вотъ, какъ сто рублевъ... Эка бестія, экабестія! повѣрите ли, даже вспотѣлъ весь! И венгерка снова начала кряхтѣть и пыхтѣть, со всѣхъ сторонъ обмахиваясь платкомъ , что возбу- - 384 — ждало немалую веселость въ скромной дѣвушкѣ, и чуть-слышные «ги, ги, ги!» снова начали вылетать изъ-подъ платка, закрывавшаго ротъ ея. — То-есть, что же вы разумѣетѳ подъ точкой зрѣнія? прервалъ портФёль , котораго видимо кон- Фузилъ санФасонъ лиловой венгерки: — если вы хо- тите сказать этимъ то, что французы такъ удачно называютъ поэнь де вю, кудель... — Знаемъ мы! пожили мы! ИФранцузовъ видали, да и нѣмцевъ тоже! отвѣчали усы, и потомъ, на- клонясь съ таинственнымъ видомъ и оглядываясь во всѣ стороны, прошептали въ-полголоса: — Что-то скажутъ объ этомъ извощики.... вотъ что! Присутствующее вздрогнули; дѣйствительно, ни- кому изъ нихъ до тѣхъ поръ и въ голову не прихо- дило, что-то скажутъ о томъ извощики , а теперь около нихъ, и сзади, и спереди, и по бокамъ, вдругъ заговорили тысячи извощичьихъ голосовъ, кивали тысячи извощичьихъ головъ , весь міръ покрылся сплошною массою вообраягаемыхъ извощиковъ, тамъ и сямъ прерываемою... опустѣлыми извощичьими колодами! — Да; если имѣть такого рода консидерацію, про- шепталъ портФёль. Да ужь что тутъ? говорили, между-тѣмъ, усы еще таинственнѣе, и ударяя себя при этомъ кулаками въ грудь: — ужь я знаю, ужь вы меня спросите! мнѣ это дѣло какъ своя ладонь извѣстно! И усы, дѣйствительно, показали немелкаго раз- бора голую ладонь, и, еще болѣе наклонившись и — 385 — предварительно оглянувшись на всѣ стороны, впол- голоса приговаривали: — Ужь мнѣ это дѣло ближе извѣстно... я служу тамъ. . . — Такъ вы тоже бюрократъ? спросилъ портФель, оправившись отъ перваго ошеломленія, и какъ въ каменную стѣну упираясь въ слово «бюрократъ».' — Да вѣдь это опять-таки съ какой точки зрѣнія посмотрѣть на предметъ ! лаконически отвѣчали усы. — А я вамъ скажу, господа, что все это вздоръ! совершенный вздоръ! загремѣла венгерка. По сосѣдству чуть-слышно раздалось знакомое «ги-ги-ги!» веселой дѣвушки. — Истинно такъ! продолжала гремѣть венгерка: — истинно такъ! что это за народъ, хоть бы и извощики! дрянь, осмѣлюсь вамъ доложить, просто, слякоть!... Вотъ кабы вы у насъ, въ нашей сторонѣ побывали, вотъ народъ! тотъ, такъ ужь действительно, усаха- ритъ! вотъ природа, такъ природа! это ужь, истин- но вамъ говорю, смотрѣть въ своеудовольствіе можно! А то , что это за народъ у васъ , взглянуть не на что! просто дрянь, слякоть! И венгерка тоскливо покачивала головою. — Да; это если смотрѣть на предметъ съ одной точки, сказалъ между-тѣмъ портФель, улыбаясь и не обращая вниманія на пессимистское возраженіе венгерки: — но если взглянуть на дѣло, напримѣръ, со стороны эманципаціи животныхъ... Усы жалобно замычали. — Да вѣдь это все пуФъ! сказали они: — это все 25 — 386 — Французы привезли! Извощики — вотъ главное дѣло! извощики — вотъ корень причины! извощики, изво- щики, извощики! И снова въ глазахъ всѣхъ присутствующих^ за- мелькали извощики, извощики, извощики! — Вотъ оно дѣло-то! продолжали усы: — вонъонъ сытъ, наѣлся, — его и коломъ съ печи не своротишь! А вотъ какъ хлѣбца-то нѣтъ, онъ и пошелъ, и по- шелъ... а ужь какъ пошелъ, такъ, извѣстно, что будетъ!... знаемъ мы! видали мы! — О, ваше замѣчаніе совсѣмъ справедливо! ваше замѣчаніе выхвачено изъ природы ! отозвались брови: — голодъ, голодъ и гол одъ, вотъ моя система! вотъ мой образъ мыслей! — Такъ вотъ, съ какой точки зрѣнія должно смо- трѣть на предметъ! таинственно повторили усы: — а ужь что тутъ животное! Животное, извѣстно, ско- тина! — Однакожь, читали ли вы въ «Петербургскихъ Вѣдомостяхъ» артикль? возразилъ портФель, съ не- обыкновеннымъ усидіемъ напирая на слово «ар- тикль». — Знаемъ мы! читали мы! вздоръ все это, наду- ванція! гога и магога! — Однакожь съ болыпимъувлеченіемънаписанъ... — Увлеченіе? загремѣла венгерка : — ужь поз- вольте, на счетъ увлеченія... — Ги-ги-ги! отозвалось по сосѣдству. — Такъ вотъ, изволите видѣть, я все на счетъ увлеченія-то! продолжала венгерка: — да вотъ бары- шенкѣ-то все что-то смѣшно. . . веселая барышенка! . . 387 такъ вотъ, на счетъ того-то... у меня, смѣю вамъ доложить, покойникъ батюшка, царство ему небес- ное! предводителемъ былъ, такъ вотъ увлеченіе! Какъ замахаетъ, бывало, руками... у! Отстаивалъ, нечего сказать! умѣлъ-таки постоять за своихъ, по- койникъ! Нѣтъ, ныньче такіе люди повывелись! съ Фонаремъ такихъ не отъищешь! ныньче все разби- раютъ: можетъ, дескать, и правъ!... о-о-охъ вре- мена тугія пришли!., а барышенка-то все смѣется!.. веселая барышенка! — Когда же можно васъвидѣть?говорилъ, между- тѣмъ, исподтишка студентъ. — Ахъ, какіе вы, право, странные! отвѣчала ве- селая барышенка, еще пуще закрываясь платкомъ. — Вы находите? снова началъ студентъ. — Разумѣется! ги-ги-ги! — Отъ-чего же разумѣется? — Да какъ же это можно! — Да отъ-чего же это неможно? — Да нельзя! — Странно! сказалъ студентъ, хотя, невидимому» не отчаявался еще въ успѣхѣ своего предпріятія. — Главное дѣло въ томъ , соображали вслухъ усы: — чтобъ человѣку цѣль была дана, чтобъ ви- дѣлъ человѣкъ, зачѣмъ онъ существуетъ вотъ главное — а прочее все пустяки! Иванъ Самойлычъ началъ прислушиваться. — То-есть, вы разумѣете подъ этимъ то, что у Французовъ зовется проблеммою жизни? спросилъ портФель, сильно напирая на слово «проблеммою». — Что Французы ? что нѣмцы ? лаконически — 388 — огвѣчали усы: — ужь повѣрьте моей опытности, ужь мнѣ лучше знать это дѣло, ужь я тамъ и служу все это надуванція, все гога и магога!... это дѣло мнѣ вотъ какъ извѣстно! И снова усы показали обнаженную ладонь чрез- вычайно-почтеннаго размѣра. — Однакожь, согласитесь со мной, вѣдь и Фран- цузская иація имѣетъ свои неотъемлемыя достоин- ства... Конечно, это народъ вѣтренный, народъ ма- лодушный — кто же противъ этого споритъ?... Но, съ другой стороны, гдѣ же найдете столько само- отверженія, того, что они сами такъ удачно наз- вали— резиньясьйонъ? а вѣдь это, я вамъ скажу — Знаемъ мы! видали мы и Французовъ и нѣм- цевъ! пожили-таки на своемъ вѣку! говорили без- чувственные усы: — все это вздоръ! главное дѣло, чтобъ человвкъ видѣлъ, что онъ человѣкъ, зналъ бы цѣль!... Цѣль-то, цѣль — вотъ она штука, а про- чее— что? вздоръ! все вздоръ!... ужь повѣрьте моей опытности... — Вотъ вы изволили выразиться на счетъ цѣли нашего существованія , скромно прервалъ Иванъ Самойлычъ: — изволите видѣть, я самъ много зани- мался на счетъ этого предмета, и любопытно бы узнать ваши мысли Усы задумались* Мичулинъ ожидалъ съ трепетомъ и волненіемъ разрѣшенія загадки. — Лакей! что жь ты, братецъ не остановишь? воронъ считаешь, тунеядецъ! загремѣла венгерка. — Такъ и я тутъ выйду, меланхолически сказали усы. — 389 — — А какъ же ваши мысли на счетъ этого обстоя- тельства? робко замѣтилъ Иванъ Самойлычъ. — Все зависитъ отъ-того, съ какой точки взгля- нуть на предметъ! разомъ сообразили усы. — О, это совершенно-справедливо! ваше замѣ- чаніе выхвачено изъ натуры! отозвались надвинутыя брови: — все, рѣшительно все зависитъ отъ точки зрѣнія... Усы и брови вышли изъ кареты. Медленно и не- поворотливо поплелся снова экономически* экип и жъ по гладкой мостовой. — Когда же васъ можно видѣть? по-прежнему спрашивалъ студентъ у веселой барышенки. — Ахъ, какіе вы странные! попрежнему отозва- лась барышенка, закрывая ротъ платкомъ. — Отъ-чего же странный? приставалъ студентъ. — Да какъ же это возможно! — Да отъ-чего же это невозможно? — Да отъ-того, что нельзя! — Аятакъдумаю совсѣмъ напротивъ, отвѣчалъ студентъ и дернулъ за снурокъ. — Пойдемте! сказалъ студентъ. Барышенка вздохнула. — Пойдемте же! снова сказалъ юноша. — Ги-ги-ги! Карета остановилась, студентъ вышелъ, бары- шенка немножко подумала, и все-таки пошла за нимъ, сказавъ однакожь: «Ахъ, право, какіе вы странные! ужь чего не вздумаютъ эти мужчины!» но сказала она это рѣшительно только для очище- — 390 — нія совѣсти, потому -что студентъ ужь вышелъ и ждалъ ее на улиігьѵ Наконецъ, и Ивану Самойлычу пришлось выхо- дить. На улицѣ, по обыкновенію, сновала взадъ и впередъ толпа, какъ-будто искала чего-то, хлопо- тала о чемъ-то, но вмѣстѣ съ тѣмъ такъ равнодуш- но сновала, какъ-будто сама не сознавала хоро- шенько, чего ищетъ и изъ чего бьется. й герой нашъ отправился искать и хлопотать, какъ и всѣ прочіе. Но и на этотъ разъ Фортуна, съ обыкновенной) своею настойчивостью, продолжала показывать ему нисколько-неблаговидный задъ свой. Какъ нарочно, нужный человѣкъ, къ которому ужь въ несчетный разъ пришелъ Иванъ Самойлычъ просить себѣ мѣста, провелъ цѣлое утро на возду- хѣ, по случаю какого-то торжества. Нужный чело- вѣкъ былъ не въ духѣ, безпрестанно дралъ и ма- ралъ находившіяся передъ нимъ бумаги, скреже- талъ зубами и въ сотый разъ обѣщалъ согнуть въ бараній рогъ и упечь «куда еще ты и не думалъ» стоявшаго передъ нимъ въ стрункѣ маленькаго че- ловѣка съ весьма-лихо вздернутымъ сѣденькимъ хохолкомъ на головѣ. Лицо нужнаго человѣка было синё отъ свѣжаго еще ощущенія холода и застарѣ- лой досады; плеча вз-дернуты, голосъ хриплъ. Иванъ Самойлычъ робко вошелъ въ кабинетъ и совершенно растерялся. — Ну, что еще? српосилъ нужный человѣкъ от- рывистымъ и промерзлымъ голосомъ: — вѣдь вамъ сказано? — 391 — Иванъ Самойлычъ робко приблизился къ столу, убѣдительнымъ и мягкимъ голосомъ сталъ разска- зывать стѣсненныя свои обстоятельства, просилъ хоть что-нибудь, хоть какое-нибудь, хоть крошеч- ное мѣстечко. — Я бы не осмѣлился, говорилъ онъ заикаясь и робѣя все болѣе и болѣе: — да вѣдь посудите сами, послѣднее издержалъ, ѣсть нечего, войдите въ мое положеніе. — Ъсть нечего! возразилъ нужный человѣкъ, возвышая голосъ: — да развѣ виноватъ я, что вамъ ѣсть нечего? да что вы ко мнѣ пристаете? бога- дельня у меня что ли, что я долженъ съ улицы под- бирать всѣхъ оборвышей... Ъсті> нечего! вѣдь какъ нахально говоритъ! Изволите видѣть, я виноватъ, что ему ѣсть хочется... Сѣденъкій старичокъ съ хохолкомъ тоже не мало удивился. — Да вѣдь и я не виноватъ въ этомъ, посудите сами, будьте снисходительны, замѣтилъ Иванъ Са- мойлычъ. — Не виноватъ! вонъ какъ отвѣчаетъ! На отвѣ- ты-то, брать, всѣ вы мастера... Не виноватъ! Ну, да положимъ, что вы не виноваты, да я-то тутъ при чемъ? Нужный человѣкъ въ волненіи заходилъ по ком- нат. — Ну, чтожь вы стоите? сказалъ онъ, подступая къ господину Мичулину и какъ -будто намѣреваясь принять его въ потасовку; — слышали? — Да я все на счетъ мѣста, возразилъ Иванъ — 392 — Самойлычъ, нѣсколько-твердымъ голосомъ, какъ- бы рѣшившись во что. бы то ни стало добиться сво- его. — Говорятъ вамъ, что мѣста нѣтъ! слышите? Русскимъ языкомъ вамъ говорятъ: нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ!... Поняли вы меня? — Понять-то я понялъ! глухимъ голосомъ отвѣ- чалъ Мичулинъ: — да вѣдь ѣсть-то все-таки нужно! — Да что вы ко мнѣ привязались? да вы знаете ли, что я васъ, какъ неблагонамѣреннаго и назой- ливаго, туда упеку, куда вы и не думаете? Слы- шите! ѣсть нужно! точно я его крѣпостной! Ну, въ богадѣльню, любезный, идите! въ услуженье иди- те... хоть къ чорту идите, только не приставайте вы ко мнѣ съ вашимъ «ѣсть нечего!» И нужный человѣкъ снова началъ разминать по комнатѣ окоченѣвшіе члены. — Тутъ цѣлое утро на холоду, да на сырости... орешь, кричишь на нихъ, на бестій, а они еще и дома покоя не даютъ... — Да вѣдь я не виноватъ, снова возразилъ Иванъ Самойлычъ дрожащимъ голосомъ, худо скрывая на- кипѣвшую въ груди его злобу: — я не виноватъ, что цѣлое утро на холоду, да на сырости... — А я виноватъ? съ запальчивостью закричалъ нужный человѣкъ, топну въ ногою и сильно поше- веливая плечами: — виноватъ? а? да ну, отвѣчайте же! Иванъ Самойлычъ молчалъ. — Что жь вы привязываетесь? Да нѣтъ, вы ска- жите, что жь вы пристаете-то? виноватъ я что ли, что вамъ ѣсть нечего? виноватъ? а? — 393 — — Стыдно будетъ, если на улицѣ подымутъ, за- мѣтилъ Иванъ Самойлычъ тихо. — Отвяжитесь вы отъ меня! вскричалъ нужный человѣкъ, теряя терпѣніе: — ну, пусть подымутъ на улицѣ! я вамъ говорю: нѣтъ мѣста, нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ. Иванъ Самойлычъ вспыхнулъ. — Такъ нѣтъ мѣста! закричалъ онъ внѣ себя, подступая къ нужному человѣку: — такъ пусть на улицѣ подымутъ! такъ вотъ вы каковы! а другимъ, не бойсь, есть мѣсто, другіе, не бойсь, ѣдятъ, дру- гіе пьютъ, а мнѣ и мѣста нѣтъ!... Но вдругъ онъ помертвѣлъ, малый-то былъ онъ смирный и безотвѣтный, и робкая его натура вдругъ всплыла наружу. Руки его опустились* сердце упа- ло въ груди, колѣни подгибались. — Не погубите! говорилъ онъ шопотомъ: — ви- новатъ — я! я одинъ во всемъ виноватъ! Пощадите! Нужный человѣкъ стоялъ, какъ оцѣпенѣлый; съ безсознательнымъ изумленіемъ смотрѣлъ онъ на Ивана Самойлыча, какъ-будто не догадываясь еще хорошенько, въ чемъ тутъ дѣло. — Вонъ! закричалъ онъ наконецъ, оправившись отъ изумленія: — вонъ отсюда! и если еще разъ осмѣлитесь... понимаете? Нужный человѣкъ погрозилъ, сверкнулъ глазами и вышелъ изъ комнаты. — 394 VI. Иванъ Самойлычъ былъ окончательно уничто- женъ. Въ ушахъ его тоскливо и назойливо раздава- лись страшныя слова нужнаго человѣка: — Нѣтъ мѣста! нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ! — Да отъ-чего же нѣтъ мнѣ мѣста? да гдѣ же, наконецъ, мое мѣсто? Боже мой, гдѣ это мѣсто? И всѣ прохожіе смотрѣли на Ивана Самойлыча какъ-будто исподлобья и иронически подпѣвали ему: «да гдѣ же, въ-самомъ-дѣлѣ, это мѣсто? вѣдь кто же нибудь да виноватъ, что нѣтъ его — мѣста-то!» Мичулинъ рѣшился немедленно обратиться съ этимъ вопросомъ къ людямъ знающимъ, тѣмъ бо- лѣе, что его мучили ужь не одни матеріяльныя ли- шенія, не одна надежда умереть съ голода, но и самая душа его требовала успокоенія и отдыха отъ безпрестанныхъ вопросовъ и сомнѣній, ее осаж- дав шихъ. Знающіе люди были ни кто иные, какъ извѣст- ные ужь читателю ВольФгангъ Антонычъ Веобах- теръ, философіи кандидатъ, и Алексисъ Звонскій, недоросль изъ дворянъ. Оба друга только-что пообѣдали и, сидя на ди- ванѣ, покуривали-себѣ папироски. У Вольфганга Антоныча была въ рукахъ гитара, на которой онъ самымъ сладкозвучнымъ образомъ тренькалъ ка- кую-то страшную бравуру; у Алексиса плавала въ глазахъ какая-то мутная влага, на которую онъ безпрестанно и горько жаловался, говоря, что она — 395 — мѣшаетъ ему прямо и бодро взглянуть въ самые глаза холодной, безстрастной и безотрадной дѣйстви- тельности. Друзья, казалось, были въ хорошемъ расположения духа, потому-что говорили о буду- щихъ судьбахъ человѣчества и объ эстетическомъ чувствѣ. Оба друга равно стояли грудью за страждущее и угнетенное человѣчество; разница состояла толь- ко въ томъ, что Беобахтеръ, какъ кандидатъ фило- софіи, непремѣнно требовалъ ррразрррушенія...; а Алексисъ, напротивъ того, готовъ былъ положить голову на плаху, чтобъ доказать, что періодъ раз- рушенія миновался и что теперь нужно создавать, создавать и создавать... — Ну, клади, говорилъ Беобахтеръ самымъ рав- нодушнымъ голосомъ, дѣлая при этомъ обычное движеніе разжатою рукою сверху внизъ и ужь со- всѣмъ приготовившись отмахнуть Алексису его легковѣсную голову. Но Алексисъ головы не клалъ. Ужь ты не коварствуй, возглашалъ Беобахтеръ мелодическимъ голосомъ, въ ту минуту, когда во- шелъ Иванъ Самойлычъ: — ты не уклоняйся, а го- вори прямо: любишь или не любишь? любить — такъ прочь ихъ, съ лица земли ихъ — вотъ что! А иначе не любишь ! — Однакожь, за что жь ихъ съ лица земли? за- мѣтилъ съ своей стороны Алексисъ: — я, право, никакъ не могу понять этого ригоризма... И дѣйствительно, по лицу Алексиса можно было угадать, что онъ точно никакъ не могъ понять. — 396 — Кандидатъ философіи крошечнымъ сжатымъ ку- лачкомъ описалъ самую незамѣтную дугу. — И знать ничего не хочу, и видѣтъ ничего не хочу! говорилъ онъ медовымъ своимъ голоскомъ: — и не представляй ты мнѣ своихъ резоновъ! все это софизмы, любезный другъ! Не любишь, говорю тебѣ, не любишь — и все тутъ! Такъ бы и сказалъ съ перваго слова! Разрушить, говорю тебѣ, ррразру- шить — вотъ что нужно! а прочее все вздоръ! II господинъ Веобахтеръ сдѣлалъ нѣсколько ак- кордовъ на гитарѣ, и запѣлъ совершенно-особен- ную и крайае-затѣйливую бравуру, но запѣлъ та- кимъ голосомъ, какъ-будто гладилъ кого-нибудь по головкѣ, приговаривая: «паинька, душенька! умни- ца, миленькій!» — Странно, однакожь!.. замѣтилъ послѣ нѣкото- раго молчанія, собравшись съ мыслями, Алексисъ. Веобахтеръ сдѣлалъ совершенно-незамѣтное дви- жете плечами. Буква р снова посыпалась въ страшномъ изо- биліи. — Странно, однакожь! не переставалъ возражать съ своей стороны Алексисъ, всякій разъ все болѣе и болѣе собираясь съ мыслями. — Ужь я тебя, подлеца, насквозь знаю, гово- рилъ Веобахтеръ: — вѣдь ты «буржуазія», я тебя знаю... На это Алексисъ отвѣчалъ, что, ей-Вогу, онъ не «буржуазія», и что, напротивъ того, для человѣче- ства готовъ всѣмъ на свѣтѣ пожертвовать, и что если ужь на то пошло, то, пожалуй, хоть сейчасъ — 397 — же, среди бѣлаго дня, пройд етъ по Невскому подь руку съ необразованнымъ невѣждой мужикомъ. — Ну, ужь это будетъ не эстетически! замѣтилъ господинъ Веобахтеръ. — Ну, я не думаю, отвѣчалъ Алексисъ, еще разъ собравшись съ мыслями. — Что такое эстетическое чувство? спросилъ го- сподинъ Веобахтеръ, видимо намѣреваясь дать сво- имъ доказательствамъ вопросительную Форму, столь часто употребляемую самыми знаменитыми орато- рами. Алексисъ задумался. — Эстетическое чувство, сказалъ онъ, собравшись съ мыслями: — есть то чувство, которымъ въ высшей степени обладаетъ художникъ. — Что такое художникъ? столь же отрывисто спросилъ кандидатъ правъ. Алексисъ снова задумался. — Художникъ, сказалъ онъ, въ послѣдній разъ собравшись съ мыслями: — есть тотъ смертный, ко- торый въ высшей степени обладаетъ эстетическимъ чувствомъ — Гм, замѣтилъ господинъ Веобахтеръ: — прочь ихъ! съ лица земли ихъ! Нѣтъимъ пощады!., я тебя знаю, всю твою душу насквозь вижу: ты подлецъ, ренегатъ... — Странно, однакожь, замѣтилъ Алексисъ. Но ВольФгангъ Антонычъ не слушалъ; онъ сдѣ- лалъ аккордъ на гитарѣ и сладкимъ теноромъ за- пѣлъ извѣстную: Разгульна, свѣтла и любовна, всячески стараясь выразить что-нибудь удалое , отколоть — 398 — какое-нибудь отчаянное колѣнцо, но рѣшительно безъ всякаго уепѣха, потому-что колѣнцо оказыва- лось самымъ смирнымъ и снисходительнымъ. — А я къ вамъ, господа, на счетъ одного дѣльца, приступилъ Иванъ Самойлычъ. Веобахтеръ и Алексисъ начали вслушиваться. Мичулинъ вкратцѣ изложилъ имъ свои утреннія похожденія, разсказалъ, какъ онъ былъ у нужнаго человѣка, какъ просилъ о мѣстечкѣ, и какъ нужный человѣкъ отвѣчалъ, что мѣста ему нѣтъ, нѣтъ, и нѣтъ... За тѣмъ Иванъ Самойлычъ уныло поникъ головой, какъ-бы ожидая рѣшенія знающихъ людей. Но Веобахтеръ и Алексисъ упорно молчали: пер- вый— потому-что не вдругъ могъ отъискать въ го- ловѣ своей неизвѣстно куда завалившуюся сильную мысль, которую онъ- давно уже припасъ, и которая могла однимъ разомъ сшибить съногъвопрошавшаго; второй — потому-что имѣлъ благородную привычку всегда выждать мнѣніе кандидата философіи, чтобъ тутъ же приличнымъ образомъ возразить ему. — Да вѣдь мнѣ ѣсть нужно, началъ снова Иванъ Самойлычъ. — Гм, сказалъ Веобахтеръ. Алексисъ началъ собираться съ мыслями. — Конечно, онъ не виноватъ въ этомъ, продол- жалъ Мичулинъ, съ горечью вспомнивъ полученный утромъ отъ «нужнаго человѣка» жосткій отказъ: — конечно, жизнь лотерея, да въ томъ-то и штука, что вотъ она лотерея, да въ лотереѣ -то этой билета мнѣ нѣтъ... — 399 — Веобахтеръ положи.тъ въ сторону гитару и по- смотрѣлъ ему пристально въ глаза. — Такъ вы меня не поняли? сказалъ онъ съ уко- ромъ: — а прочли вы книжку? Иванъ Самойлычъ отвѣчалъ, что не имѣлъ еще времени. Веобахтеръ грустно покачалъ головой. — Вы ее прочтите! убѣждалъ онъ самымъ мелан- холическимъ тономъ: — тамъ вы все узнаете, тамъ обо всемъ говорится. . . Все, что я вамъ ни говорилъ — все это только предварительныя понятія, намеки; тамъ все полнѣе объяснено... но ужь повѣрьте,тутъ иначеибытьнеможетъ! Или любишь или не любишь: тутъ нѣтъ средины; я вамъ говорю! — Однакожь, это странно! тотчасъ же возразилъ Алексисъ, хотя и не развивалъ далѣе своей мысли. — Такъ вы думаете? перебилъ Иванъ Самойлычъ. — Прочь ихъ! съ лица земли ихъ! вотъ мое мнѣ- ніе! Ррррр.... — А вы какъ на счетъ этого дѣла? спросилъ Ми- чулинъ, обращаясь къ Алексису. — Моя грудь равно для всѣхъ отверста! отвѣчалъ Алексисъ совершенно-невинно. За симъ водворилось глубокое молчаніе. — Извините, что обезпокоилъ васъ, господа, ска- залъ Иванъ Самойлычъ, намѣреваясь удалиться во- свояси. На это пріятели отвѣчали, что это ничего, что, напротивъ, они очень-рады, и что если впередъ слу- чится какая-нибудь нужда, то смѣло обращался бы прямо къ нимъ. При этомъ съ немалымъ также искусствомъ дано было ему замѣтить, что если ме- — 400 — жду ними и существуете нѣкоторое разногласіе, то это только въ подробностяхъ, что въ главномъ они оба держатся однихъ и тѣхъ же принциповъ, что, впрочемъ, и самый прогрессъ есть не что иное, какъ дочь разногласія, и если ихъ мнѣнія не безуслов- но вѣрны, то, по-крайней-мѣрѣ, объ нихъ можно спорить. Со всѣмъ этимъ Мичулинъ, конечно, не могъ не согласиться, хотя, съ другой стороны, не могъ и не сознаться внутренно, что все это, однакожь, чрез- вычайно-мало подвигало его впередъ. На столѣ у себя онъ нашелъ тщательно-сложен- ную записку. Записка была слѣдующаго содержанія: «Иванъ Макарычъ Пережига, свидѣтельствуя свое совершенное почтете его высокоблагородно Ивану Са- мойлычу, честь имѣетъ имѣть честь покорнѣйше просить его высокоблагородіе, по случаю дня тезо- именитства, пожаловать завтрашній день, въ три часа по полудни, откушать обѣденный столъ». Съ досадою отбросилъ онъ отъ себя затѣйливую записку и легъ на кровать. Но ему не спалось: кровь его волновалась* злоба кипѣла въ груди, и все нашептывалъ тайный го- лосъ какую-то вкрадчивую и вмѣстѣ съ тѣмъ страш- ную легенду. Вокругъ все тихо; ни шороха не слышно въ ком- натѣ сосѣдки. Мичулинъ всталъ съ постели и на- чалъ ходить по комнатѣ — средство, къ которому прибѣгалъ онъ всякій разъ, когда что-нибудь его сильно тревожило. А между тѣмъ вѣтеръ все шумитъ на улицѣ, все — 405 — стучится въ окнокъ Ивану Самойлычу и совершенно вразумительно свиститъ ему въсамыя уши: «озябъ, бѣдный вѣтеръ! пусти его, добрый человѣкъ, Вогъ наградитъ тебя за это!» И герой нашъ рѣшительно не знаетъ, кому отвѣ- чать, продрогнувшему ли вѣтру, или коммоду подъ красное дерево и картинѣ, изображавшей, въ про- тиворѣчіе свидѣтельству всей исторіи, погребеніе кота мышами, и ужь не висѣвшей, а какъ-будто бѣ- гавшей по стѣнѣ, потому-что и коммодъ и картина тоже,въ свою очередь, допекали ужасно и насмѣш- ливо спрашивали: «а отвѣчай намъ, отъ чего оно лотерея? какое твое назначеніе? А Наденька, между-тѣмъ, вкушала въ сосѣдней комнатѣ на маленькой своей кроваткѣ то удивитель- ное кушанье, полное разныхъ дессертовъ и неимо- вѣрно-воздушныхъ пирожныхъ, которое называется сномъ. Въ ея позѣ было нѣчто необыкновенно-гра- ціозное и дѣвственное; маленькій, уютный ротикъ былъ полуоткрытъ; булавочное ея сердечко быстро и усиленно билось въ миньятюрной темницѣ своей. Но она не обращала вниманія ни на страстное буйство вѣтра, который, смотря на нее изъ окошка, злился и завывалъ, ни на полный томленія взоръ молодаго мѣсяца, только-что скинувшаго съ себя черную эпанчу изъ тучъ, которая, на досаду, не давала ему до-тѣхъ-поръ пощеголять передъ людьми своею молодостью и удальствомъ. Она спокойно спала-себѣ, какъ и всякая другая смертная, и надо же какому-то злому недругу безпокоить и будить ее въ эту сладкую минуту; надо же, чтобъ какая-то 26 — 406 — безобразная бѣлая Фигура дернула ее за руку въ самый патетическіп моментъ сна!.. Открывъ заспанные глаза , Наденька не мало струхнула. Въ околоткѣ давно уже носились слухи на счетъ какой-то странной болѣзни, которая ходила будто-бы изъ дома въ домъ въ самыхъ стран ныхъ Формах і». проникала въ самые сокровенные закоулки квартиръ, и наконецъ, очень равнодушно ііригла- шала на тотъ свѣтъ. Сообразивъ всѣ эти обстоятельства , Наденька сильно встревожилась, потому-что была крайне-жи- вотолюбива и еіи ;;а что въ свѣтѣ не согласилась бы умереть. А привидѣніе, между-тѣмъ, не шевелилось и молча устремило на нее глаза свои. Наденька за- ключила, что дъло-то плохо, и что конецъ ея при- шелъ невозвратно, и потому, простившись мыслен- но сь ученымъ свопмъ другомъ, и поручивъ, кому елѣдуетъ, свою крошечную душу, обдумывала ужь, какой дастъ тамъ отвѣтъ въ своемъ бренномъ и нѣ- гколько-логкомь земномъ етранствіе, какъ вдругъ молодой и щеголеватый мѣеяцъ взглянулъ прямо въ лицо привидѣнію. — Такъ вьі такъ-то! вскричала Наденька, опра- вившись внезапно отъ своего испугай быстро вско- чивъ съ постели, не смотря на очевидную легкость своего костюма: — такъ вы вотъ какъ! вы не удовле- творяетесь тѣмъ,"что по цѣлымъ ночамъ стонете и не даете мнѣ спать — вы еще и подсматривать взду- мали! Вы думаете, что я не благородная, не мадамъ, такъ со мною все-дескать можно! Ошиблись, сударь, очень ошиблись! Конечно, я простая дѣвица, конечно, — 407 — я русская, да не хуже иной барыни, не хуже нвмки; вотъ что-съ! И маленькіе глазки ея горѣли, маленькія ноздри раздувались, маленькія губы дрожали отъ гнѣва и негодованія... Но привидѣніе, которое было не что иное, какъ самъ Иванъ Самойлычъ, вмѣсто отвѣта, издало чрезвычайно-простой и односложный звукъ, болѣе похожій на мычанье, нежели на вразумитель- ный отвѣтъ. — Я в<-< понимаю! бой ко сыпала между-тѣмъ На- денька: — вес понимаю не хуже всякой другой.... Безеіыдникъ, сударь, срамник і»' Иванъ Самойлычъ отвѣчалъ. но какъ-то отрыви- сто и безевязно; и притомъ звукъ его голоса былъ такъ сухъ и беззвучно-безстрастенъ, какъ-будто ему и не шутя было больно и тошно жить на свѣтѣ. Говорилъ он ъ все прежнюю исторію, что вотъ де- скать другіе ѣдятъ, друпе пьют ъ... все другіе... Наденька слушала его въ страхѣ и гренетѣ; ни- когда она не видала его столь рѣшительнымъ; серд- це ея упало; голоси замеръ въ груди; она хотѣла звать на помощь и ве могла; умоляя, простирала она свои маленькія ручонки къ лукавому наруши- телю ея спокойствія; жалобенъ и безмолвно-красно- рѣчивъ былъ ея взоръ, взывавшін опоіцадѣ... При- видѣніе остановилось. — Такъ вамъ очень-гадко со мною?. . сказало оно голосомъ, заглушаемымъ накипѣвшими въ груди рыданіями: — такъ я очень протнвенъ?.. — Оставьте меня! едва слыша шептала На- денька. — 408 — Иривидѣніе не трогалось; молча стояло оно у за- вѣтнаго изголовья, и невольныя слезы непризнан- ной горести, слезы оскорбленнаго самолюбія кра- лись по впалымъ и блѣднымъ какъ смерть щекамъ его. — Богъ съ вами! сказало оно шопотомъ и мед- ленно направило къ двери шаги свои. Наденька вздохнула свободно. Сгоряча, она хо- тѣла-было закричать и объявить всѣмъ и каждому, что вотъ, дескать, такъ и такъ; но — странное дѣло! — ни съ того, ни съ сего почувствовала она какъ-будто въ груди ея вдругъ зашевелилось что- то такое, что, съ одной стороны, очень и очень на- мекало на совѣсть, а съ другой, могло назваться, пожалуй, и жалостью. Грустно взглянула она вслѣдъ удаляющемуся Ивану Самойлычу и даже чуть-чуть не рѣшилась позвать его назадъ, чтобъ объяснить ему, что не виновата же и она, что дѣло такой обо- ротъ приняло... и все-таки ничего не сказала, а просто посмотрѣла, какъ онъ вышелъ изъ комнаты, заперла поплотнѣе дверь, покачала головой, при- брала съ полу двѣ или три завалявшіяся бумажки и снова легла почивать. VII. Именинный обѣденный столъ былъ устроенъ на славу. Шарлотта Готлибовна не пожалѣла ни тру- довъ, ни издержекъ, чтобъ угодить своему любез- ному кавалеру. Она истоптала себѣ всѣ ноги, но къ тремъ часамъ все уже было готово. Даже она, — 409 — сухопарая и продолговатая хозяйка, приличнымъ образомъ подкрасившись, рисовалась въ столовой, производя пріятный для слуха шумъ своею накрах- маленною какъ картонъ юбкою. Когда Иванъ Самойлычъ явился въ столовую, вся компанія была ужь на лицо. Впереди всѣхъ торчали черные какъ смоль усы дорогаго именинника; тутъ же, въ видѣ неизбѣжнаго приложенія, подверну- лась и сухощавая и прямая какъ палка ошгурка' Шарлотты Готлибовны; по сторонамъ стояли извѣ- стные читателю: кандидатъ философіи Беобахтеръ и обольстительный, но нѣсколько-апатическій недо- росль Алексисъ, подъ руку съ дѣвицей Ручкиной. Казалось, Наденька была совершенно-довольна своею судьбой, иотому-что очень любила порядоч- ную компанію и вообще чувствовала нѣкоторый не- дугъ къ людямъ, которые не принадлежали къ такъ называемой швали — мастеровымъ, лакеямъ, ку- черамъ и далѣе до безконечности. Конечно, разсуждая строго, происхожденіе Шар- лотты Готлибовны было покрыто весьма-густымъ мракомъ неизвѣстности, но Наденька смотрѣла на этотъ предметъ снисходительно. Она, разумѣется, не могла не допустить, что Шарлотта Готлибовна, дѣйетвительно, не русская... И теперь, какъ и всегда, Иванъ Макарычъ шу- тилъ надъ ученымъ Алексисомъ, приговаривая: — А подлецъ Винбахеръ-то! Знать ничего не хочетъ! ничего, говоритъ, ненадо! все уничтожу, все съ глазъ долой! Ахъ, эти нѣмцы! И, по обыкновенію, Шарлота Готлибовна, поту- - 410 — пивь глаза, отвѣчала: «О, ви очень любезни кава- лер ь, Иванъ Макарвичъ!» и, по обыкновенію, оста- лось покрыто мракомъ неизвѣстности, что имен- но разумѣлъ господинъ Пережига подъ словомъ Вин- бахеръ. — А не выпить ли намъ водочки, мадамъ? возо- пил ь именинникъ, обращаясь къ Шарлоттѣ Готли- бовнѣ: — вѣдь ныньче времена-то опасныя! слышь ты, холера но свѣту бродить! а вотъ мы ее, холе- ру! вотъ мы ее! по-свойски-то, по-нашему! И действительно, холера, вѣроятно, сильно по- морщилась, когда господинъ Пережига вытянулъ однимь глоткомъ огромную рюмку, которую онъ не безъ ѣдкости называлъ стаканчикомъ на ножкѣ. За обѣдомъ было очень-весело; лица всѣхъ смот- рѣли какъ-то благопріятно и ободрительно. Алек- сисъ безпрестанно, и кстати и не кстати, улыбался; Беобахтеръ тоже не дѣлалъ обычнаго движенія ру- кою сверху внизъ; Пережига же всѣхъ по чести увѣрялъ, что Бинбахеръ ничего не знаетъ, пото- му-что нѣмецъ, а вотъ у него спросите, такъ онъ русскій и знаетъ, да еще такъ знаетъ, что у Шар- лотты Готлибовны отъ одной этой мысли закатыва- лись подъ лобъ глаза. — У, какъ я былъ на своей-то сторонѣ! гремѣлъ онъ, съ самодовольнымъ видомъ покручивая усы: — у меня былъ дворъ!.. то-есть, что всѣ эти здѣшніе дворы! просто, дрянь! Однихъ егерей было чело- вѣкъ пятьдесятъ! Музыканты свои были! Театръ домашній былъ! плясуньи были, комедіи представля- ли! Вотъ оно, какое житье-то было! любезное житье! - 411 — • Конечно, Иванъ Макарычъ большую половину прихвастнулъ, но іірисутЪтвующіе изъ учтивости почли долгомъ не возражать ему, а Шарлотта Гот- либовна даже совершенно была увѣрена въ истинѣ словъ своего любезнаго кавалера и съ непритвор- нымъ участіемъ вмѣшалась въ разговоръ, сказавъ въ скобкахъ: — О, это, должно быть, ужасно чудесно было! — Ужь такъ чудесно, что просто невозможно! Ужь я вамъ скажу, такіе были актеры — просто на славу! Вся губернія съѣзжалась смотрѣть — истин- но вамъ говорю! По поводу актеровъ господина Пережиги, разго- воръ перешелъ вообще къ оцѣнкѣ эстетическихъ и и другихъ способностей человѣка и при этомъ раз- вивались гостями самыя мудреныя и затѣйливыя мысли. Веобахтеръ, махая ручонкою сверху внизъ, гово- рилъ самымъ пріятнымъ и вкрадчивымъ теноромъ, что оно, конечно, ничего, жить можно, а все-таки не дурно и даже полезно, если «прихлопнетъ» да «притиснетъ». Буква р^ по обыкновенію, играла и тутъ весьма немаловажную роль. Алексисъ болталъ во рту языкомъ и безотчетно размахивалъ во всѣ стороны руками. Шарлотта. Готлибовна утверждала на счетъ этого предмета что-то столь жестокое и обидное, что На- денька почла за долгъ вступиться и тутъ же колко дать ей почувствовать, что она хотя и благородная нѣмка (о! никто въ этомъ не сомнѣвается!), и хотя «всѣмъ, конечно, извѣстно», что въ ихней землѣ • — 412 — водятся дворяне, но-молъ вѣдь и въ другихъ земляхъ отнюдь не всѣ же мастерЪвые или чумички какія- нибудь... о, нѣтъ, далеко не веѣ! Весь этотъ шумъ покрывался густымъ басомъ Пережиги, который смѣло утверждалъ, что все это вздоръ, что тутъ «иначе» быть нельзя, и что у него, дескать, спросите, такъ онъ знаетъ и мигомъ все объяснитъ. — А скажите, пожалуйста, началъ между-тѣмъ Иванъ Самойлычъ, очевидно стараясь исподволь дать разговору интересу ющій его оборотъ: — вотъ вы, Иванъ Макарычъ, вы человѣкъ опытный, бы- валый... Вотъ хоть бы у васъ: вѣдь, я думаю, у каждого изъ нихъ было свое особенное назначеніе, своя особенная, такъ-сказать, роль въ жизни?... — Разумеется, было! чего на свѣтѣ не бываетъ, отвѣчалъ Иванъ Макарычъ, отъ частыхъ возліяній одобрительно кивая на всѣ стороны головой: — из- вѣстно, — одинъ псарь, другой егерь, третій, про- сто, чумичка! Какъ не быть! II опять пошли толки о трудности отъискать че- ловѣку въ бренной его жизни назначеніе. Пере- жига отзывался, что тутъ вообще «поломаешь-таки себѣ голову», и дѣйствительно, въ то же время на- чалъ съ такимъ рвеніемъ ломать себѣ голову при видѣ безпрестанно возрастающихъ и вновь отвсюду возстающихъ затрудненій, что непремѣнно погибъ бы въ этой борьбѣ, если бы не спасъ его извѣст- ный стаканчикъ на ножкѣ, которому онъ не пере- ставалъ свидетельствовать свое почтенье. — Мое тутъ мнѣніе вотъ какое! вмѣшался госпо- — 413 — динъ Беобахтеръ: — все это вздоръ, а нужно — вотъ... И махнулъ рукою сверху внизъ. Хотя послѣднія слова были сказаны особенно-ме- лодическимъ теноромъ, но Алексисъ не преминулъ возразить своему ученому противнику, сказавъ, что онъ не видитъ, почему непремѣнно — «вотъ», и что гораздо будетъ лучше, если для всѣхъ равно отвер- сты объятія. При этомъ Алексисъ размахивалъ ру- ками и дѣйствительно для всѣхъ отверзалъ объятія. — Такъ вотъ вы изволили замѣтить, снова обра- тился Мичулинъ къ Пережигѣ: — что одинъ чумич- ка, другой егерь... ну, это понятно: они ужь люди такіе — ну, и роли по нихъ... А вообще-то какъ вы понимаете? то-есть, вообще-то человѣку какая роль иредстоитъ въ жизни? Вотъ хоть бы мнѣ, на- примѣръ, прибавилъ онъ въ видѣ предположенія. И умолкъ. И всѣ гости тоже сурово молчали, какъ-будто ни- кто и не предвидѣлъ со стороны господина Мичу- лина подобнаго ФИлосоФическаго вопроса. — Мое мнѣніе вотъ какое, разразился наконецъ сладкозвучный Беобахтеръ: — прочь все — вотъ!... И на этотъ разъ Алексисъ, по обыкновенію, ото- звался, что никакъ не можетъ понять этого ригоризма, и что гораздо-лучше, если для всѣхъ равно отвер- сты объятія. Но сомнѣніе все-таки осталось сомнѣніемъ, и за- путанное дѣло ни на шагъ не подвинулось впередъ. — Такъ какъ же вы думаете, Иванъ Макарычъ? снова навязывался Мичулинъ. — Это ужь вы вотъ у нихъ спросите, лаконически — 414' — отвѣчалч. Пережига, закрывая глаза отъ излише- ства воз діяній: — это имъ будетъ лучше извѣетно! С ь этимъ словомъ Иванъ Макарычъ, а за нимъ и всѣ гости, вышелъ изъ-за стола. Но именинникъ сильно ошибался, если въ числѣ таинственныхъ «ихъ» разумѣлъ и ученаго Але- ксиса. Алексисъ, казалось, такъ сильно желалъ всякаго счастія дорогому имениннику, что отъ полноты чув- ства едва могъ болтать во рту языкомъ. — Ты не горюй, другъ, говор иль онъ, обращаясь къ Ивану СамоГілычу: — ты другъ, я тебя знаю; ты смиренный и кроткій — вотъ!... вотъ онъ такъ буйный, я знаю, чего онъ хочетъ! да вотъ не да- дутъ же тебѣ ничего! да! вотъ же на зло тебѣ для всѣхъ отверсты объ-я-тія!.. да... о-б-ъ-я-т-і-я... Наденька сѣла возлѣ него, начала усовѣщивать, уговаривала, чтобы онъ былъ хоть мало-мальски поумнѣе, но Алексисъ ничѣмъ не трогался, потому- что въ негрезвомъ видѣ непремѣнно считалъ дол- гомъ пускаться въ конФиденціи и обнажать до-гола свою крохотную душу. — Ты оставь, ты отойди отъ меня, хорощій, ми- лый ты человѣкъ, говорилъ онъ, вертя головою: — вѣдь я знаю, что ты про меня думаешь, что и онъ... вотъ тотъ, что отъ философіи-то... я все знаю, да плевать я... Я самъ знаю, что глупъ, самъ это чув- ствую, милый ты человѣкъ, самъ вижу. . . Ну, что жь! глупъ такъ глупъ... ужь такая, видно, слабая моя голова. И захохоталъ, какъ-будто-бы и самъ отъ всей — 415 — души поздравлялъ себя сътѣмъ, чтоглупъи слабо- головъ. Веобахтеръ съ своей стороны не возражалъ ни- чего, потому что самъ чувствовалъ въ сердцѣ пріят- ную веселость и махалъ рукою ужь не сверху внизъ, а снизу вверхъ. — Да ужь ты не скрывайся... ты философъ! про- должалъ между-тѣмъ Алексис ь: — вѣдь я вижу... я вижу, что ты меня презираешь... ну, презирай! Вѣдь я самъ чувствую, что достоинъ презрѣнія... дру-у-гь! да вѣдь что жь дѣлать, коли голова-то сла- ба? голова-то, голова, вотъ что!... Ну, нализался же ты, братъ, лаконически замѣ- тилъ Иванъ Макарычъ. — А еще баринъ! туда же бариномъ зовется! под- хватила дѣвица Ручкина. — Ужь какой же я баринъ! жнловался въ отвѣтъ Алексисы — баринъ!... самому иногда ѣсть нече- го — баринъ! Сапоговъ нѣтъ — баринъ! Пальто на плечишкахъ. изорванное — баринъ!.. 1>отъ-те и ба- ринъ! да ужь я вижу, что ты меня презираешь!... ты, фи.шсофъ! И снова воображеніе Алексиса начало рисовать ему самыя горестныя картины, и снова пуще преж- няго началъ онъ жаловаться на свою слабую голо- ву, на судьбу, на одного таинственнаго незнакомца, обсчитывавшаго его по литературной части, и ко всему прибавлялъ — баринъ! Наконецъ, дввица Ручкина почла долгомъ увести его въ свою комнату. Уныло посмоірѣль Иванъ Самойлыч ъ вслѣдъ рас- — 416 — ходящимся гостямъ. Онъ видѣлъ, какъ Иванъ Ма- карычъ ношелъ подъ-руку съ Шарлоттой Готли- бовной, какъ Алексисъ съ своей стороны пошелъ съ Наденькой — тоже подъ руку... Да и философіи кандидатъ ВольФгангъ Антонычъ Беобахтеръ пос- пѣшно надѣлъ шинель и отправился на улицу, вѣ- роятно, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ пройтись съ кѣмъ-нибудь — тоже подъ-руку!.. И онъ тоже шелъ подъ-руку, но не съ Наденькой и даже не съ Шарлоттой Готлибовной, а съ какимъ- то безтѣлеснымъ и чрезвычайно-длиннымъ суще- етвомъ называющимся: «что ты такое? какое твое назначеніе?» и такъ далѣе, — существомъ уродли- вымъ, которое, не смотря на видимую свою без- плотность, страшно оттянуло ему обѣ руки. VIII. Разгоряченный виномъ и горькими мыслями вы- шелъ Иванъ Самойлычъ на улицу. На дворѣ стоялъ треску чій морозь, который въ Петербургѣ весьма часто слѣдуетъ за самою несносною слякотью; изво- щики, съежившись въ клубокъ, проминались по укатанной дорогѣ и хлопали въ ладоши. Въ окнахъ высокихъ домовъ мелькали огни Огни эти такъ гостепріимно манили къ себѣ прозябнувшаго и ш> синѣвшаго на стужѣ странника, извощики такъ то- скливо и вмѣстѣ недовѣрчиво смотрѣли на нихъ Оборванному и оглоданному всегда кажется, что огонекъ какъ-будто бы именно на него съ особенною привѣтливостью глядитъ изъ окна... Но Иванъ Самойлычъ не думалъ ни объ огняхъ, — 417 — ни объ извощикахъ. Машинально шелъ онъ-себѣ въ легкой шинелишкѣ своей, какъ-будто-бы вовсе и не чувствовалъ холода; въ головѣ его было со- всѣмъ пусто, одна только мысль чудовищно раски- нулась въ его воображеніи — та мысль, что у него всего-на-все остался въ карманѣ одинъ цѣлковый, а между тѣмъ, надо жить, надо ѣсть, надо за кварти- ру платить... Но холодъ все-таки дѣлалъ свое дѣло. Какъ ни закованъ былъ Иванъ Самойлычъ въ тройную бро- ню неудачъ и лишеній, но не могъ не почувствовать покалываній и пощипываній своего привычнаго дру- га. Очнувшись невольно, онъ увидѣлъ передъ собою огромное снѣговое пространство, болѣе похожее на поле, чѣмъ на городскую площадь. Посрединѣ поля возвышалось великолѣпно-освѣщенное каменное зда- ніе; у подъѣздовъ суетились кареты, сани, возки, кричали кучера и лакеи; тамъ-и-сямъ подъ навѣса- ми пылали зажженные кюстры. А холодъ, между тѣмъ, щипалъ лицо, ломилъ черепъ, рѣзалъ глаза; шинелька защищала плохо и скудно... Видъ залитаго свѣтомъ зданія сильно расшаталъ вожделѣніе въ окоченѣвшемъ тѣлѣ Ивана Самой- лыча; онъ вспомнидъ про цѣлковый, бывшій у него въ карманѣ, и потомъ, по какому-то безотчетному побужденію, взглянулъ на разложенные костры — Костры пылали краснымъ пламенемъ и далеко по площади растил али густой и ѣдкій дымъ... — Что жь... можно и тутъ обогрѣться! подумалъ Иванъ Самойлычъ. Но странная, искусительная мысль блеснула — 418 — вдругъ въ головѣ его; секунду , не болѣе какъ секунду, стоялъ онъ въ раздумья; потомъ вынулъ изъ кар- мана цѣлковый , еъ ожесточеніемъ взглянулъ на него, и въ одно мгновенье ока быль ужь у кассы театра и покупал» себѣ билетъ въ пятомъ ярусѣ. Какъ нарочно, въ этотъ день давали какую-то героическую оперу. Въ театрѣ народу была куча; съ шумомъ растворялись и запирались двери ложъ; смутный и густой говоръ носился по огромной залѣ отъ партера п до рейка. Иванъ Самойлычъ очутился посрединѣ между однимъ бравымъ оФицеромъ и какою-то довольно- красивою, но сильно- на мазанною дѣвицей. Съ злобою смотрѣлъ онъ внизъ на безпрестанно- наполнявшіяся ложи, на дамъ въ кокетливых ъ на- рядахъ, когорыя влетали въ нихъ подобно легким ъ и призрачнымъ видѣніямь... Но вотъ и говор ь утихъ. Посреди всеобщаго без- молвія вдругъ послышался отдаленный горный ро- жокъ; въ какомъ-то полу-енѣ пачалъ прислуши- ваться Иванъ Самойлычь къ простой и жалобной мелодіи его. Въ памяти его вдругъ воскресли давниш- ніе годы его дѣтства, необозримыя и ровныя по- ляны, густой сосновый лѣсъ, синее озеро, лѣниво расплескивавшее свои волны, и посреди всего этого самая беззвучная, глубокая тишина, и только ро- жокъ, именно рожокъ назойливо звучитъ въ самое ухо и именно ту же самую простую и трезвую ме- лодію. Но вотъ рожку начинаетъ вторить Флейточ- ка , къ Флейточкѣ нерѣшительно присоединяется скрипка, и вдругъ звуки начина ютъ рости, рости - 419 — и наконецъ цѣлые потоки ихъ вырвались съ шу- момъ изъ оркестра и заходили по залѣ. Загудѣли контрабасы, тоскливо жаловались нѣж- ныя флсйточки; назойливо рвали душу скрипки; от- рывисто и сухо командовалъ барабанъ. Герой нашъ ожилъ; блѣдный, притаивъ дыханье, упивался оиъ жалобнымъ стономъ Флейты, отчаян- нымъ воплемъ скрипки; всѣ нервы его были въ ка- комъ-то болѣзненномъ, небываломъ напряженіи, го- лова горѣла. губы и глаза были сухи, во всемъ су- щества его разъигралась такая же буря . какая происходила въ оркестрѣ. — Вотъ это такъ хорошо! такъ ихъ! руби ихъ! мо-шен-ни-ки , хри-сто-про-давцы ! шепталъ онъ. самъ хорошенько не сознавая, почему брапурная музыка напомнила ему мошенников ь и хриетоиро- давцевъ. — Что жь? хлопайте! выражайте же свое удово.іь- ствіе! замѣтилъ на-ухо Мичулину сидѣвшій сзади какой-то сынъ природы съ огромными у<*ами и бо- родой. Занавѣсъ былъ поднятъ ; на сденѣ, неизвъч- тно о чемъ, но очень складно, толковала густая толпа; по- томъ толпа разступилась и какой-то господинъ на- чалъ что-то пѣть. У Ивана Самойлыча не было ни либретто, ни обязательнаго сосѣда; поэтому онъ очень-немного понялъ изъ всего этого. Однакожь, по всему было видно, что господин ь былъ доволенъ собою и не мало сочувствовать восходящему солнцу, потому-что сильно разво/іилъ руками. — Фразы, брать! вздоръ нес это! знаемъ мы? — 420 — говорилъ господинъ Мичулин ъ, на котораго видимо началъ дѣйствовать образъ мыслей Беобахтера: — знаемъ мы эту природу! ты намъ давай бараба- новъ — вотъ что. И барабанъ не заставилъ себя ждать ; музыка снова загремѣла полнымъ оркестромъ, и снова громъ заходилъ и заколыхался волнами по залѣ. — Выражайте же свое удовольствіе! приставалъ упомянутый выше сынъ природы. Ощущеніе, произведенное этой громкой, но вмѣ- стѣ съ тѣмъ глубоко-стройной музыкой, было какъ- то странно и ново для Ивана Самойлыча. Онъ ни- какъ не ожидалъ, чтобъ за звуками могла ему слы- шаться толпа — да и какая еще толпа! — вовсе не та, которую онъ ежедневно привыкъ видѣть на Сѣнной или на Конной, а такая, какой еще онъ не видывалъ, и, что всего страннѣе, возможность, которой онъ вдругъ началъ весьма-ясно и отчетливо сознавать. — Да, дѣло-то было бы лучше! думалъ онъ про- гуливаясь въ антрактѣ по корридору: — тогда бы, можетъ-быть, и я... И онъ не оканчивалъ своей Фразы, потому-что и безъ дальнѣйшаго объясненія очень-хорошо и от- четливо постигалъ, что было бы тогда. Но вотъ, оркестръ снова заигралъ. Сначала про- исходили неизбѣжныя объясненія любовниковъ; ка- кая-то тощая госпожа преизрядно передавала смир- ному и безотвѣтному клеврету свои чувства; кле- вретъ слушалъ совершенно равнодушно и только ждалъ случая, чтобъ дать тягу за кулисы. Потомъ въ припрыжку выбѣжалъ изъ-за кустовъ какъ-будто — 421 — нарочно тутъ же очутившійся гоеподинъ въ бархат- ной кацавейкѣ... Мичулинъ все время отрицательно кивалъ голо- вой, находя, повидимому, что все это Фразы... Но вотъ на сцену спустилась ночь; красноватая луна горѣла на холстинномъ небѣ; озеро синѣло вдали; всѣ деревья будто притихли и притаились въ ожиданіи чего-то страшнаго, необыкновеннаго; ни- гдѣ ни шороха, ни шелеста... И вдругъ, посреди безмолвія, раздается окликъ, и снова все стихло; вотъ и еще окликъ, и еще, и еще... деревья какъ-будто оживились и выпрямили сонныя верхушки свои; озеро заходило холстинны- ми волнами; луна горитъ все краснѣе и краснѣе Снова цѣлый громъ на сценѣ, снова все волнует- ся и колышется, и слышатся Ивану Самойлычу и выстрѣлы, и стукъ сабель, и чуется ему дымъ... Съ волненіемъ смотритъ онъ во всъ глаза на сцену; съ судорожнымъ вниманіемъ слѣдитъ за каж- дымъ движеніемъ толпы; ему и въ-самомъ-дѣлѣ ка- жется, что вотъ наконецъ все кончится; онъ хо- четъ самъ бѣжать за толпою и понюхать за одно съ нею обаятельнаго дыма... Съ особенною нѣж- ностью смотритъ онъ на молодаго человѣка, разди- рающимъ голосомъ молящаго оставить ему его лю- бовь и наивныя мечтанья... Онъ такъ юнъ, такъ свѣжъ еще, молодой человѣкъ! ему такъ жалко вдругъ разстаться съ своими обаятельными куми- рами; ему хотѣлось бы еще долго обманывать свое сердце и убаюкивать себя золотою мечтой. Но тщет- ны всѣ его усилія: истина на лицо; она трезво и 27 — 422 — безъ страха снимаетъ съ души его лишніе покро- вы И грустно повторяетъ горное эхо вопль юно- ши, послѣдній вопль! Вотъ что говорили звуки душѣ Ивана Самой- лыча. Но барабаны и выпитое за обѣдомъ вино поря- дочно-таки расшатали его воображеніе. Быстрыми шагами шелъ онъ по улицѣ, напѣвая какой-то во- все недвусмысленный мотивъ и сильно стараясь поддѣлаться подъ барабанъ. Рядомъ съ нимъ очу- тился и сынъ природы, который сидѣлъ сзади его въ театрѣ. Съ сыномъ природы шелъ еще какой-то господинъ, который безпрестанно кивалъ утверди- тельно головой и улыбался. — Ну, что, какъ вамъ понравилась опера? при- ступилъ сынъ природы къ Ивану Самойлычу: — а вѣдь съ перчикомъ опера-то? а? какъ вы на счетъ этого? — Да; я думаю, что еслибъ... процѣдилъ Иванъ Самойлычъ сквозь зубы. — Ужь и не говорите! я самъ объ этомъ много думалъ, да вотъ насъ-то мало... вотъ что! А я ужь думалъ объ этомъ, какъ не думать ! спросите вонъ хоть у него. Антоша! ну, скажи, вѣдь думалъ я объ этомъ? Антоша поспѣшно закивалъ головой и выставилъ рядъ весьма острыхъ и длинныхъ зубовъ. — Рекомендую вамъ его! продолжалъ сынъ при- роды, подводя къ Ивану Самойлычу Антошу: — бла- городнѣйшій человѣкъ! Я вамъ скажу, мы много съ — 423 — нимъ думаемъ, чортъ возьми! чудеснѣйшая душа! и какъ сострадаетъ! право, никто такъ не сострадаетъ! Антоша! другъ! пріятель! Антоша осклабился. — Очень радъ, пробормоталъ Иванъ Самойлычъ, совершенно сконфуженный такою безцеремонностью. — Вамъ, можетъ быть, странна такая откровен- ность? говорилъ между тѣмъ господинъ съ усами и бородой: — я вамъ скажу, вы не удивляйтесь. Вѣдь я замѣчалъ за вами въ театрѣ-то, я видѣлъ, что под- лѣ меня человѣкъ страдаетъ. Молчаніе. — Такъ какъ вы думаете, не соединиться ли намъ въ одни общія объятія? а? вѣдь какъ заживемъ-то! лихо, ей-Богу, лихозаживемъ Братство — каналь- ство! братство— вотъ моя метода! больше знать ни- чего не хочу! то есть, отнимите у меня братство — просто, ничего не останется, просто, дрянь дрянью сдѣлаюсь!... Такъ, что ли? братство, что ли? Эхъ, канальство, да отвѣчай же, ракалья, забулдыга ты этакой! И едва началъ Иванъ Самойлычъ соображать, ка- кимъ образомъ могъ онъ вдругъ возбудить въ по- стороннемъ человѣкѣ столько симпатіи късебѣ, какъ ужь сынъ природы тискалъ его въ своихъ объяті- яхъ и словно жосткою щеткою дралъ ему щеки сво- ими усами и бородою, безпрестанно приговаривая: «вотъ такъ люблю! разомъ тебя понялъ! разомъ уви- дѣлъ, что ты такое! у, да надѣлаемъ же мы имъ те- перь вмѣстѣ дѣла!» — Да ну, полѣзай же! говорилъ онъ, обращаясь — 424 — къ пріятелю Антошѣ и сталкивая его съ Иваномъ Самойлычемъ. Антоша всѣмъ тѣломъ кинулся въ объятія оторо- пѣвшаго героя нашего. Путники очутились около одного дома, котораго окна были ярко освѣщены. Сынъ природы остано- вился. — А и е запечатлѣть ли намъ? спросилъ онъ, съ такимъ видомъ, какъ будто у него вдругъ родилась чрезвычайно свѣтлая и благотворная мысль: — Ан- тоша! пріятель! другъ! вѣдь запечатлѣть? а? И онъ мигалъ глазами вычурной вывѣскѣ, на ко- торой въ живописномъ безпорядкѣ красовались биль- ярдъ, чашки, окорокъ ветчины съ воткнутою въ него вилкою и граФины съ водкой. Антоша три раза улыбнулся и шесть разъ кив- ну лъ головой. — Ну, а ты? обратился сынъ природы къ Ивану Самоплычу. — Я не знаю, бормоталъ Мичулинъ: — я забылъ... я бы съ радостью, да вотъ вѣдь забылъ — Антоша! другъ! про что это онъ говоритъ? а? вѣдь онъ про деньги, кажется, говоритъ, измѣн- никъ, пррредатель! — Ка... заговорилъ Антоша и не кончилъ, а толь- ко клюнулъ кончикомъ носа въ стѣну. Сынъ природы сталъ передъ Иваномъ Самойлы- чемъ, разставилъ ноги, уперся руками въ бока на подобіе Ферта, взглянулъ ему въ глаза съ видомъ горько уязвленной дружбы и съ упрекомъ замоталъ головой. — 425 — — А, такъ ъотъ ты каковъ, предатель! Деньги! развѣ я спрашивалъ у тебя денегъ! спрашивалъ? а? такъ вотъ я же тебя — деньги! Антоша! другъ! И оба друга мгновенно взяли Ивана Самойлыча подъ руки и быстро потащили его вверхъ по тускло освѣщенной лѣстницѣ. Мичулинъ совсѣмъ растерялся. Онъ еще въ пер- вый разъ видѣлъ къ себѣ столько сочувствія, столь- ко горячей симпатіи. И въ комъ? въ людяхъ совер- шенно ему |чужихъ, въ людяхъ, которыхъ ему до- велось всего разъ только видѣть, и то мимоходомъ. Половые засуетились. Машина заиграла. — Эй, малый! кричалъ сынъ природы: — да что это она, братецъ, тамъ у васъ размазню какую-то играетъ! ты намъ давай барабановъ — вотъ что! э? съ барабанами есть? — Никакъ нѣтъ-съ. отвѣчалъ половой, бодро по- тряхивая кудрями. — Отъ чего жь нѣтъ? — Да не требуется, отвѣчалъ половой. — Не требуется? Э, братъ, видно, къ вамъ на- родъ-то такой, людишки-то все такіе — размазня ходятъ! Нѣтъ, братъ, мы вотъ втроемъ, мы души крѣпкія, закаленныя Антоша, а, Антоша! другъ! закаленныя души, а? — О-о-охъ! жаловался сынъ природы, покручи- вая усы: — времена-то наши еще не пришли, а то бы чего-чего мы втроемъ не надѣлали. Слышь ты, оселъ' слышишь олухъ? продолжалъ онъ обращаясь къ половому: — вотъ мы втроемъ какіе люди! такъ ты давай намъ барабановъ, бравуру давай — вотъ что, — 426 — понимаешь? Ну, проваливай, да неси скорѣе, что тамъ у васъ есть. Черезъ минуту столъ былъ уставленъ бутылка- ми, графинами и стаканами. Въ сторонѣ скромно стояла закуска. — Ужь я таковъ есть! говорилъ сынъ природы, наливая стаканы: — я вотъ весь тутъ на ладони, что хочешь со мною дѣлай! Любишь — другъ, не лю- бишь — Вогъ съ тобою! а я ужь тутъ весь, какъ есть сынъ природы! Ни лукавства, ни хитрости! Иванъ Самойлычъ выпилъ — горько. — Да ну, пей же! она водка откровенная! вотъ и я откровенный! вотъ и постегали меня разъ, я все- таки откровенный — не могу, нельзя мнѣ иначе! Ан- тоша, Антоша! продолжалъ онъ съ укоромъ: — и ты другъ послѣ этого? и тебѣ не стыдно, а? даръ при- роды стоитъ передъ тобою, и тебѣ не совѣстно? А другъ! ай-да, другъ! Ну, осрамилъ, братъ! Антоша выпилъ однимъ разомъ... И пили они много и долго пили. Иванъ Самойлычъ и не помнилъ счета* едва опоражнивалъ онъ ста- канъ, какъ передъ нимъ выросталъ новый и совер- шенно-полный. Смутно, какъ-будтово снѣ мерещи- лись ему тосты, предлагаемые зычнымъ голосомъ сына природы. Иванъ Самойлычъ потерялъ всякое чувство. Онъ видѣлъ, правда, что сынъ природы какъ-будто со- брался куда-то выйдти съ Антошей и что-то указы- валъ на него половому, но ничего не понялъ изъ всѣхъ этихъ жестовъ и разговоровъ. Когда онъ проснулся, на дворѣ было ужь свѣтло. — 427 — На столѣ лежали объѣдки вчерашней закуски, стояли граФины съ недопитой водкой. Въ головѣ его было тяжело, руки и ноги дрожали. Онъ началъ припоминать себѣ происшедшее, ис- калъ глазами своихъ товарищей, но въ комнатѣ не было никого. Внезапно въ душу его закралось тре- вожное сомнѣніе. «Что, если это мошенники!» поду- малъ онъ: «что, если они завели меня, чтобъ поужи- нать, да потомъ, напоивши, и оставили меня подъ залогъ?» Эта мьісль мучила его; наципочкахъ подошелъ онъ къ двери и приложилъ ухо къ замочной скважинѣ. Въ сосѣдней комнатѣ слышались ругающіеся голоса заспанныхъ половыхъ. Онъ вышелъ изъ засады и спросилъ шинель. Начали искать шинель — шинели не оказалось; Ивана Самойлыча точно варомъ обдало. Половые засуетились; поднялась бѣготня, но ничто не помо- гало: шинель никакъ не отъискивалась. — Да вы съ кѣмъ приходили? спросилъ буФет- чикъ. — Я не знаю; я въ первый разъ ихъ видѣлъ. — Мошенники! Лизуны какіе-нибудь! — Да какъ же я безъ шинели-то? — Не знаю, отвѣчалъ буФетчикъ съ разстанов- кой: — ужь видно такъ безъ шинели прійдется.... ночью-то оттеплило... Да вотъ еще счетецъ не за- платили... Языкъ Ивана Самойлыча прилипъ къ нёбу. — Сонъ въ руку, подумалъ онъ и всѣмъ тѣломъ атряссзя. — 428 — — Такъ прощайте... я ужь такъ, сказалъ онъ, направляясь за двери. * — А какъ же счетецъ-то? возразилъ буФетчикъ. — Да я не знаю... это они, бормоталъ Иванъ Са- мойлычъ и все шелъ къ двери. Но его не пустили; Мичулинъ вздумалъ-было силой прорваться на лѣстницу; но два дюжіе парня крѣпко держали его за руки инехотѣли никакъ выпустить. Началась борьба; отчаянье, казалось, удесятерило его силы; онъ уже заносилъ ногу за порогъ, онъ былъ ужь на лѣстницѣ, какъ вдругъ у самаго его носа, неизвѣстно откуда, выросъ удивительнаго раз- мѣра городовой, а въ ушахъ пренепріятно зазвучало: «а куда ты, шарамыга, лѣзешь?« На такую апострофу Иванъ Самойлычъ почелъ за нужное отвѣчать, что онъ вовсе не шарамыга, а при- выкъ-дескать къ обращенію деликатному и тонкому; но городовой, повидимому, и знать не хотѣлъ дели- катнаго обращенія. Ему вдругъ очень ясно предста- вилось, что шарамыга-то вѣдь грубитъ, тогда-какъ на-самомъ-дѣлѣ Иванъ Самойлычъ только оправды- вался и объяснялъ, что вотъ- дескать такъ и такъ и больше ничего... — А! ты еще грубить! ты еще разсуждать! Эй, кто тамъ! взять его и распорядиться! Не успѣлъ господинъ Мичулинъ оглянуться, какъ подлѣ него очутилось три помощника, хотя и го- раздо меньшихъ размѣровъ, нежели городовой. Всѣ четверо схватили его и повели на улицу. Тщетно умолялъ Иванъ Самойлычъ городоваго отпустить, тщетно соблазнялъ онъ его, показывая — 429 — въ рукѣ уцѣлѣвшіе у него два двугривенныхъ — тщетно! городовой безстрастно шелъ возлѣ, и не только понуждалъ его за рукавъ, но даже для того, чтобъ публично выразить свое безкорыстіе, оралъ во все горло: — И, что ты! Вогъ съ тобой! да я тебя за сто рублевъ не выпущу! Ты, братъ, знай свои порядки, ты, братъ, слушайся, коли начальство ириказы- ваетъ — вотъ что. А народу собралась цѣлая толпа, а въ толпѣ-то смѣхъ, въ толпѣ-то веселье! взяли-дескать барина въ нѣмецкомъ платьѣ! — Эвося! говоритъ бородатый молодецъ, уже под- нявшій-было полу своего бараньяго тулупа, чтобъ утереть носъ, и оставшійся въ положеніи совершен- на™ изумленія: — глянька, братъ, Ванюха! глянька, кургузаго ведутъ!... — Что, видно, ваша милость прогуливаться изво- лите? подхватываетъ другой, тоже, по-видимому, очень-бойкій молодецъ. — Ги-ги-ги! отозвался извѣстный Ивану Самой- лычу голосъ дѣвушки, жившей своими трудами. — Наше вамъ почтеніе! подхватилъ близь-стояв- шій бѣлокурый студентъ. — Ха, ха, ха! раздалось въ толпѣ. Мичулинъ былъ ни живъ, ни мертвъ. Что ска- жутъ объ немъ знакомые? а знакомые непремѣнно всѣ тутъ, стоятъ-себѣ рядомъ и смотрятъ ему прямо въ лицо... Что скажетъ Наденька? а Наденька не- премѣнно здѣсь, и ужь навѣрное думаетъ, что онъ, позабывшись, сходилъ за платкомъ, вмѣсто своего, — 430 — въ чужой карманъ... О! это очень горестно!.. И онъ снова вынималъ изъ кармана завѣтные двугривен- ные, снова перевертывалъ ихъ въ глазахъ городо- ваго, стараясь, чтобъ на нихъ ударилъ какъ-нибудь солнечный лучъ и сообщилъ имъ ослѣпительный, не- отразимый блескъ. Наконецъ его втолкнули въ какую-то темную, преисполненную тараканами каморку; но и тутъ заклятые гонители не оставили его. — Отпустите меня! жалобнымъ голосомъ вопіялъ Иванъ Самойлычъ одному изъ приставниковъ своихъ, называвшемуся Мазулей: — голубчикъ! почтеннѣй- шій! отпустите меня! Ужья послѣ отблагодарю васъ, почтеннѣйшій! Вѣчно, всю жизнь буду вамъ благо- даренъ, голубчикъ!... Посудите сами: вѣдь я не ка- кой-нибудь... — Ахъ, другъ ты, право, дру-угъ! отвѣчалъ Ма- зуля тономъ, впрочемъ довольно мягкимъ: — ну, чего ты просишь, душа ты безпардонная! порядковъ ты не знаешь, дру-угъ! Ты сади-ись! ты на народъ по- смотри! вѣдь тебя потреплютъ, потреплютъ — да и маршъ! Вотъ что! дру-угъ! то-то, другъ ты! душа безпардонная! а вѣдь мнѣ... И сердобольный наставникъ обратился къ окошку. — Бородаукинъ ! а Вородаукинъ! кричалъ онъ стоявшему снаружи товарищу: — куда, братъ, ро- жокъ-то спряталъ? смерть хочется — носъ совсѣмъ свело! То-то, дру-угъ, порядковъ-то ты не знаешь! ахти-хти! Дверь отворилась, и просунутая дружелюбною — 431 — рукою Бородавкина тавлинка открыла дары свои охотнику до сильныхъ ощущеній Мазулѣ. — Да чѣмъ же все это кончится? спрашивалъ сквозь слезы Иванъ Самойлычъ. — Извѣстно чѣмъ! отвѣчалъ Мазуля Флегмати- чески: — извѣстно чѣмъ! наболыній раза два стук- нетъ да и отпуститъ — вотъ чѣмъ! Наступило молчаніе. — А можетъ и три стукнетъ! какъ ему вздумает- ся! сказалъ наставникъ, подумавъ немного. Новое молчаніе. Иванъ Самойлычъ былъ въ самомъ мучительномъ положеніи. Что жь онъ въ-самомъ-дѣлѣ такое, что его судьба такъ неумолимо преслѣдуетъ? Ужь не принцъ ли онъ какой-нибудь, свергнутый съ пре- стола посредствомъ крамолы властолюбиваго царе- дворца и скитающійся теперь инкогнито? Но въ та- комъ случаѣ онъ былъ готовъ сейчасъ же, и за себя и за своихъ наслѣдниковъ отказаться отъ всякихъ претензій на всѣ возможныя блага, только оставили бы его въ покоѣ въ эту минуту. А между-тѣмъ вошелъ и Вородавкинъ. О, какъ жестокъ онъ былъ съ Иваномъ Самойлычемъ! какъ презрительно и обидно обращался онъ съ нимъ! И первымъ оскорбленіемъ было то, что онъ, безъ вся- кихъ церемоній, сталъ скидать передъ нимъ свое платье, и въ сотый разъ не узналъ своей шинели, хотя въ сотый разъ ужь держалъ ее у себя въ ру- кахъ; въ сотый разъ оглядывалъ и перевертывалъ ее на всѣ стороны — и все-таки никакъ не могъ уз- нать, и снова искалъ и снова не находилъ. — 432 — — Да гдѣ же она? спрашивалъ онъ самъ себя, прибавивъ къ этому нѣсколько рѣзкоевыраженіе: — да куда жь она подѣвалась, распроклятая? — Да она у васъ въ рукахъ! осмѣлился замѣтить Иванъ Самойлычъ, но осмѣлился чрезвычайно робко и мягко, какъ-будто-бы дѣлалъ страшное преступ- леніе. — Въ рукахъ? ворчалъ Бородавкинъ себѣ подъ носъ, какъ-будто и не слыхалъ, что замѣчаніе ис- ходило со стороны Ивана Самойлыча: — а кто ее знаетъ! можетъ, и въ рукахъ! Вотъ какъ не нужно ее, распроклятую — такъ и лѣзетъ, такъ и лѣзетъ! глаза колетъ' а какъ нужда — тутъ ея инѣтъ! Право, такъ! Хитеръ, лукавь нынъче сдѣлался народъ! Ну, полѣзай! да полѣзай же, тебѣ говорятъ! — Да когда же все это кончится? спросилъ Ми- чулинъ.. Бородавкинъ» пристально взглянулъ на него и от- вернулся. — Чѣмъ же я виноватъ? посудите сами! Вѣдь я ничего, право, ничего..... Бородавкинъ не отвѣчалъ. — Да чѣмъ же все это кончится? снова вопіялъ Иванъ Самойлычъ. — Ты садись! проговорилъ Бородавкинъ лакони- чески. — Посудите сами, почтеннѣшпій! вѣдь я, просто, такъ... за что жь? — Ты, братъ, совсѣмъ, какъ малый ребенокъ! возразилъ Бородавкинъ: — ничего ты не понимаешь, никакого порядка! Ну, чего ты хнычешь? садись? — 433 — — Да посудите же сами, голубчикъ... вѣдь я че- ловѣкъ образованный... — Образованный! ну, какой же ты образован- ный, коли порядковъ не знаешь, набольшему согру- билъ? А образованный! да ты садись, а я съ то- бой и говорить -то не буду, и слушать-то тебя не хочу ! И Бородавкинъ погрузился въ размышленія. — Вѣдь мнѣ, братъ, — вотъ что! сказалъ онъ подобно Мазулѣ, подумавъ нѣсколько времени. Наконецъ, Ивана Самойлыча повели; проводники снова шли по сторонамъ. Вели его что-то долго, очень-долго; на дорогѣ встрѣчались разныя лица, которыя оборачивались и насмѣшливо поглядывали на блѣднаго и чуть-живаго отъ стыда героя этой повѣсти. — Должно быть — мошенникъ! говорилъ Франтъ въ коричневомъ пальто и съ столь же коричневымъ носомъ. — А, можетъ-быть, и государственный преступ- никъ! отвѣчалъ господинъ съ подозрительною фи- зіономіей, безпрестанно оглядывавшихся назадъ. — Мошенникъ ! я вамъ говорю — мошенникъ ! возразило съ жаромъ коричневое пальто: — просто, платки воровалъ! Посмотрите, что за рожа! За ни- что, изъ одного удовольствія готовъ зарѣзать чело- вѣка... у! воровская душа! Но подозрительный господинъ не угомонился и все-таки стоялъ на своемъ, что это долженъ быть важный государственный преступникъ. Много мудрыхъ рѣчей слыхалъ Иванъ Самойлычъ — 434 — во время земнаго странствія своего; много полез- ныхъ житейскихъ совѣтовъ прошло черезъ слухо- вой его органъ; но, по истинѣ, ничего подобнаго не могло даже и представить себѣ не совсѣмъ бойкое его воображеніе — тому, что изрекли уста наболь- шаго. Рѣчь его была проста и безъискусствен- на, какъ сама истина, а между тѣмъ не лишена и нѣкоторой соли, и съ этой стороны походила на вы- мыселъ, такъ что представляла собою одинъ вели- чественный синтезъ, соединеніе истины и басни, простоты и украшеннаго блестками поэзіи вымы- сла. — Ахъ, молодой человѣкъ! молодой человѣкъ, говорилъ наболыпій: — ты подумай, что ты сдѣ- лалъ! ты вникни въ свой поступокъ, да не по по- верхности скользи, а сойди въ самую глубину своей совѣсти! Ахъ, молодой человѣкъ! молодой человѣкъ! II дѣйствительно, Иванъ Самойлычъ вникнулъ, и какъ-то вдругъ ему представилось, что онъ и въ самомъ дѣлѣ сдѣлалъ ужасно гнусное преступленіе. — Да ужь что жь дѣлать! отвѣчалъ онъ, внезапно подавленный могучею силою угрызеній совѣсти: — ужь это грѣхъ такой случился! ужь вы меня про- стите великодушно! право, простите! Но наболыпій быстрыми шагами заходилъ по комнатѣ, вѣроятно, придумывая, какъ бы этакъ вновь еще болѣе убѣдить своего подсудимаго и окон- чательно вызвать въ немъ пробужденіе закоснѣв- шей совѣсти. — Ахъ, молодой человѣкъ! молодой человѣкъ! сказалъ онъ, спустя нѣсколько минутъ. — 435 — И снова зашагалъ по комнатѣ. — Вы извольте сами милостиво разсудить, на- чалъ, между тѣмъ, Иванъ Самойлычъ: — вѣдь я человѣкъ благовоспитанный и одѣтъ кажется, какъ слѣдуетъ благовоспитанному человѣку, а не то, что- бы какой-нибудь мужикъ! — Ахъ, молодой человѣкъ ! молодой человѣкъ ! возразилъ наболыпій таинетвеннымъ голосомъ и по- качивая головой, какъ-будто въ одно и то же время и удивлялся неопытности Мичулина и хотѣлъ ему сообщить что-то чрезвычайно секретное: — то-то вотъ! неопытность! да вы не знаете, какія дѣла на свѣтъ: дѣлаются! да иной съ бобромъ, сударь, хо- дитъ! по-Французски, по-нѣмецки и чортъ его знаетъ еще по-каковски — а плутъ! мошенникъ, сударь! естественнѣйшій мошенникъ! Ахъ, молодой чело- вѣкъ! молодой человѣкъ! Иванъ Самойлычъ снова понурилъ голову, и снова наболыпій зашагалъ по комнатѣ. — Что же мнѣ съ вами дѣлать? спросилъ наболь- шій послѣ краткаго размышленія. — Да ужь будьте великодушны! простите! замѣ- тилъ Иванъ Самойлычъ. — Право, не знаю! истинно вамъ говорю — въ презатруднительное поставили вы меня положеніе! Съ одной стороны, и васъ жаль: думаешь, ни за грошъ пропадетъ, по неопытности своей, молодой человѣкъ! а съ другой стороны — примѣръ нуженъ, долгъ повелѣваетъ!.. наша обязанность... о, вы не знаете, что такое наша обязанность! Мичулинъ согласился, что обязанность, дѣйстви- 436 тельно, ответственная, но все-таки просилъ вели- кодушно отпустить его. — Ужь развѣ для такого дни? еказалъ набольшій въ видѣ предположенія (день былъ, повидимому, торжественный) . — Да, ужь хоть для дня-то! — Право, не знаю... дѣло-то оно такое затруд- нительное... И набольшій снова началъ шагать, все обдумы- вая, какъ бы ему выйдти изъ затруднительнаго по- ложенія. — Ну, да ужь Богъ съ вами — была не былаГ отвѣчу передъ Богомъ; ужь, видно, дѣлать нечего — нравъ у меня такой!., то есть, повѣрите ли, послѣд- нюю рубашку готовъ съ себя снять, а ближняго безъ рубашки не оставлю... нѣтъ! Иванъ Самойлычъ, съ своей стороны, отвѣчалъ, что онъ готовъ снять съ себя послѣднюю рубашку, чтобы выразить господину набольшему свою чув- ствительнѣйшую благодарность, но что ужь пом- нить оказанное благодѣяніе станетъ погробъ, будьте въ томъ увѣрены! — Что мнѣ ваша память! отвѣчалъ наболыній со вздохомъ: — что мнѣ благодарность ваша? Спокой- ствіе совѣсти — вотъ.гдѣ награда! Ахъ, молодой человѣкъ! молодой человѣкъ! IX. Незамѣченный никѣмъ пробрался Иванъ Самой- лычъ въ свою уединенную комнату. Не сказавъ 437 никому ни слова о случившемся съ нимъ проиеше- ствіи, заперъ онъ дверь и задумался, горько заду- мался... Происшествіе окончательно доконало его. А тутъ еще и лихорадка бьетъ, и мысли такія въ голову лѣзутъ... тяжко, совсѣмъ тяжко жить на свѣтѣ!.. А лихородка все бьетъ! а мысли все лѣ- зутъ, все лѣзутъ! И Мичулинъ думалъ, думалъ... пока не пришелъ къ нему рыжій, плечистый мужикъ съ огненною бородою, и не сталъ настоятельно требовать удо- влетворения; за мужикомъ кидалась на него, пока- зывая самые страшные и длинные когти, Наденька и тоже искала удовлетворенія... Иванъ Самомлычъ совсѣмъ растерялся, тѣмъ болѣе, что надъ всѣмъ этимъ хаосомъ возвышалось безконечное на безко- нечно-маленькихъ ножкахъ, совершенно-подгибав- шихся подъ огромною, подавлявшею ихъ тяжестью. Но всего обиднѣе то, что, вглядываясь въ это страшное, всепоглощающее безконечное, онъ ясно увидѣлъ, что оно не что иное, какъ воплощеніе того же самаго страшнаго вопроса, который такъ му- чительно и настойчиво пыталъ его горькую участь. И въ-самомъ-дѣлѣ, безконечное такъ странно и двусмысленно улыбалось, глядя на это конечное су- щество, которое подъ Фирмою «Иванъ Самойловъ Мичулинъ», пресмыкалось у ногъ его, что бѣднын человѣкъ оробѣлъ и потерялся въ конецъ... — Погоди же, съиграю я съ тобой штуку! гово- рило безконечное, подпрыгивая на упругихъ нож- кахъ своихъ: ты хочешь знать, что ты такое? из- воль: я подниму завѣсу, скрывающую отъ тебя 28 — 438 — таинственную дѣйствительноеть. — смотри и лю- буйся! II действительно, разомъ очутился Мванъ Самой - лычъ въ пространствѣ и во времени, въ совершен- но-неизвѣстномъ ему гоеударствѣ, въ совершенно- неизвестную эпоху, окруженный густымъ и непро- ницаемымъ туманомъ. Вглядываясь, однакожь, п ри- стал ьнѣе, онъ не безъ удивленія замѣтилъ, что изъ тумана вдругъ начинаетъ отдѣляться безчисленное множество колоннъ, и что колонны эти, принимая къ верху все болѣе и болѣе наклонное положеніе, соединяются наконецъ въ одной общей вершинѣ и составляютъ совершенно правильную пирамиду. Но каково же было изумленіе бѣднаго смертнаго, когда онъ, подойдя къ этому странному зданію, уви- дѣлъ, что образу ющія его колонны сдѣланы вовсе не изъ гранита, или какого-нибудь подобнаго мине- рала, а всѣ составлены изъ такихъ же людей, какъ и онъ, только различныхъ цвѣтовъ и оормъ, что, впрочсмь, сообщало всей пирамидѣ пріятный для глазъ характера разнообразія. II вдругъ замелькали ему въ глаза различный знакомы я лица: вонъ и Веобахтеръ, философіи кан- дидатъ, съ гитарою въ рукахъ, вращающійся без- сознательно въ одной изъ колоннъ; вонъ и занимаю- щиеся литературою Ваня Мараевъ, мужчина стат- ный и красивый, но съ нѣсколько-пьяными глазами; и всѣ эти знакомыя лица такъ низко стоятъ, такъ безсознательно, безлично улыбаются, завидѣвъ Ива- на Самойлыча, что ему стало совѣстно и за нихъ и даже за самого себя, что могъ онъ водить зна- — 439 — комство съ такими ничтожными, нестоющими плеп- ка людьми. — А что, если и я... подумалъ онъ, да и не до- думалъ, потому-что мысль его замерзла на полови- нѣ пути: такъ испугался онъ, вдругъ вспомнивъ, что этакъ и себя можетъ, пожалуй, увидѣть въ не- совсѣмъ затѣйливомъ положеніи... И какъ нарочно, огромная пирамида, до-тѣхъ- поръ показывавшая ему, одну за другою, всѣ свои стороны, вдругъ остановилась. Кровь несчастнаго застыла въ жилахъ, дыханье занялось въ груди, голова закружилась, когда онъ увидѣлъ въ самомъ низу необыкновенно-объемистаго столба такого же Ивана Самойлыча, какъ и онъ самъ, но въ такомъ бѣдственномъ и странномъ положеніи, что глазамъ не хотѣлось вѣрить. И дѣйствительно, стоявшая передъ нимъ масса представляла любопытное зрѣ- дище: она вся была составлена пзъ безчисленнаго множества людей, одинъ на другаго насаженныхъ, такъ-что голова Ивана Самойлыча была такъ изу- родована тяготѣвшею надъ нею тяжестью, что ли- шилась даже признаковъ своего человѣческаго ха- рактера, а часть, называемая черепомъ, даже обра- тилась въ совершенное ничтожество и была окон- чательно выписана изъ наличности. Вообще, во всей Фигурѣ этого страннаго, миѳическаго Мичулина выражался такой умственный пауперизмъ, такое нравственное нищенство, что настоящему, издали наблюдающему Мичулину сдѣлалось и тѣсно и тяж- ко, и онъ съ силою устремился, чтобы вырвать сво- его страждущаго двойника изъ-нодъ гнетущей его — 440 — тяжести. Но какая-то страшная сила приковывала его къ одному мѣсту, и онъ, со слезами на глазахъ и гложущею тоскою въ сердцѣ, обратилъ взѳръ свой выше . II чѣмъ выше забирался этотъ взоръ, тѣмъ окон- ченнѣе казались Ивану Самойлычу люди .... Онъ самъ теперь чувствовалъ, какъ страшная тя- жесть давила его голову; онъ чувствовалъ, какъ, одно за другимъ, пропадали тѣ качества, которыя дѣлали изъ него человѣческій образъ... Холодный потъ обливалъ его тѣло; дыханіе замерло въ груди; волосы, одинъ за другимъ, шевелились и вставали; весь организмъ трепеталъ въ паническомъ ожида- ніи чего-то неслыханнаго... Онъ сдѣлалъ отчаянное, непомѣрное усиліе, и... проснулся. Вокругъ постели его въ глубокомысленномъ без- молвіи стояли всѣ жильцы Шарлотты Готлибовны. Первымь предметомъ. особенно поразившимъ его отяжелѣвшіе отъ сна глаза, была Наденька Ручки- на, та самая гордая и непоколебимая Наденька, ко- торая столько разъ говорила ему, что ужь если она что сказала — такъ ужь сказала, и слова своего не перемѣнитъ ни въ жизнь, и которая въ настоящую минуту сидѣла на его постели и заботливо укуты- вала ему ноги. Это отрадное явленіе въ одну мину- ту такъ поглотило все его вниманіе, что онъ забылъ все окружающее; въ душѣ его вдругъ мелькнуло нѣчто похожее на миражъ, и въ воображеніи неза- мѣтно начала рисоваться тихая, но полная счастія семейная жизнь съ любящею и любимою женою, съ — 441 — ненаглядными дѣтьми... Онь ужь хотѣлъ-было ве- село и бодро вскочитъ еъ постели, чтобъ поцало- вать эти розовыя губки, самыя розовыя, какія толь- ко возможно встрѣтить на цѣлой поверхности зем- наго шара, и потомъ, ловко подмигнувъ однимъ гла- зомъ и посмотрѣвъ подъ постель сперва съ одной, а потомъ и съ другой стороны, тутъ же сказать, какъ и подобаетъ ласковому отцу семейства: «а куда спрятался этотъ плутъ-мальчикъ Коко, или эта хитрая дѣвочка Варенька...»; все это уже мель- кнуло-было въ душѣ Ивана Самойлыча, какъ вдругъ глазамъ его представилась дѣйствительность — дѣй- ствительность самая нагая и безотрадная, какую только можно было себѣ вообразить; бднимъ словомъ, действительность, составленная изъ Шарлотты Гот- либовны, Ивана Макарыча, господина Беобахтера и Алексиса Звонскаго. — А мы-было думали, что тебѣ ужь того... кара- чунъ пришелъ! заревѣлъ какъ изъ бочки сиплый басъ друга и пріятеля Ивана Макарыча надъ са- мымъ ухомъ Мичулина. — Да, именно ми думаль, што вамъ ужь савсѣмъ карачунъ, отозвалась тощая Фигура Шарлотты Гот- либовны, томно опираясь на мощное плечо Пере- жиги. — Смотря на васъ въ эту минуту, я понялъ, на- конецъ, загадку жизни! Я видѣлъ блѣдную смерть, махающую неумолимымъ лезвеемъ косы своей... О, это была страшная, торжественная минута! Мнѣ представлялась эта блѣдная смерть... раШ(іа тогя... вы читали Горація, Иванъ Самойлычъ? — 442 — Такъ проговорилъ свое привѣтствіе гоеподинъ Беобахтеръ, но проговорилъ его такимъ сладкимъ и пріятнымъ голосомъ, какъ-буд то-бы дѣло шло о вещи самой обыкновенной. — Да, мы думали, что вы ужь еовсѣмъ умерли! отозвался съ своей стороны апатически-лакониче- скііі Алексиев. Иванъ Самойлычъ благодарить сосѣдей за уча- стие, говорилъ имъ, что онъ еще совершенно живъ, въ доказательство чего и начиналъ-было подни- маться съ постели. Но онъ не могъ^ голова его го- ркла, въ глазахъ было мутно, силы ослабли, и какъ ни сгара лея онъ казаться бодрымъ и свѣжимъ, а ионеволѣ должёнъ былъ снова опуститься на по- душку. — Благодари, орать, Вога, что ты еще не око- лѣ.і ь и что гутъ не было квартальнаго надзирателя! заревѣлъ снова 1 1 пан ь Макарычъ и протянулъ ужь руку, чтоб ъ ударить болвнаго, въ знакъ сочувствия, по плечу, и непременно ударил ь бы, еслибъ не удержала его Наденька. — Квартальный надзиратель? прошепталъ Иванъ Самойлычъ едва внятнымъ голосомъ. — А что, развѣ я что-нибудь... того? — Да, брать; ужь извѣстно... того. — О, ви очень вольна мисль дѣлалъ! прервала Шарлотта Готлибовна. — То-есть, просто, донеси я или кто нибудь дру- гой, просто, найдись какая-нибудь этакая шельма, хриетопродавецъ — озолотятъ, ей-Богу, озолотятъ! Не будь я Иванъ Пережига!., ну, а тебя, извѣстно, — 443 — на казенную квартиру съ отопленіемъ и освѣще- ніемъ... ха, ха, ха! Такъ ли, Шарлотта Готлибовна? — О, ви очень любезни кавалиръ, Иванъ Ма- карвичъ. — Да, это ужасно! быть закованнымъ въ тяже- лый цѣпи, осужденнымъ на вѣчную тьму, вѣчно видѣть одно и то же сухое и прозаическое лицо темничнаго стража, слышать, какъ капля по каплѣ вытекаетъ ваша жизнь!., о, это ужасно!., сказалъ господинъ Беобахтеръ, особенно нѣжно напирая на слова: «капля по каплѣ». : — Ужь какъ пошелъ, брать, по мечтанію, снова замѣтил ъ Иванъ Макарычъ: — да началъ выверты- вать въ головѣ разныя этакія штуки, такъ тутъ ужь, братъ, адье монъ плезиръ, пиши пропало Вотъ я про себя скажу: я въ жизнь свою никогда не мечталъ, а ноди-тко, поищи другаго такого мо- лодца... Шарлотта Готлибовна зардѣлась. — Ну, такъ что жь ты не встаешь? иродолжалъ онъ, обращаясь къ Мичулину и сильно тряся его за руку: — не спать же въ-самомъ-дѣлѣ цѣлый день! Не бойсь, раскисъ, укачали тебя домовые-то? Эка баба! просто, даже смотрѣть на тебя противно! Но Иванъ Самойлычъ молчалъ; блѣдный какъ полотно лежалъ онъ безъ всякаго движенія на по- стели; пульсъ его бился слабо и медленно; во всемъ существѣ своемъ ощущалъ онъ какую-то небыва- лую, болѣзненную слабость. Наденька Ручкина наклонилась къ нему и, взявъ его за руку, спросила, не нужно ли ему чего-нибудь, — 444 — что онъ чувствуетъ, и такъ далѣе, какъ обыкно- венно спрашиваютъ сердобольныя молодыя дѣ- вушки. — Я не знаю... мнѣ больно! чуть слышно отвѣ- чалъ Иванъ Самойлычъ: — мнѣ очень больно... — А! не бойсь, и языкъ развязался, ревѣлъ между тѣмъ Пережига: — не бойсь , расшевелился, какъ женскій-то полъ подошелъ ! — Оставьте меня... я болѣнъ! шепталъ Иванъ Самойлычъ умоляющимъ голосомъ. — Да, и въ-самомъ-дѣлѣ, пусть его тутъ бабится! Милости просимъ, господа, ко мнѣ! Иванъ Самойлычъ остался одинъ-на-одинъ съ На- денькой: глаза его неподвижно были устремлены на нее; блѣдное, худое лицо выражало непереносное страданіе; медленно взялъ онъ ея руку и долго-дол- го прижималъ къ губамъ своимъ. — Наденька ! добрая ! сказалъ онъ прерываю- щимся голосомъ: — поцалуй меня... въ первый и въ послѣдній разъ!.. Наденька изугиилась. Но свойственной ей подозри- тельности, она начала ужь-было смекать, что все это не даромъ, что все это штука, что онъ хочетъ только усыпить ея бдительность* но когда она взгля- нула на это изможденное лицо, на эти глаза, обра- щенные къ ней съ мольбою и ожиданіемъ, ей вдругъ стало какъ-то совѣстно своихъ подозрѣній* малень- кому сердцу ея сдѣлалось и тѣсно и неловко, а при- томъ и слеза, самая миньятюрная, крохотная слеза, какъ-то совершенно-нечаянно навернулась на глаза и упала съ ея глазъ на раскрытую грудь Мичулина. — 445 — Дѣлать нечего, Наденька отерла слезу, наклони- лась и поцаловала больнаго. Лицо Ивана Самойлы- ча улыбнулось. — Что это съ вами, Иванъ Самойлычъ? спросила Наденька: — вѣрно вы простудились? — Охъ, нѣтъ! это все то... все по тому дѣлу... помните, по которому я къ вамъ приходилъ? — А что, развѣ оно важное какое-нибудь дѣло, что такъ разстроило васъ? — Да; оно, знаете... дѣло капитальное!.. А какъ мнѣ больно-то, больно-то, еслибъ вы знали ! Наденька покачала головкой. — Не послать ли за лекаремъ, Иванъ Самойлычъ? — За лекаремъ?.. да, оно бы не худо! можетъ, что нибудь и прописалъ бы... а, впрочемъ, зачѣмъ? вѣдь дѣла-то онъ мнѣ все-таки не объяснить!... нѣтъ, не нужно лекаря! — Да, по-крайней-мѣрѣ, онъ помогъ бы вамъ, Иванъ Самойлычъ. — Нѣтъ, ужь это пустое дѣло, Наденька, самое пустое! я вамъ говорю, я знаю... Оно, можетъ статься, и поможетъ, да толку-то въ этомъ что бу- детъ! Ну, выздоровлю... а потомъ-то?... нѣтъ, не надо лекаря... Наденька молчала. — Да, къ тому же, лекарю-то вѣдь нужно де- негъ; къ бѣдному хорошій-то и пойдти не захочетъ... вотъ оно что! а какой попадется-то — Христосъ съ нимъ! только измучитъ... лучше ужь такъ уме- реть! Въ это время дверь съ шумомъ отворилась и въ — 446 — комнату ввалилась дебелая Фигура Пережиги съ штофомъ въ одной и рюмкою въ другой рукѣ. — А вотъ, хвати-ко, друже, бальзамчику! ревѣлъ знакомый Иванъ Самойлычу голосъ: — это, братъ, знаешь какъ душу отведетъ, ей-Богу, отведетъ!.. А умрешь, такъ, видно, такъ ужь оно быть должно, видно, такъ ужь и Богу угодно! ну-ка, выпей. Да не морщись же, баба! II Мпчулипь еъ ужасомъ нидѣлъ, какъ дрожа- щая и невѣрная отъ частыхъ жертвъ Иахусу рука Пережиги заполняла рюмку жгучимъ какъ огонь соетавомъ, заключавшимся въ граФинѣ. Онъ на- чал ъ-было отказываться, говорилъ, что ему легче, что оігь слава Богу, но тщетно: рюмка была уже налита, да притомь же и Наденька своимъ мягкимъ голоскомъ убѣждала его попробовать , авось-де- скать отъ этого немного и полегчитъ ему. Не пере- водя духу, выпила. Иванъ Самойлычъ поданную водку и почти безъ чувствъ упалъ на постель. — Эка водка! эка воръ-водка! говорилъ ' между - тѣмъ другъ и пріятель Иванъ Макарычъ, глядя на искаженное конвульсіями лицо Мичулина: — экъ ее забираетъ, экъ забираетъ! у, бестіанская водка! еще какъ онъ не захлебнулся! право, такъ! живучъ, живучъ! а вѣдь въ чемъ душа держится! И Пережига съ самодовольною улыбкою любо- вался изнеможеніемъ и страданіями Ивана Самой- лыча, какъ-будто хотѣлъ сказать ему: — «а что, братъ! задалъ я тебѣ задачу? поемотримъ, какъ-то ты изъ ноя выпутаешься... а живучъ! живучъ!» Дѣйствительно, выпутаться было ужь довольно — 447 — трудно. Наденька побѣжала у а докторомъ и вскорѣ привела какого-то нѣмца нѣсколько навеселѣ, без- престанно нюхавшаго табакъ и плевавшаго во всѣ стороны. Лекарь подошелъ къ больному, долго и съ напряженіемъ щупалъ ему пульсъ, какъ-будто хо- тѣлъ провертѣть у него въ рукѣ диру, и покачалъ головой* велѣлъ высунуть языкъ, осмотрѣлъ и тоже покачалъ головой* потомъ понюхалъ табаку, снова пощупалъ пульсъ и пристально осмотрѣлъ языкъ. — 8сп1есМ, сказалъ докторъ въ раздумьи. — Что жь? есть ли какая-нибудь надежда? спро- сила Наденька. — О, никакой! и не полагайте! а, впрочемъ, под- нимите паціенту голову... Голову подняли. — Гм, никакой надежды! ужь вы повѣрьте, я ужь знаю!... вы давали ему что-нибудь? — Да, Иванъ Макарычъ д аваль ему водки. — Водки? ясЫесМ, яеЬг ясЫесЬт... а есть у васъ водка? — Не знаю; спрошу у Ивана Макарыча. — Нѣтъ, не нужно: я такъ, болѣе изъ любопыт- ства... а, впрочемъ, ужь если есть, такъ отъ-чего и не выпить? Наденька вышла и минутъ черезъ пять вороти- лась съ граФиномъ. — Водка очень-часто здорово, а очень-часто и вредно, глубокомысленно замѣтилъ медикъ. — Что жь, умереть что ли надобно? робко и едва слышно спросилъ Иванъ Самойлычъ. — 448 — — Да ужь это будьте покойны! умрете, непре- мѣнно умрете! — А скоро? снова спроеилъ больной. — Да этакъ часа черезъ два, черезъ три надо будетъ... Прощайте, почтеннѣйшій; желаю вамъ покойной ночи1 Однако ночь была неспокойна. По-временамъ больной, действительно, засыпалъ, но потомъ вне- запно вскакивалъ съ постели, хваталъ себя за го- лову и жалобнымъ голосомъ спрашивалъ у Надень- ки, куда дѣвался его мозгъ, зачѣмъ сдавили у него душу, и пр. На это Наденька отвѣчала, что головка его цѣла, — слава Богу, а вотъ-молъ не хочется ли ему выпить ромашки — такъ ромашка есть. И онъ бралъ чашку въ руку и безпрекословно выиивалъ ромашку. На другой день къ обѣду, ему сдѣлалось какъ- будто и полегче: 'онъ былъ спокоенъ и хотя очень слабъ, но могъ однакоже говорить. Онъ бралъ у Наденьки руки, прижималъ ихъ къ сердцу, цало- валъ ихъ, прижималъ къ глазамъ, ко лбу, и пла- калъ... тихими, сладкими слезами плакалъ. И Наденькѣ съ своей стороны тоже было жаль его. Впервые она какъ-будто поняла, что въ ея гла- захъ умираетъ человѣкъ, что этотъ человѣкъ лю- билъ ее, а она жостко и непріязненно оттолкнула его отъ себя. Кто знает ь, что причиною этой смер- ти? Кто знаетъ, можетъ-быть, онъ былъ бы и здо- ровъ и веселъ, если бы... о, если бы ты взглянуло, доброе, чудное существо, взглянуло глазами состра- данія и сочувствія на это обращенное къ тебѣлицо! 449 если оы ты могло уронить хоть одинъ лучъ люови на эту бѣдную , истерзанную горемъ и нуждою душу! о, если бы это было возможно! — Послушайте, говори лъ, между тѣмъ, Иванъ Самойлычъ, взявъ ее за руку: — вы забудьте, что я надоѣдалъ вамъ, что я оскорблялъ васъ Оно, конечно, я много и много виноватъ, да вѣдь что жь дѣлать? вѣдь я одинъ, Наденька, совсѣмъ одинъ Вѣдь я же не виноватъ, что не красивъ и не ученъ, что же мнѣ съ этимъ дѣлать? Разумѣется, и вы не виноваты, что не могли любить меня... Больной съ трудомъ перевелъ дыханіе, грустно посмотрѣлъ онъ въ лицо Наденьки, но Наденька молчала и, опустивъ глаза, смотрѣла въ землю. — Думается мнѣ однакожь, снова началъ Иванъ Самойлычъ слабымъ голосомъ : — что еслибъ съ дѣтства... въ то время, когда и кровь-то въ насъ тепла, если-бъ въ то время, не положили меня подъ прессъ да не заковали, такъ, можетъ, и вышло бы что нибудь изъ меня... Воспитали-то меня такъ, что ни къ чему не годенъ я сдѣлался... съ дѣтства такъ вели, какъ-будто и цѣлый вѣкъ долженъ былъ малоумнымъ остаться, да на помочахъ ходить Вотъ какъ пришлось трудоіиъ кусокъ себѣ добыть — и негдѣ и не чѣмъ... Да и тутъ, право, не знаю, винить ли мнѣ кого-нибудь... отецъ мой человѣкъ стараго вѣка и необразованный, мать — тоже: они не виноваты, что не видали... — А можетъ-быть я и самъ во всемъ виноватъ, продолжалъ онъ чрезъ минуту: — потому что вѣдь Богъ далъ мнѣ волю, а я дѣйствовалъ какъ грубое — 450 — животное!.. Да, я виноватъ. да и не передъ собою однимъ виноватъ, а еще и Богу отвѣтъ дамъ, что допустилъ такъ насмѣятьея надъ собою... А впро- чемъ, и тутъ опять-таки еще Богъ знаетъ, могъ ли бы я что нибудь сдѣлать одинъ. И снова умолкъ ІІванъ Самойлычъ, и снова, по- тупивъ глазки, ничего не отвѣчала Наденька. — Такъ вотъ такъ-то, Наденька! продолжалъ больной: — часто мы и сами во всемъ виноваты, а другихъ вишімъ! Вотъ это-то дѣло, оно-то и сгубило меня, Наденька! въ немъ-то именно и смерть моя! а совсѣмъ не въ томъ, будто-бы я простудился... Простудиться можетъ тѣло, простуду можно выле- чить, а вотъ какъ душа-то больна, какъ сердце-то ноетъ да стонетъ, вотъ тогда-то страшно, Наденька! не дай Богъ, какъ страшно!.. Онъ замолчалъ; Наденька задумчиво опустила го- ловку и долго о чемъ-то размышляла. Думалось ли ей, что, дѣйствительно, самъ виноватъ Иванъ Са- мойлычъ въ томъ, что дозволилъ обстоятельствамъ до такой степени лишить себя всякой бодрости, или она оправдывала его тѣмъ , что обстоятельства все-таки обстоятельства, какъ ни борись противъ нихъ... Это ли, другое ли ей думалось, дѣло въ томъ, что какъ-то грустно, необычайно-грустно сдѣлалось бѣдной дѣвушкѣ. Можетъ-быть, къ этимъ мыслямъ присоединилась другая, не менѣе горькая и безвы- ходная мысль — мысль еясобственнаго безотраднаго, чреватаго лишеніямии трудомъбудущаго, та мысль, — 451 — что и она находится въ подобномъ же положеніи и она должна бороться... вѣчно и упорно бороться!... И она забыла и об ъ Иванѣ Самоилычѣ, и объ апа- тичееки-лаконическомъ Алексиев; въ воспоминаніи ея вдругъ мелькнула деревенская избушка, старый господскій домъ, запущенный садъ съ поросшими травою дорожками, рѣка, вяло и какъ -будто нехотя катившая свои сонным волны въ какое-то далекое, невѣдомое государство; стая утокъ, апатически по- лоскавшаяся въ водѣ; толпа грязныхъ и оборван - ныхъ ребятишекъ, столь же апатически копавшаяся въ грязи и навозѣ... Но все это такъ живо, такъ быстро воскресло въ ея памяти, такъ быстро, одинъ за другимъ смѣнядись — и сосновый, синѣющій вдали лѣсъ, и вспаханныя борозды нолей, и старая дере- вянная церковь... Лучше ли ей было тогда? лучше ли, чище ли сама она была въ то врема?.. .Іучше ли было бы, если бы вдругъ, по какому-нибудь волшеб- ному случаю, ей снова пришлось воротиться къ этой давно прошедшей, давно ужь изгладившейся изъ па- мяти жизни?.. А между- тѣмъ на дворѣ ужь и смерилось; въ комнатѣ тихо, ни шороха, ни звука; Наденька по- думала, что Иванъ Самойлычъ заснулъ и вознамѣ- рилась идти въ свою комнату. Но передъ уходомъ, чтобы ближе удостовѣриться, действительно ли спитъ больной, она наклонилась къ нему и начала прислу- шиваться къ его дыханію. Но дыханія не было слыш- но... Она взяла его за руку, — рука была холодна... Наденькѣ сдѣлалось страшно. Въ первый разъ въ жизни была она одинъ-на -одинъ съ мертвымъ чело- — 452 — вькомъ... а притомъ неподвижные глаза покойника такъ и смотрѣли, такъ и смотрѣли на нее, какъ- будто хотѣли сконфузить бѣдную, будто упрекали ее за какое-то страшное преступленіе... Съ неволь- нымъ чувствомъ содроганія набросила она поскорѣе на лицо усоншаго одѣяло и выбѣжала изъ комнаты. Черезъ пять минутъ, всѣ нахлѣбники Шарлотты Готлибовны, и въ числѣ ихъ сама она подъ руку съ Иваномъ Макарычемъ, явились на поклонъ къ по- койнику. Толковъ было много ; нѣкоторые даже сомнѣвались, точно ли умеръ Иванъ Самойлычъ. А Иванъ Макарычъ даже рѣшительно утверждалъ, что это все вздоръ, что го с поди нъ Мичулинъ не можетъ умереть, потому что вчера еще далъ онъ ему та- кого лекарства, отъ котораго и мертвый изъ гроба встанетъ. — Надо вамъ сказать, господа, говорилъ онъ, обра- щаясь къ присутствующимъ: — что на свѣтѣ иногда чудныя бываютъ штуки! Съ пьяну что-ли это де- лается, а вдругъ человѣкъ ни пошевельнется, ни моргнетъ — а между-тѣмъ живъ и все слышитъ, что вокругъ него дълается!... Я вамъ говорю, господа, что бывали даже примѣры, что и въ землю зары- вали живыхъ... Но для того, чтобъ окончательно убѣдиться, точно ли умеръ Иванъ Самойлычъ и имѣть право разви- вать свои познанія на счетъ заживо-погребенныхъ, любознательный Пережига подошелъ къ нему по- ближе, потрясъ его за носъ — носъ былъ холодный, приложилъ руку ко рту — дыханія не оказалось. — А кто его знаетъ! можетъ-быть, и въ-самомъ — 453 — дѣлѣ умеръ! сказалъ онъ съ убійственнымъ равно- душіемъ, отходя отъ бездушнаго трупа: — и водка не спасла тебя, бабья душа! И хорошо, братъ, сдѣ- лалъ, что умеръ! Однакожь, такъ какъ Мичулинъ не имѣлъ совер- шенно-никакихъ родственниковъ, ни знакомыхъ, то Шарлотта Готлибовна почла нужнымъ послать за полицейскимъ чиновникомъ, напередъ пересмотрѣвъ всюду, не имѣется ли чего цѣннаго. Но цѣннаго оказалось всего только поношенный сюртукъ, да изъ бѣлья кое-что. Вслѣдствіе такой бѣдности ка- питаловъ, всѣ нахлѣбники тутъ же рѣшились сдѣ- лать складчину , чтобъ приличнымъ христіанину образомъ похоронить своего собрата. Полицейскій чиновникъ не заставилъ долго ждать себя. Малый онъ былъ нрава веселагои вообще лю- билъ при удобномъ случаѣ пошутить , не выходя впрочемъ изъ предѣловъ благопристойности о, ни-ни, какъ это возможно! — Скажите, пожалуйста! началъ онъ, когда объ- яснили ему причину его призыва: — такъ вотъ-съ какое странное надъ вами стряслось дѣло! Ну-съ, дѣлать нечего! приступимъ къ освидѣтельствованію, посмотримъ, не окажется ли какихъ боевыхъ и на- сильственныхъ знаковъ! Шарлотта Готлибовна знала, что господинъ чи- новникъ изволитъ шутить; поэтому нисколько не смутилась, а только сказала ему съ самою очарова- тельною улыбкою: — О, ви очень любезный кавалиръ, Деметрій Осипичъ! 29 — 454 — — Да-съ! ужь этого, изволите видѣть, и законъ требуетъ, а я орудіе, ничего, какъ ничтожное ору- діе... Да-съ, іюсмотримъ, поемотримъ... а можетъ- быть, его и отравили?... Ха-ха-ха! можетъ-быть, у него и деньги были, мнльонщикъ былъ, ха-ха-ха! II веселые Дмитрій Осипычъ заливался добро- душнымь п звонкимъ хохотомъ. Осмотрѣвъ гііло Ивана Самоп.іыча и удостовѣ- рившиеь, что отравы или удавленія гутъ нѣтъ ни- какпхъ, добродушный Дмитрій Осипычъ изъявилъ желаніе ос вѣ долиться объ нмуществѣ покойнаго. — Ну. давайте же аамъ ихъ сюда, давайте намъ мильоны-тоі говорилъ онъ съ обычной своей весе- лостью: — вѣдь неравно наел ѣд ники будутъ, ха- ха-ха!.. Э! продолжалъ онъ, перебирая пожитки умершаго: — да у него цѣльіхъ шесть рубахъ было! и ФуФапка теплая... а умерь! Скажите же пожалуйста, господа, обратился онъ къ присутствующими — что жь бы это за при- чина была такая, что вотъ жилъ-жидъ че.ювѣкъ, да вдругъ и умерь?.. — То-есть, вы хотите узнать философію смерти? замѣтилъ Беобахтеръ. — Да-съ, я, знаете, люблю иногда вечеркомъ по- заняться этакими разными мыслями, и, признаюсь, есть вещи, которыя сильно интригуютъ меня: на- примѣръ, вотъ хоть и это — жилъ-жилъ человѣкъ, да вдругъ и умерь!... Странное, очень-странное дѣло! — О, это не легко объяснить себѣ! тутъ цълая наука! отвѣчалъ господинъ Беобахтеръ : — надъ — 455 — этимъ многіе философы не мало трудились... Да, это трудно, очень трудно!., тутъ безконечное! — Что тутъ трудно! прервалъ Пережига: — труд- но, трудно! а дѣло-то очень-просто объясняется! Извольте видѣть, ужь какъ пошелъ человѣкъ по мечтанію, какъ пошло въ его головѣ разныя штуки да закорючки выкидывать, такъ ужь извѣстно — плохо дѣло! Вотъ и смерть приключилась! Какое же тутъ безконечное? что за философія ? То-то, братъ ! все съ своими выморозками лѣзешъ! Ужь я говорю, растянуться итебѣ, какъ ему! Право такъ, помяни мое слово ! — То-есть , что же вы разумѣете подъ сло- вами: а пошелъ по мечтанію?» спросилъ Дмитрій Осипычъ. — Ну, да ужь извѣстно что: скепцизмъ, батюшка, скепцизмъ одолѣлъ! вотъ что! — Гм, скепцизмъ ? еоображалъ Дмитрій Оси- пычъ:— скепцизмъ? то-есть, что же вы подъ этимъ разумѣете? — А вотъ, примѣрно, человѣкъ съ собакой идетъ: ну, мы съ вами просто такъ и говоришь, что вотъ, молъ, человѣкъ идетъ и за нимъ собака бѣжитъ, а скепцистъ: нѣтъ, говорить, это, изволите видѣть, собака идетъ и человѣка ведетъ. — Тсс, скажите! такъ; стало-быть, покойникъ быль странный человѣкъ? спросилъ Дмитрій Оси- пычъ и тутъ же съ упрекомъ покачалъ головою на Ивана Самойлыча. — Я вамъ говорю: по мечтанію пошелъ! Ужь какую онъ въ послѣднее время ахинею городилъ, - 456 — такъ хоть святыхъ вонъ понеси: и то не хорошо, и то дурно... — Тсс, скажите пожалуйста! продолжалъ Дми- трій Осипычъ, строго покачавъ головою: — а вѣдь чѣмъ была не жизнь человѣку! и сытъ былъ, и одѣтъ былъ! званіе, сударь ты мой, имѣлъ! и вотъ не усо- мнился же возроптать на Создателя своего... Честью вамъ доложу, ужь нѣтъ въ мірѣ животнаго небла- годарнѣе человѣка. Пригрѣй его, накорми его — укуситъ, непремѣнно укуситъ! Ужь такая, видно, его натура, господа! ОПАВІЕНІЕ. Стран. Гегемоніевъ 1 Зубатовъ 16 Пріѣздъ ревизора . • 37 Утро у Хрептюгина. (ДраматическііІ очеркъ) .... 88 Для дѣтскаго возраста 128 Миша и Ваня 150 Нашъ дружескій хлаыъ 170 Деревенская тишь і . . . 201 Святочный разсказъ. (Изъ путевыхъ замѣтокъ чиновника). 232 Развеселое житье. (Разсказъ) 268 Послѣ обѣда въ гостяхъ 312 Запутанное дѣло. (Случай) 330 Въ книжномъ магазинѣ СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧА, въ С. Петербургѣ, на Невскомъ проспектѣ, домъ № 24. ПРИДАЮТСЯ СЛѢДУЮЩІЯ КНИГИ: САТИРЫ ВЪ ПРОЗѢ. Сочиненіе Н. Щедрина. Спб. 1863 г. Ц. 1 р. 50 к., перес. за 2 ф. СОЧИНЕНІЯ ЛЕРМОНТОВА, приведенный въ порядокъ С. С. ДудыпіЕинымъ. 2 тома. Изд. 2-е. Спб. 1863 г. Ц. 3 р. 50 к., перес. за 3 ф. СОЧИНЕШЯ А. ООТРОВСКАГО. 2 тома. Спб. 1859 г. Ц. 3 р., перес. за 3 ф. ВЪ ПРОВИНЦІИ. М. Л. Михайлова. 2 тома. Спб. 1860 г. Ц. 1 р., перес. за 2 ф. СОЧИНЕНІЯ ТУРГЕНЕВА. Въ 4 том. М. 1860 г. Ц. 5 р.. перес. за 4 ф. ГОРЕ ОТЪ УМА. А. С. Грибоѣдова. Изд. 2-е. Спб. 1862 г. Ц. 10 к., перес. за 1 ф. СОЧИНЕШЯ Л. А. МЕЯ. Я тома. Спб. 1862 — 1863 г. Ц. 3 р., перес. за 4 ф. СТИХОТВОРЕНЬЯ А. МАЙКОВА. 2 тома. Спб. 1858 г. Ц. 2 р., перес. за 3 ф. ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ Д. В. ВЕНЕ- ВИТИВОВЛ. Спб. 1862 г. Д. 1 р. 25 к., перес. 8а 1 ф. — 2 — КУЗНЕЧИКЪ - МУЗЬІКАНТЪ. Шутка въ видѣ поэмы. Съ добавленіемъ стихотвореній за послѣд- ніе годы. Я. П. Полонскаго. Съ 25-ю политипажа- ми. Спб. 1863 г. Ц. 75 к., перес. за 1 ф. СБОРНИКЪ ПѢСЕНЪ Самарскаго края, состав- ленный В. Варенцовымъ. Спб. 1862 г. Ц. 75 к., перес. за 1 ф. КОРОЛЬ ЛИРЪ. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ Шекспира. Переводъ А. Дружинина. Спб. 1858 г. Ц. 1 р., перес. за 1 ф. СОЧИНЕНІЯ Н. А. ДОБРОЛЮБОВА. Въ 4 то- махъ. Спб. 1862 г. Ц. 5 р., перес. за 5 ф. О ЛИТЕРАТУРНОЙ ДѢЯТЕЛЬНОСТИ Н. А. Добролюбова. П. А. Бибикова. Спб. 1862 г. Ц. 50 к., перес. за 1 ф. ШЕКСПИРЪ Гервинуса. Перевелъ К. ТимофѢ- евъ. 3 выпуска. Спб. 1862 — 1863 г. Ц. каждаго вы- пуска 50 к/, перес. за 1 ф. ИСТОРІЯ ПОЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ отъ на- чала ея до настоящаго времени. Людвига Кондра- товича (Владислава Сырокомли). Переводъ съ поль- скаго О. Кузьминскаго. 2 тома. М. 1862 г. Ц. Зр., перес. за 3 ф. ВСЕОБЩАЯ ИСТОРІЯ ЛИТЕРАТУРЫ I. Шерра. Переводъ подъ редакціей- А. Пыпина. Все сочиненіе въ 3-хъ выпускахъ. Спб. 1863 г. Ц. 3 р., перес. заЗф. (на полученіе 3-го выпуска выдаетея билетъ). ' ИСТОРІЯ ВСЕОБЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХУШ в. Г. Геттнера. Томъ 1-й. (Англійская литература). Спб. 1863 г. Ц. 2 р., перес. за 2 ф. ИСТОРІЯ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ, древней и новой. Сочиненіе А. Галахова. 2 тома. Спб. 1863 г. Ц. 3 р., перес. за 4 ф. (на полученіе 2-го т. вы- дается билетъ). РУССКАЯ ХРИСТОМАТІЯ, съ примѣчаніями. Составилъ А. Филоновъ. Спб. 1863 г. Ц. 1 р., пе- рес. за 3 фц. ДѢТСКІЙ МІРЪ и Христоматія. Книга для клас- снаго чтенія. Изд. 4-е. Въ двухъ частяхъ. Соста- вилъ К. Ушинскій, Спб. 1863 г. Ц. 1 р. 50 к., пе- рес. за 2 ф. ДНЕВНИКЪ ДѢВОЧКИ. Сочиненіе С. Буташев- ской, съ предисловіемъ И. С. Тургенева. Спб. 1862 г. Ц. 50 к., перес. за 1. ф. ОТКРЫТИЕ и завоеваніе Мексики. Псторическій разсказъ для дѣтей С. Даневской (съ картою Мексики и двумя рисунками). Спб. 1863. Ц. 85 к., перес. за 1 ф. ОТКРЫТІЕ АМЕРИКИ, историческій разсказъ для дѣтей, передѣланный съ нѣмецкаго С. Данев- скою. Съ чертежемъ и картою. Спб. 1861 г. Ц. 50 к., перес. за 1 ф. РАЗСКАЗЫ ИЗЪ РУССКОЙ ИСТОРШ. С. Д. Вы- пускъ 1-й. Спб. 1862 г. Ц. 15 к., перес. за 1 ф. ИСТОРШ АНГЛІИ, Диккенса. Переводъ Анны Зонтагъ. 2 тома. М. 1861 г. Ц. 2 р., перес. за 2 ф. НАУКА ГРАМОТѢ, съ изборьникомъ для послѣ- довательнаго письма съ голосу, П. Перевлѣсскаго. Спб. 1863 г. Ц. 40 к., перес. за 1 ф. ПРЕДМЕТНЫЕ УРОКИ по мысли Песталоцци, руководство для занятій въ школѣ и дома съ дѣть- ми отъ 7 до 10 лѣтъ, изданное П. Перевлѣсскимъ. Спб. 1862 г. Ц. 1 р., перес. за 1 ф. НАЧАЛА МІРА. Сочиненіе Жуванселя. Переве- дено подъ редакціею П. А. Брюллова и А. Н. Мат- вѣева. Съ 125 политипажами. Спб. 1862 г. Ц. 1 р. 25 к., перес. за 1 ф. РУКОВОДСТВО КЪ ХИМІИ описательной и тео- ретической, В. Одлинга. Переведено съ англійскаго Ѳ. Савченковымъ. Часть 1-я. Спб. 1863 г. Ц. 1 р. 50 к., перес. за 2 ф. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТІЯ ХИМІИ, изложенный Ѳ. Савченковымъ. Спб. 1863 г. Ц. 1 р., перес. за 1 ф. ПРАКТИЧЕСКИ! КУРСЪ ФИЗИКИ, А. Гано. Перевелъ съ Французскаго Н. Бѣлый. Съ 308 гра- вюрами. Одесса. 1862 г. Ц. 3 р., перес. за 2 ф. КУРСЪ ГЕОЛОГІИ, составленный И. Леваков- скимъ. Три выпуска. Харьковъ. 1862 — 1863 г. Ц. 1-го вып. 1 р., 2-го вып. 60 к., 3-го вып 40 к., перес. за 1 ф. ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРШ МІРОЗДАНІЯ, съ нѣмецкаго перевода Карла Фогта перевелъ А. Паль- ховскій. М. 1863 г. Ц. 2 р., перес. за 2 ф. _ 4 -- ФИЗЮЛОГИЧЕСКІЯ ПИСЬМА Карла Фогта. Пе- ревели Н. Бабкинъ и С. Ламанскій. Выпускъ 1-й. Спб. 1863 г. Ц. 1р., перес. за 1 ф. ОБЩАЯ ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ насѣко- мыхъ. Сочиненіе Кэрби и Спенсъ. Перевелъ съ англійскаго А. Минъ. М. 1863 г. Д. 2 р. 50 к., перес. за 2 ф. РАСТЕНІЕ И ЕГО ЖИЗНЬ. Популярный чтенія профессора М. I. Шлейдена. Перевелъ С. А. Рачин- скій. Съ картинами. М. 1862 г. Ц. 3 р., перес. за 2 ф. ЭТЮДЫ. Популярный чтенія М. I. Шлейдена. Переводъ Я. Н. Калиновскаго. Съпортретомъ Шлей- дена. М. 1861 г. Ц. 2 р. 50 к., перес. за 2 ф. ФИЗІОЛОГИЧЕСКІЯ КАРТИНЫ. Сочиненіе Л. Бюхнера. Перевелъ съ нѣмецкаго С. А. Усовъ. М. 1862 г. Ц. 1 р. 50 к., перес. за 1 ф. ФИЗІОЛОТТЯ ОБЫДЕННОЙ ЖИЗНИ. Оочжненіе Г. Г. Люиса. Перепели Я. А. Борзенковъ и С. А. Рачинскій. Изд. 2-е. М. 1863 г. Ц. 3 р., перес. за 3 ф. ПОПУЛЯРНЫЙ ГШТЕНИЧЕСКІЯ ПИСЬМА про- фессора Ф. Эстерлепа. Ц. за все сочиненіе (три вы- пуска, вышелъ одинъ) 2 р. 1-й вып. отдѣльно — 75 к.. перес. за 1 ф. ГИПЕНИЧЕСК1Е СОВѢТЬІ МАТЕРЯМЪ. Руко- водство къ здоровому воспитанно дѣтей. Сочиненіе доктора I. К. Герлинга, врача въ Падерборнѣ. Пе- ревелъ съ нѣмецкаго съ нѣкоторыми измѣненіями и примѣчаніями Н. Свентипкій. Спб. 1862 г. Ц. 1 р.. перес. за 1 ф. КУРСЪ БОТАНИКИ А. Бекетова. Томъ 1-Й, вы- пускъ 1 и 2-й. Спб. 1863 г. Ц. каждаго выпуска 65 к., перес. за 1 ф. СТАТИСТИЧЕСКОЕ ОБОЗРѢНІЕ расходовъ на военныя потребности съ 1711 по 1825 годъ. Д. П. Журавскаго. Спб. 1859 г. Ц. 1 р. перес. за 1 ф. ВОЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО. Подполковника В. Анич- кова. Спб. 1860 г. Ц. 3 р., перес. за 3 ф. ИСТОРІЯ ВОЙНЫ 1813 года за независимость Германіи, по достовѣрнымъ источниками Сочине- ніе генерала М. Богдановича. 2 тома. Опб. 1863 г. Ц. 7 р. 50 е., перес. за 8 ф. СРАВНИТЕЛЬНОЕ ОБОЗРѢНІЕ еилъ и богат- ства европейских ъ государства Сочиненіе М. Блок- ка, Съ атласомъ. Переводъ съ Французскаго. Спб. 1863 г. Ц. 2 р. 7.5 к., перее. за 2 ф. РУКОВОД* 5ТВО къ сравнительной статистикѣ, Г. Ф. Кольба, Переведено подъ редакціею А. Кор- сака. 2 тома. Спб. 1862 г. Ц. Зр. 50 к., перес. за 3 ф. ОСНОВАНЬЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМІИ съ нѣкоторыми изъ ихъ примѣненій къ общественной философ] и. Д. С. Милля. Переводъ Н. Чернышевска- го, дополненный замѣчаніями переводчика. Томъ 1-й. Спб. 1860 г. Ц. 2 р.. перес. за 2 ф. НОВѢЙШАЯ НАЩОНАЛЬНАЯ ИСТОРЮГРА- ФІЯ въ Германіи. Англіи и Франціи. Сравнитель- ный историко-библіограФическій обзоръ, составлен- ный М. Петровымъ. Харьковъ. 1861 г. Ц. 1 р. 50 к., перес. за 1 ф. ИСТОРІЯ РЕВОЛЮЦІИ 1848 года. Гарнье-Паже. 2 тома. Спб. 1862 г. Ц. 3 р., перес. за 3 ф. ИСТОРІЯ XIX вѣка отъ времени вѣнскаго кон-/ гресса. Г. Гервинуса. Переведено подъ редакціей Му Антоновича, 6 выпусковъ. Спб. 1862-1863 г. Ц. каж- даго выпуска 75 к.; перес. за 1 ф. ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНГЙ МАКОЛЕЯ. Томы: 1. 2, 3, 4, 6, 7, 8. Спб. 1861 — 1863 г. Д. 1-го тома 2 р., остальныхъ по 1 р. 50 к., перес. каждаго тома за 2 ф. . ИСТОРІЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ВЪ АНГЛШ. Г. Т. Бокля. Томъ 1-й, части 1 и 2-я. Переводъ К. Бесту- жева-Рюмина. Спб. 1863 г. Ц. 2 р. 50 к., перес. заЗ ф. ТЫСЯЧЕЛѢТІЕ РОССІИ. Краткій очеркъ отече- ственной исторіи. Сочиненіе П. Павлова. Спб. 1863 г. Ц. 70 к., перес. за 1 ф. ОБЪ ИСТОРИЧЕСКОМЪ ЗНАЧЕНІИ царствова- I нія Бориса Годунова. Сочиненіе П. Павлова. Спб. 1863 г. Ц. 50 к., перес. за 1 ф. КУРСЪ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРШ. Доктора Георга Вебера. Переводъ съ нѣмецкаго Е. и В. Корта. 4 тома. М. 1860—1862 г. Ц. 8 р. 20 к., пер. за 7 ф. - 6 - ВОЕМІРНАЯ ИСТОРІЯ Ф. ШЛОССЕРА. 8 то- мовъ. Спб. 1861—1863 г. Ц. каждаго тома 1 р. 50 к., съ перес. 1 р. 75 к. РИМСКАЯ ИСТОРІЯ МОММСЕНА. Переводъ съ нѣмецкаго. 2 тома. М. 1858 г. Ц. 2 р. 50 к., пе- рес. за 3 ф. МАРКИЗЪ ДЕ-ЛА-ШЕТАРДИ въ Россіи 1740— 1742 годовъ. Переводъ рукописныхъ депешъ Фран- пузскаго посольства въ Петербурге. Издалъ П. Пе- карский. Спб. 1862 г. Ц. 1 р. 75 к., перес. за 2 ф. НЕКРО-ІОГЪ Ф. ШЛОССЕРА. Гервинуса. Спб. 1862 г. Ц. 50 к., перес. за 1 ф. КРАТКІЕ ОЧЕРКИ ИСТОРІИ ПОЛЬСКАГО НА- РОДА. Іохима Лелевеля. Переводъ Я. Ивановскаго. Спб. І862 г. Ц. 1 р.. перес. за 1 ф. ИСТОРІЯ НОВОЙ ФИЛОСОФЫ, Куно Фишера. Томъ 1 и 2-й. Переводъ Н. Страхова. Спб. 1862 г. Ц. каждаго тома 2 р. 50 к., перес. за 2 ф. РУССКОЕ ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО. Чтенія Д. И. Мейера, Изданныя подъ редакціею Вицына. 2 тома. Спб. 1862 г. Ц. 3 р. 50 к., перес. за 3 ф. УЧЕБНИЕЪ УГОЛОВНАГО ПРАВА. Составлен- ный В. Спасовпчемъ. Томъ Т. выпускъ 1-й. Спб. 1863 г. Ц. 85 к., перес. за 1 ф. О ТЕОРІИ судебно-уголовныхъ доказательства Публичный лекціи, читанныя въ С.-Петербургскомъ университета В. Спасовичемъ. Спб. 1861 г. Ц. 50 к., перес. за 1 ф. КУРСЪ МЕЖДУНАРОДНАГО ПРАВА профессо- ра Д. Каченовскаго. Книга первая. Харьковъ. 1863 г. Ц. 1 р.. перес. за 1 ф. О СОВРЕМЕННОМЪ СОСТОЯНІИполитическихъ наукъ на западѣ Европы и въ Россіи. Сочиненіе Д. Каченовскаго. Харьковъ. 1862 г. Ц. 1 р. перес. за 1 ф. МЕТОДЫ разработки положительнаго права и общественное значеніе юристовъ отъ глоссаторовъ до конца ХУПІ столѣтія. Изслѣдованіе А. Стояно- ва. Харьковъ. '-Шб2ѵг. Ш 1*>АоО к., перес. за 2 ф. Дозволено ценсурою. С. Петербургъ, 23 іюля 1863 г. N ОеасісІШесІ изіпд іНе Вооккеерег ргосезз. Ыеиігаіігіпд адепі: Мадпезіит Охісіе Тгеаітепі Эаіе: ^п. 2007 Рге$егѵа!іопТесЬпоІодіе5 Г» <3 А ѴѴ0В1.0 ЬЕАйЕЯ Ш РАРЕВ РВЕЗЕКѴАТІОЫ 111 ТЬотзоп Рагк Огіѵе СгапЬеггу ТоѵѵпзИір, РА 16066 (724)779-2111 Л . У • .* л* ѵ^. •^л С> Л с0"0-» <К П^ .«•' \* ч <сѵ\\\\ п^Ь. * *х . 4.* * С" , О' •*• о • О* О 'о . » - л ООВВЗ ВК05. ° ^ Ѵ*2Ш8г ** <& °<* ■в < \ о V ^ѵ, ^•> ^32084